«Шум» и слезы бабы Насти. Почему песня, которую пели с XIV века, сегодня стала мировым хитом

82-летняя Анастасия Зеленько из села Разумовка в Кировоградской области поет сколько живет. В ее памяти, как и во всей истории XX века, уживается разное: и песни, славившие советских правителей, и тоскливые песни о заключенных концлагерей. А еще повстанческие, казацкие, обрядовые — чуть ли не на каждое жизненное событие. Гаивка, весенняя обрядовая песня, «Шум» в исполнении Анастасии Зеленько больше всего похожа на ту, что поет Go_A. 

После «Евровидения» песня раскрутилась: миллионы просмотров на YouTube, топ в мировых чартах. Баба Настя это все слышала краем уха, но не то чтобы очень удивляется. 

Во времена молодости Анастасии Зеленько песню называли «уличной», то есть народной, а такие запрещали петь «всевозможные партийцы». Да и не все священники терпимо относились к гаивкам из-за их нехристианского происхождения. 

Но стала бы Настя Павловна их слушать! 

Селебрити

Настя Павловна — так ее называют в деревне — надевает нарядные одежды: вышитая рубашка, плахта, богачи. Запахивается платком. Подпирается палкой — незаменимый аксессуар в ее 82. У нее нечасто бывает возможность выйти в люди, а проблески светской жизни в сельской глубинке — камеры, интервью — ей приятны, поэтому и готовится соответственно.

Любит вспоминать, в каких нарядах выходила на сцену в юности. В такие моменты словно молодеет, и только беспощадные шрамы времени — морщины, медленная походка и речь свидетельствуют, что это было полвека назад.

Односельчанин привозит бабу Настю на машине из дальнего конца села, отрезанного от здешней цивилизации грунтовой дорогой, в местный дом культуры. Баба Настя будет петь. Она — разумовская селебрити, старейшая и самая известная певица в округе. Половину жизни поет в ансамбле «Барвинок», который в свое время сама и создала.

Кажется, поет она охотнее, чем говорит, и в разговоре то и дело переходит на пение. Иногда баба Настя то что-то забывает, то перескакивает с события на события, путаясь в хронологии. Но когда заводит песню, голос наливается и становится крепче.

Мы приехали расспросить бабу Настю, как когда-то пели гаивку «Шум». А поведала она нам намного больше.

Корни «Шума» 

Фольклористы говорят: вариант «Шума», который исполняет баба Настя, мелодией, текстом и ритмом больше всего похож на прозвучавший на «Евровидении».

Исследовательница фольклора, преподаватель Уманского педагогического университета Инна Терешко, которая 25 лет ездит в экспедиции по селам, написала монографию о «Шуме». Мифы про божество Шума пришли к нам еще из язычества. Первые упоминания о гаивке с таким названием датируются XIV веком, о чем пишут исследователи фольклора Михаил Грушевский, Агафангел Крымский и другие.

«Песни хранились и передавались в основном в семье, это главный центр фольклорной памяти. При советской власти их запрещали, поэтому хоть на людях и не пели, но могли пойти в лес и там водить гаивки. Не всегда такие песни принимало и духовенство. Но народная культура часто сочетает языческие обряды и христианские обычаи», — рассказывает Инна Терешко.

По ее словам, «Шум» был распространен во многих регионах Украины, но везде с различными текстами, мелодиями и хореографическим сопровождением. Танцевали по-разному. Участники танца двигались кругом, то поднимая, то опуская руки, повторяя колыхания ветвей деревьев.

Или же становились в одну линию, последняя пара поднимала соединенные руки вверх. Через эти ворота проходили другие. Так заплетали Шума — мифическое лесное божество. Все это должно было символизировать распускание растений, призвать урожай и даже сочетать пары. Шипящие в тексте тоже звучат как магические заговоры — словно шумит дерево. В центральной Украине, например в Черкасской, Кировоградской областях, движения танка были медленными, тогда как, скажем, на Полтавщине и Полесье танцевали быстрее.

Участницы «Барвинка», когда пели «Шум» на сцене, брали решета и высевали из них зерно на сцену. Но не могут припомнить, чтобы, кроме текста, в селе им кто-то передавал обрядовое значение гаивки.

«Не надо было призвать урожай — уже был трактор в колхозе», — вспоминает 77-летняя разумовчанка Екатерина Бугаенко.

