«Самое тупое — это быть вне политики». От педиатра до командира роты «Гонор» — Александр Ябчанка

«Он спрашивает меня: "Саня, а ты стрелять умеешь?" А я говорю: "Нет, я же врач"», — вспоминает Александр Ябчанка свой первый день на войне.

Педиатр, публичный активист, участник Оранжевой революции и Революции достоинства. 24 февраля он не пошел на рабочее совещание, а собрал вещи и отправился в Киев. Сегодня педиатр Ябчанка — командир роты «Гонор» батальона «Волки Да Винчи».

В разговоре с военнослужащим и ведущим hromadske Сергеем Гнездиловым Александр Ябчанка рассказал, как останавливал грейдер на Банковой, как познакомился с «Гонором», как попал на фронт и как стал командиром.

О «Гоноре»

«Гонор» появился еще задолго до полномасштабного вторжения. «Гонор» — это позывной Ореста Квача, героя, погибшего еще в начале полномасштабного российского вторжения. Его друзья, которые вместе с ним воевали и вместе движевали в общественном активизме в начале Майдана, взяли его позывной и создали движение.

Когда началась полномасштабная война, люди, входившие в это движение, стали частью сначала добровольческого формирования, а затем — батальона «Волки Да Винчи», названного в честь Дмитрия Коцюбайло.

Как Ябчанка попал на Майдан

Все произошло действительно довольно забавно. Это был конец ноября 2013 года. Я — врач-педиатр и активист. Я пытался сделать какие-то полезные вещи для больницы, в которой работал. Это была специализированная медицинская больница, где лечили тяжелые патологии. И, конечно, не хватало всего, в том числе аппаратуры. Помню, у нас рентген-аппарат был 1976 года выпуска, старше меня.

И я проводил культурно-массовые события, целью которых было немного улучшить материально-техническое положение больницы. В рамках этой деятельности меня пригласили в Данию.

В Киеве все началось, на Майдан вышли студенты, а я — в Дании. Поехал с одной целью, а занимаюсь другим — просто с утра до ночи смотрю hromadske, потому что там — Революция.

Я рассказывал датчанам о Майдане, но еще об Оранжевом. Это для меня было вообще звездное время Украины. Правда, после Оранжевого Майдана я очень обиделся на власть и сделал, наверное, самое тупое, что можно сделает — вот это «вне политики».

«Мы же выбрали нормального Ющенко — и где наше счастье? Все, больше я вам не верю, я больше политикой не интересуюсь». Это глупая позиция, я признаю это. Благо, я понял это на Революции достоинства.

Я вернулся из Дании и собрался ехать в Киев. Но прежде проконсультировался со своей подругой о том, что мне делать.

Леся была к тому времени уже кандидатом политологических наук ЛНУ им. И. Франко. Она говорит: смотри, есть три вида сопротивления. Террористический — там эффективность 5%, насильственный — там эффективность 24%, и ненасильственный — там эффективность до 50%. Мне подходил последний.

Она пояснила, что в ненасильственном есть три важных момента: не вступать в силовую конфронтацию с силовиками, не захватывать правительственные здания и что-то еще по поводу коммуникации. Я сказал, что все понял.

О грейдере на Банковой и гранате на Грушевского

Так я поехал в Киев. Переночевал у знакомых, а утром пошел на Майдан. Это было 1 декабря, когда, по разным данным, там был миллион человек.

Что-то непонятное говорили лидеры Майдана, которые никогда лидерами Майдана не были, но они себе так думали. Из того, что они говорили, ты не понимал, что делать дальше. Вот нас миллион — класс, ощущение победы. А дальше что делаем, каковы наши действия? Там были только лозунги.

Мы пошли на Банковую. А там такое, что ненасильственный протест никак не выходит. Люди на тракторе, на грейдере едут на милицию. А я же со знаниями, что это менее эффективно, чем ненасильственный протест, стал перед тем трактором, говорю: «Нет, это ошибка!»

Там еще Положинский был, я с ним познакомился. И мы людям помешали ехать на том грейдере. Они нас потом оттягивали. Конечно, я подумал тогда, что это провокаторы.

Но что я тогда заметил. Меня могли тогда там поколотить. Но вместо этого люди меня оттащили и даже вступили со мной в дискуссию. При этом дискуссии были очень странными. Передо мной чувак в балаклаве, а я ему тру о ненасильственном протесте. Он говорит: «Слушай, ты какой-то странный. Они позавчера вас забивали в асфальт. Для меня справедливо именно это делать, если для тебя другое — иди делай другое».

