«Я опознала его по тату». История азовца из Луганска, который на вертолете летал в Мариуполь

«Мама, не волнуйся, меня не будет несколько дней. Я на стрельбище», — такие слова 26-летний Владимир, боец ​​«Азова», написал своей матери Екатерине Быковой 30 марта.

Это было его последнее сообщение. С тех пор он больше не выходил на связь. В течение апреля Екатерина искала информацию о сыне. Ее успокаивали: «Он на учениях, бегает где-то». Но волнение не давало покоя. В конце апреля женщина узнала, что Вова погиб. Тогда, в марте, он отправился не на военные учения, а в Мариуполь освобождать своих друзей, побратимов и гражданских с «Азовстали».

Редакция hromadske выражает искренние соболезнования родным и всем, кто знал Владимира Кравченко.

«Я пойду их разгонять, что это они тут устроили»

С детства Вова стремился к справедливости — защищал более слабых и помогал друзьям, рассказывает нам по телефону Екатерина. Характером парень пошел в деда, который закладывал патриотическое воспитание еще с детства.

«О коммунистических временах, Голодоморе, мы знали не из книг, а от деда Вовы. Дома он говорил: “Разговаривайте со мной на украинском, а если на русском, то не обращайтесь вообще”», — говорит Екатерина.

До 2013 года Вова вместе с семьей жил в Луганске, а после школы поехал на учебу в Киев. Весной 2014-го он приехал на Пасху домой. Тогда в Луганске пророссийские активисты собирали «антимайдан».

«Он приехал и сказал: “Я пойду их разгонять, что это они такое устроили”. Они (пророссийские активисты) собирались тогда под зданием СБУ. Он побежал туда со своими ребятами. Там его и схватили в плен», — рассказывает Екатерина.

Вову пытали электрошокером, допрашивали о «Правом секторе», в котором у парня были знакомые и друзья. Екатерина смогла его найти и вытащить оттуда.

«После этого у него начались панические атаки, он много работал с психологами. Зародилось нечто вроде мести. Он не говорил мне о ней, но начались разговоры о его желании идти на войну», — говорит Екатерина.

«Мог подставить плечо»

В 2015 году Вова покинул институт, собрался идти в АТО. Мама и друзья из «Азова» отказывали. «Ему тогда было всего 18 лет, играл юношеский максимализм, Вова был очень вспыльчивым. Я ему говорила, что он еще мал, это не его», — вспоминает Екатерина.

Наконец, после уговоров и отговоров Вова все-таки прислушался и не пошел на фронт. Начал работать в сфере криптовалюты и трейдерства, но мечтал о психологии.

«Психологию он изучал самостоятельно, хотел развиваться в ней. Любил физику, астрономию и квантовую физику. Он был способным, учителя его всегда хвалили», — говорит Екатерина.

В 2021 году женщина перебралась из Луганска к сыну в Киев. Тогда Екатерина почувствовала: Вова повзрослела. Уговаривал маму не устраиваться снова на работу, а отдыхать.

«Он мог подставить свое плечо. Я не чувствовала такого ни в первом, ни во втором замужестве. Такой защищенной я была только с отцом, дедом Вовы, и с сыном. Я говорила своей 18-летней дочери: “Аня, теперь у нас Вова глава семьи”, а он смеялся: “Видишь, мама, не смогла найти себе мужа, пришлось родить и воспитать”», — рассказывает Екатерина.

«Он рвался в бой»

25 февраля, после полномасштабного вторжения, Вова хотел вступить в терроборону. Но его, молодого и без военного опыта, отправили домой. Сказали ждать. Несколько дней, вспоминает Екатерина, сын томился, постоянно куда-то ходил, его трясло.

«Когда Вове было 18, я считала, что еще рано идти воевать, но когда ему уже 26, у меня язык не поворачивался запрещать. Я только плакала и молилась», — говорит Екатерина.

Через несколько дней Аня сказала матери, что брат позвонил друзьям из «Азова», которые как раз были в Мариуполе. Они помогли ему в Киеве устроиться в «Азов». Вова начал ходить на военные тренировки.

«Я спрашивала его: “Сын, как ты себя чувствуешь?», — а он отвечал: “Как Бог — сильный и уверенный”. Он был тогда счастлив и рвался в бой. Говорил: “Мы ту русню побьем и прогоним”», — рассказывает Екатерина.

«Боль, которая будет с тобой всегда»

Через неделю после того, как с сыном исчезла связь, Екатерина начала его искать.

Писала Вове, но он не появлялся в сети. Обращалась к знакомым, но никто не давал конкретную информацию. 22 апреля ей позвонили по телефону и сказали, что Вова еще в начале месяца полетел в Мариуполь.

«У меня все оборвалось внутри. Началась истерика, я просила дочь и племянников помочь найти его. Потом они мне признались, что им звонили ребята из “Азова” и сообщили, что Вова погиб 2 апреля. Дочь говорила: “Мама, это боль, которая теперь будет с тобой всегда, я хотела, чтобы ты еще немного побыла без него”, — вспоминает Екатерина.

Некоторое время женщина не могла ни есть, ни пить. Начала ждать обмена тел, который произошел летом. Екатерине прислали фото, по лицу было трудно узнать, но тело сына было целым.

«Я узнала его тату. У него был уроборос — змей, пытающийся схватить себя за хвост, так образуется круг. Это означает перерождение», — рассказывает женщина.

О тайной операции Екатерина узнала уже на опознании тела и погребении Вовы: 28 августа она похоронила своего сына в Киеве. Он был одним из военных, которые летали на вертолетах в Мариуполь, чтобы доставить лекарства и боекомплекты, эвакуировать оттуда раненых бойцов. Вова добрался до Мариуполя и вместе с другими побратимами принял бой.

«Они попали под обстрел российского вертолета, а это мало шансов. Вова получил тяжелые ранения, от них он умер», — рассказывает Екатерина и добавляет напоследок: «Я знаю, что это был его сознательный выбор — пойти на войну. Он говорил: “Мама, я должен вас защищать. Кто если не я?”».