Репетиция

Название «Барвинок», по идее бабы Насти, символическая «чтоб зеленел, не вял». Было время, когда в группе пели и мужчины, да перевелись.

«Спиваются», — объясняет причину кризиса староста поселкового совета разумовчанин Николай Христенко.

И теперь коллектив держится силами бабы Насти, ее на несколько лет младшей коллеги бабы Кати и еще нескольких моложе их разумовских женщин. Где надо, на баяне подыгрывает руководитель коллектива и всего дома культуры Андрей Горобец. Только не в народных песнях: они, как положено, звучат а капелла, без музыкального сопровождения.

Ежегодно в конце июня проходит областной фестиваль «Неисчерпаемые источники», и разумовчане готовятся к нему, как к Пасхе. С 80-х, когда баба Настя была моложе и упрямее, «Барвинок» гастролировал по городам Украины, покорял столицу и однажды так поразил диаспорян из Канады, что те конвертировали свою растроганность в доллары. Эту последнюю историю в разных интерпретациях, но с одинаковой гордостью рассказывают долгожительницы. Получали первые места, привозили грамоты — сейчас пожелтевшие экспонаты сельского музея.

Прежние победы не позволяют терять марку и теперь: еженедельно за несколько месяцев до фестиваля сходятся на репетицию.

«В крови» 

Настя Павловна прикладывает ладонь к уху: плохо слышит. Устает после длительного монолога, медленно ходит, да и зрение уже не то. Но на ее памяти время не отразилось.

Тексты песен как «Отче наш» — более 200 народных в закоулках ее памяти. Никогда нигде женщина их не записывала, все схватывала на ходу и передавала дальше. Песни, которые она знала, и стали основой репертуара «Барвинка». Уже сегодня молодые артистки завели себе тетрадки с текстами, ищут слова в интернете.

Но баба Настя росла во времена, когда безопаснее было полагаться на устную память.

Она происходит «из барского рода», ее мама, говорит женщина, разбиралась в дорогих украшениях. И когда ее семью отнесли к «кулакам», мама, а с ней и маленькая Настя, остались без нажитого добра. Деда Насти — он тоже пел — убили, дом отобрали.

Мама с дочерью отправилась на хутор Могилев Курень неподалеку от их села — искать нового убежища у теток Насти. Шла и пела: «песни на стихи Шевченко, а еще про Хмельницкого, Нечая».

Настя впитывала песни отовсюду: от мамы и тети, от соседских девушек, от людей вокруг. Когда была маленькой, вспоминает, уже засыпая бормотала: «Ой ты вишенка, ты черешенка». Услышав новую песню, говорит, не могла уснуть: как бы ее выучить?

В школе песенные знания стали разнообразнее. Детей учили петь о Ленине, а затем и о Сталине. Пение у Насти Зеленько всегда было на пять. Рисовала тоже хорошо, но оценки занижали: увлекшись, могла продолжать и на переплетах книг. Но знай себе — «Все равно рисовала». Так и с пением:

«Песни запрещали. Учили петь о Ленине, разучивали композиторов, что слагали песни на советский лад. А те, кто был наверху, во главе села, говорили: “Поменьше тех, уличных”. Но я не могла утерпеть. Возвращаюсь домой, да и пою на все село. И остальные не очень слушались, на свадьбах пели, что хотели: и печальные, и шуточные».

Это не всегда означало бунтарство.

«Моя мама о Ленине никогда ничего плохого не говорила. Потому что он землю у господ забрал и отдал людям. Сталина не любила. “Ирод, — говорила, — сколько людей уничтожил”», — вспоминает Настя Павловна.

Любимые песни бабы Насти с детства и до сих пор — народные. Подрастая, из них она узнавала о любви, разлуке, жизненных радостях и перипетиях, что переданы в устном творчестве.

У веснянок тоже были свои возрастные категории. Они, вспоминает Настя, делились по возрасту. Младшие дети исполняли простые: «Прилетели журавли, и большие, и малые» — три куплета нехитрого текста. У подростков — свой репертуар, а в песнях, которые пели девушки и парни, добавлялись романтические мотивы: «Ой шумить гуде, дощ буде», так вспоминает Настя Павловна. Весенние песни в Разумовке пели с марта и до конца июня.

Почему больше нравятся народные, и сама толком не знает.

