Спасти мистера Дарси: почему Колин Ферт не смог помочь «Курску»

12 августа 2000 года в Баренцевом море произошли взрывы на борту российской атомной подводной лодки К-141 «Курск». Вследствие этого погибли все 118 членов экипажа. А 6 сентября 2018 года на Международном кинофестивале в Торонто состоялась премьера франко-бельгийского фильма режиссера Томаса Винтерберга «Курск» по книге американского журналиста Роберта Мура «Время умирать». Одним из продюсеров картины выступил сам Люк Бессон.

Обычно картину начинают обсуждать еще до ее выхода в прокат. Российские критики, журналисты и киноманы едва ли не ставки делают: пропустят фильм на экраны РФ или нет, а главное — достигнет ли западный «Курск» глубин «загадочной русской души».

Впоследствии российские чиновники заявляют: прокат будет, только вот «русская душа» в нем изображена неточно, да и вообще этот фильм — «их западная пропаганда», но мы не боимся.

В Украине фильм о российской трагедии особенно не обсуждают — в немногих СМИ появляется информация о трейлере и актерском составе, о «Курске» чаще вспоминают не как о фильме-осмыслении трагедии на подводной лодке, а как о новом кино с Колином Фертом.

Но через некоторое время дискуссии оживляются: говорят, что в Украине фильм запретили к показу.

Причиной, по которой фильм якобы запрещен к показу, все хором называют закон «О внесении изменений в некоторые законы Украины относительно защиты информационного телерадиопространства Украины». Мол, украинские чиновники решили, что «Курск» популяризирует правоохранительные органы и вооруженные силы «государства-оккупанта».

После допремьерных показов ленты некоторые блогеры и критики еще и немного смеются по этому поводу: мол, считать популяризацией вооруженных сил фильм, в котором вся военно-морская мощь государства представлена как три ржавых корыта, два из которых проданы — более чем странно.

Сейчас ситуация такова: прямого запрета показа ленты нет, но и прокатного удостоверения у нее тоже нет.

Однако кино режиссера Томаса Винтерберга с прекрасным актерским составом (Колин Ферт, Матиас Шонартс, Леа Сейду, Петер Симонишек, Макс фон Сюдов) на постсоветской территории просто обречено не только из-за отсутствия удостоверения.

Во-первых, ему сложно будет пробиться к сердцам зрителей по тем же причинам, что и сериалу «Чернобыль». В воспроизведении исторической реальности в кино никакая художественная разведка, никакое глубокое изучение культуры не заменят жизненного опыта. Любой местный зритель нет-нет, да и заметит несоответствие в декорациях, костюмах, речи героев, и этот «дьявол в деталях» будет его очень мозолить ему глаз.

Во-вторых, «Курск» попадает в «вилку» пропаганды, даже если у создателей фильма никакой агитации или политического контекста вообще не было. На территории РФ ленту все равно будут воспринимать как пропаганду, направленную против них.

И давайте честно, в этом есть доля правды: если уж в фильме российским военным противопоставляется британский моряк в исполнении Колина Ферта, имидж первых просто обречен.

К тому же, по сценарию, он — единственный военный чиновник, который изначально стремится отправиться на помощь российским морякам, а весть об их смерти воспринимает чуть ли не как личную трагедию, в то время как киношные российские командующие используют подчиненных как разменную монету в собственных имиджево-политических играх.

А вот в Украине «Курск», даже если бы и вышел вдруг в прокат, тоже получит политический подтекст. Пропаганда — это не всегда изображение воинов такими богатырями из картины Васнецова — чтобы в золотистом сиянии, блестящих доспехах и чтобы мудро всматривались в горизонт. Иногда стоит лишь показать, что по ту сторону линии разграничения — живые люди, с чувствами, эмоциями, семьями. Это называется гуманизация, очеловечивание врага.

Лента «Курск», собственно, лучше всего подходит для этого. Ведь как бы мы здесь, на постсоветском пространстве, не относились к ней, она создавалась, очевидно, не в пику российским властям, а в память о погибших людях. Важно: не о моряках, а именно о людях.

Можно долго и до хрипоты спорить о художественной ценности франко-бельгийского проекта.

Он точно не является новым словом в мировом кинематографе и вообще во многих моментах, в частности — сценарной работе, вызывает немало вопросов.

Хотя авторы «Курска» сделали немало для того, чтобы придать истории максимальной художественности: расширение и сужение кадра в зависимости от хода событий по сценарию; длинные подводные планы в абсолютной гнетущей тишине; мизансцены, в которых над будущей вдовой моряка как будто нависают каменные глыбы потрепанных многоэтажек...

Или, например, прекрасная сцена, в которой сын главного героя после похорон отца отказывается пожимать руку адмиралу Балтийского флота — она полна высокого пафоса в лучшем, чисто художественном смысле этого слова.

Но опять же, каким бы прекрасным и искусно сделанным не был «Курск», наши постсоветские души ему не спасти, как и герою Колина Ферта не суждено спасти российских моряков.

Потому что все фильмы, основанные на реальных событиях, — это в любом случае момент художественного переосмысления истории, это процесс национальной или общечеловеческой рефлексии.

Переваривание трагической действительности — это сложный процесс, к которому нужно быть готовым, а рефлексия — не только сложный, но и довольно интимный момент, который не терпит постороннего вмешательства.

Именно поэтому, на мой взгляд, фильмы европейских или американских кинематографистов на основе реальных событий, далеких от них по географии, всегда вызывают определенное сопротивление и неприятие на родине этих историй: неприятно, когда в твои душевные травмы лезут с камерой и профессиональным светом.

Национальные трагедии стоило бы сначала переосмыслить самостоятельно. Но для этого нужно время, чтобы трагедия смогла превратиться в национальный миф, с которым уже можно работать в художественном плане. Пока нет этого временного, а затем и эмоционального дистанцирования, создатели фильмов рискуют увязнуть в копании в фактах, версиях событий и информационном шуме.

Думаю, фильм «Курск» имеет только одну аудиторию — западноевропейскую, которая будет воспринимать историю подводной лодки как вполне художественную. На территории постсоветских стран франко-бельгийская лента обречена минимум на непонимание, максимум — на резкое неприятие, на поиски политических подтекстов, пропаганды, скрытых мотивов...

А главное — этот фильм не расследование, а кино прежде всего об очень простых вещах: о людях, об их маленьких радостях и горестях, о любви к семье, о трагедии потерь, об отчаянии, об усталости, о юморе в критических ситуациях...

Россияне, предполагаю, этого не увидят. Им будут доставлять дискомфорт обвинения в сторону власти в неспособности решать кризисные ситуации, их будет раздражать сгущение красок (которое на самом деле никакое не сгущения, а даже смягчение) в изображении не слишком сытой и далеко не человекоцентричной российской действительности. В конце концов, россиян будут просто бесить не тот цвет чашечек, не тот рисунок на обоях и не одежда не из тех тканей на актерах в кадре...

Украинцы этого тоже не увидят. И не только потому, что «Курск» не вышел в украинский прокат. И не потому, что некоторые бытовые нюансы все-таки раздражают.

А потому, что история с российской подлодкой далеко и далеко не первая в нашем национальном пантеоне трагедий, которые нам нужно переосмыслить и отрефлексировать: последние годы принесли нам немало собственных потрясений, которыми нам еще предстоит переболеть, чтобы свести их к мифологемам.