И я думаю: человек со мной совсем не согласен, но он со мной дискутирует. Если это провокатор, это действительно странный провокатор. Я тогда вообще в первый раз с этой публикой познакомился. Это и был «Гонор».

Прошло полтора месяца, драконовские законы, и я понял, что эти пацаны были правы. Тогда уже я бегал по Грушевского со своим медицинским рюкзачком. Когда случалось что-то посложнее — сразу заносили в медицинские пункты.

Так началось мое непосредственное взаимодействие с этими людьми. А потом был момент, который меня фактически перевернул. Я бегаю по Грушевского, поворачиваюсь и, как сейчас помню, — катится граната ко мне, а я по инерции лечу туда. И понимаю, что она сейчас разорвется где-то под ногами просто. И между мной и той гранатой вдруг такой щит встал. Она там взрывается, чувак смотрит на меня: «Все нормально?» И погнал.

А я думаю — прикинь, это ведь чувак увидел, что летит граната ко мне, подбежал, и побежал дальше. И не то что он хотел сделать хороший перформанс — просто так у него в голове: если какой-то человек в опасности и я могу его защитить — я его защищу. Это для меня было очень важно.

О начале полномасштабного вторжения

23 февраля ребята из «Гонора» приехали во Львов и говорят: «Сань, поехали, утром война». Маляр мне это говорит. Я говорю: «Маляр, война должна была начаться уже несколько раз. У меня завтра утром совещание». Тогда у меня как раз начался контракт с серьезной международной медицинской организацией, там все по-взрослому.

Парни уехали вечером, а мы с моим другом и теми людьми, что из Львова, остались. Мы еще сидели до поздней ночи, примерно до 03:30. И я поехал домой, потому что утром совещание.

Где-то в 6 часов утра меня мама первый раз будила. Я не проснулся, потому что почти не спал. Потом второй раз будит, говорит: «Война». Я думаю — ага, точно сплю. Потом такой — все-таки не сплю. И приходит смс от Маляра: «Ну что там твое совещание?» И я ему: «Собираюсь».

Я собрался, сел в машину и думаю — ну какие пробки от Львова до Киева, я через 6 часов буду там. Но нет. Где-то вблизи Житомира первые машины начали ехать мне навстречу. Я еще им сигналил. Я здесь еду столицу защищать, а вы убегаете, едете еще по встречной.

Потом уже так целый ряд заполнен, потом — два ряда, а потом я уже ехал по обочине, и мне за это «фа-фа» стало действительно неудобно, до сих пор так. Потому что ты едешь мало-помалу и смотришь, а там люди с детьми, с животными. Видно, что люди именно убегают. И ты смотришь на взрослых — а у них безысходность в глазах, Я это хорошо помню.

В Киев я приехал уже ночью. А утром, часов в 11, заехал на базу. Мне дали автомат. И Филя спрашивает: «Саня, а ты стрелять умеешь?» Я говорю: «Нет, я же врач». Он говорит: «Ладно, научишься». И научился.

О собратьях и службе в батальоне

Я попал к легендарным людям. Маляр — это один из символов Майдана. Филя — это легендарный лидер движения «Гонор». И, конечно, когда попадаешь в такую среду, ты уже не можешь «дать заднюю».

Конечно, сначала я был немного потерян. Из медицины у меня были необходимые скилы и для оказания помощи, и для лечения. Потому что это польза, которую я понимал.

Первые несколько месяцев, пока мы были «группой "Гонор"», я понимал свою необходимость. Мне нужно было наладить систему эвакуации и быть терапевтом для этих людей. Две простые задачи — и я с этим справился.

А когда мы попали в батальон Да Винчи, я растерялся. Увидел там медицинскую службу «Ульф» и понял, что там я ничего лучше не сделаю. Там все работает как часы.

Так я начал учиться летать на «мавике». И дальше с мая 2022 по март 2023 года моей основной работой была аэроразведка. А потом я пошел на повышение и стал пехотинцем. Это незабываемо было.

У меня есть по этому поводу история. Лето, вероятно, июнь-июль, район Богородичного, Донецкая область. Это было крайнее село, которое захватил враг. И там были очень жесткие бои. У них тогда было еще звездное время по артиллерии, соотношение 1:10. И мы там летали, тогда еще ночных не было, соответственно, основная война все-таки была днем.