«Может, оттого, что слышала их с детства. Они как бы у меня в крови. Не только песню уважаешь, а и народ», — баба Настя словно и не задумывалась раньше, почему любит именно народные песни.

И в самом деле: как объяснить, почему ты любишь?

«Красное знамя» и «Барвинок»

Школой и ограничилось песенное образование Анастасии Зеленько. После нее пошла в колхоз: полола свеклу, доила коров. В свое время политика раскулачивания и коллективизации отняла у ее родителей дом. А потом дала карьерный толчок женщине. Именно при сельском колхозе-миллионнике «Красное знамя» открыли дом культуры. Зеленько его возглавила, а позже, в 1980-х, создала ансамбль «Барвинок».

Он объединял в своем репертуаре и достижения народного творчества, и тенденции эпохи.

«Больше всего было народных песен. У нас в селе народ очень певучий. Я хотела, чтобы нас услышали везде, потому и собирала песни по крупицам. Чтобы запомнить «Ой то з-за гори та ще й з-за лиману», обошла пять домов. Не хотела, чтобы такая красивая песня отжила. Пели песни в обработке Лысенко, Леонтовича. Пели и советские», — перечисляет баба Настя.

Дом культуры, где мы сидим, сочетает современную отделку и остатки советской эстетики. Сейчас это своеобразный культурный хаб, довольно добротный по меркам села на 600 жителей. Под одной крышей соседствуют библиотека, концертный зал, музей. Нарядно, светло, отремонтировано. Зал для концертов — со сценой с красной обшивкой и плакатом «Хвала рукам, что пахнут хлебом».

Музейная горница собрала в себе материальные подтверждения умений разумовчан: вышитые полотенца, спортивные кубки, вырезки из газет. Отдельный стенд — об истории «Барвинка»: список участников за всю историю коллектива, фотографии, где все молодые. Есть экспозиция о Голодоморе, есть о «Великой отечественной».

В истории Разумовки оставили след и холодноярские атаманы, и русские помещики Раевские. Одному из них, военному Николаю Раевскому, посвящен отдельный стенд музея: с детальным хронологическим перечнем чинов и наград — такое резюме высотой полтора метра. Глава села Николай Васильевич комментирует тактично: «Рассказываем о них туристам, но сейчас не отмечаем, что он был русский».

Заводит в угол библиотеки: на заднем стеллаже прячутся книги о марксизме-ленинизме. Когда-то приезжал к ним ныне покойный диссидент Левко Лукьяненко и пристыдил за такую литературу на видном месте. «Это мы переставили немного, — смеется Николай Васильевич. — Не сжигать же».

Он хороший хозяин и пиар-менеджер своего села. Громада креативно привлекает деньги. Пишут гранты, пользуются «поддержкой депутатов». Священник, на полставки работник местного заповедника, придумал акцию: призвал каждую семью приобрести икону из церковного иконостаса, чтобы приходили молиться собственному святому. И доход, и приход.

Кажется, что вечную украинскую песню — попенять на жизнь — староста заводит скорее для вида: «Село приходит в упадок, только 20 коров в стаде пасут, при Кучме было лучше, перекупщики за бесценок берут свиней и овощи». Но Разумовка неплохо справляется: не каждое украинское село похвастается чистыми общественными туалетами, да что там говорить — и даже самим их наличием. Или работниками, подметающими асфальт в центре.

Бабу Настю здесь почитают наравне с историческими фигурами. Она живет одна, из хозяйства осталось несколько кур, кот и собака. Детей нет, муж был, да разошлись. На помощь приходит социальный работник, и младшие участницы «Барвинка» не чураются помочь.

Репертуар бабы Насти объединяет пропагандистские мотивы о коммунистических партийцах и обработки композитора Леонтовича, убитого пулей чекиста. Она увековечивает в песне и узников лагерей, и тех, кто их туда посылал.

Село, где живет баба Настя, не чурается никого из своих героев: будь то русские помещики, или холодноярские повстанцы. Музей Разумовки нашел место для участников и Второй мировой, и нынешней войны.

Да и сам «Шум», который оживил былую славу бабы Насти, выжил потому, что адаптировался: зародившись при язычестве, мигрировал в христианство и продирался сквозь запреты советской власти, чтобы с новой силой ожить на «Евровидении».

Вот такая песня бабы Насти.

Автор: Ярослава Тимощук