Ты едешь мимо наших позиций, и там всегда стоит кто-то из пехоты — аккуратный, что я заметил, — и пьет кофе. Но грязный от пыли. И мне так совестно было. Я все же вечером поеду, приму душ, лягу спать. А он здесь. У меня было ощущение, что я делаю недостаточно по сравнению с пехотой, которая держит позиции.

И вот март 2023-го. Сижу в блиндаже, который называется «жмуром», по косточки в болоте, нас нон-стоп кроют из всего, что там было. Очередная атака, только отбили, курю сигарету, думаю: «Ну что, моралист. Теперь ты делаешь достаточно? Теперь не ной». И я не ною, я горжусь, правда.

О тактике врага и войне роботов

Линия держится на пехоте. На ДШВ, которые держат позиции. При всем уважении ко всем силам обороны, она держится на плечах людей, которые сидят на том «нуле».

Поэтому у нас сейчас ключевая задача — помочь им там сидеть. Хотя бы для того, чтобы они туда не тащили все руками, чтобы они были максимально закрыты в блиндажиках, чтобы всю логистику, всю эвакуацию, разведку, доразведку, минирование, разминирование, огневое поражение, радиоэлектронную борьбу, радиоэлектронную разведку делали роботы. Это должно делаться уже другим способом. Это сейчас моя ответственность.

На сегодняшний день штат батальона «Волки Да Винчи», в составе которого есть рота наземных роботизированных комплексов, — на рассмотрении у командования. Несомненно, такая дискуссия в обществе есть. К тому же создан специальный род войск, что очень круто. Просто нам нужно задуманное реализовать.

Украинцы придумали использовать свадебные дроны в войне. FPV-дроны тоже мы придумали. Но беда в том, что авторитарный режим, тем более тоталитарный, в который сейчас превратилась россия, имеет другое преимущество: там все решает один человек, и там нет правил, процедур и т.д. Вот им сказали «наделать» FPV-дронов — они их «наделали».

То же самое нас ждет с роботами. С тех пор, когда россияне осознают, что это эффективно, и до тех пор, пока у них роботов станет больше, чем мы наделали (потому что у них промышленности больше), нам нужно быть уже на другой технологической ступени. И так далее.

И если мы так будем двигаться, делать какие-то интеллектуальные прыжки, то к тому моменту, когда они будут нас догонять, количество их потерь должно увеличиться настолько, чтобы эта война на истощение была войной на истощение россии. Если мы будем воевать с ними симметрично, мы просто закончимся быстрее — и все.

Сейчас, несомненно, потери у них больше. Просто, к сожалению, это не такие потери, как были под Бахмутом. За эти полтора месяца были потери 1:13. Вот если бы мы им наносили такой ущерб постоянно, то война на истощение была бы их истощением.

Но, к сожалению, уже под Купянском таких потерь у них не было. Потому что у нас уже не было технического преимущества. На тот момент у них уже было больше «мавиков», и они делали на нас больше «сбросов», чем мы на них. Потому что у них куча глупых ресурсов и куча глупых людей. И они тоже учатся.

К примеру, в 2022-м в Верхнекаменском, где Лисичанский нефтеперерабатывающий завод, за день было по несколько атак. Это были комбинированные «мясо-железные» штурмы. Они просто шли колоннами — впереди два-три танчика, потом за ними еще несколько «бэх». И ты все это корректируешь и их разносишь. Сейчас у них таких атак все меньше и меньше.

Теперь они работают малыми группами пехоты, просто устилают все трупами, но в конце концов какой-то додик туда залезет, закрепится, потом к нему пошлют еще несколько додиков, а уж когда они закрепятся — туда зайдет уже опытная группа. Те, которые опытны, заходят на теплое место.

Так что мы не можем недооценивать врага. Они сейчас переводят на военные рельсы свою экономику и мобилизуют еще большее количество людей. россияне не закончатся, поэтому мы должны всегда бежать впереди в технологическом плане.

Сейчас шаг — «война роботов». Нам нужно максимально быстро стартовать от идеи к реализации. Моя мечта — чтобы мы за 2024 год максимально откатали технологию ведения боевых действий роботами, и чтобы в 2025 году нанесли максимальный ущерб.