«Я думала, что никогда никого не буду хотеть убивать». Боевой медик Анна Васик о мобилизации женщин и ПТСР

Как Анна Васик попала в армию

В первый день войны я была в Уганде, на границе с Руандой. Был конец моего второго месяца в Африке, я перезагружалась между проектами.

Я была на острове посреди озера высоко в горах и проснулась в 5 часов утра, чтобы идти на горилла-треккинг. К тому же у меня был диджитал-детокс, я весь день медитировала. А тут открыла интернет и увидела, что горилла-трекинга не будет и что нужно менять планы. Лодки, чтобы двигаться куда-то дальше, не было, поэтому я сидела весь день на острове и рыдала. На тот момент я не курила, бросила, но у какого-то африканца была пачка сигарет, и я их скурила.

Я поехала в Берлин. Очень хотела возвращаться сразу в Украину и купила билет на Flixbus во Львов, но его отменили, и я залипла в Берлине. Думала, что лучше буду в безопасности, буду заниматься благотворительной деятельностью. Мы с бывшими коллегами из Фонда Пинчука основали большой фонд и думали, что так будет лучше для государства, что я смогу использовать свои гражданские навыки, смогу помочь.

Стараюсь не жалеть об этом решении, но мне было плохо там, очень некомфортно. Кончилось все клинической депрессией, которую я, к счастью, вылечила. В конце осени 2022 года я вернулась в Украину.

Тогда в СМИ было очень много угроз о повторном нападении на Киев, об эскалации. И я подумала, что нужно подготовиться. Пошла на одни курсы такмеда, на другие курсы, купила винтовку, училась стрелять. И я всегда ржу, что не заметила, как уже из-под Вербового вытаскивала раненых штурмовиков в составе десантно-штурмового полка.

Страшно было очень принимать это решение в первую очередь из-за потери свободы. Это существенный недостаток в целом системы армейской сейчас: залететь туда очень просто, а вот вылететь — задача со звездочкой. Но страх потерять Украину, страх потерять государство гораздо больше, чем страх несовершенства системы. И поэтому залетаешь и думаешь: как-то там по дороге разберусь, не время.

О мобилизации женщин

Мобилизация — это принудительная мобилизация, когда человек должен идти в армию. Я считаю, что мы еще не использовали потенциал женщин в процессе рекрутинга. Общество уже очень долгое время существовало так, что женщина-военнослужащая была маргинализированным образом: это какая-то чокнутая, которая бросила семью, бросила детей, ушла на войну. И ее осуждают и общество, и семья, и подружки.

Я тоже, поверь, наслушалась: «иди борщ вари», «а ты детей не родила», «куда ты идешь», «у тебя есть более важные функции и миссия на этой земле». Поэтому я считаю, что в первую очередь мы должны изменить эти вещи. Думаю, сейчас самая важная задача — дать понять женщинам, что они могут присоединиться к Силам обороны Украины. Что там их готовы встретить, что там их никто не будет чморить, унижать, что там их научат и что они могут наравне с мужчинами, а в некоторых вопросах, возможно, и лучше, выполнять свою военную работу. И когда этот ресурс будет исчерпан и мы сможем убедиться, что все женщины, которые хотели, присоединились добровольно, это сбалансировано с процессами мобилизации мужчин призывного возраста, и все еще недостаточно людей — я думаю, что тогда можно будет говорить о мобилизации женщин.

Женщины у нас очень классные. Просто в патриархальном обществе много вещей и определенных процессов сложилось так, как сложилось. И здесь важно понимать, и женщинам в частности, что будущее Украины сейчас определяют те люди, которые участвуют в боевых действиях, те люди, которые выгоняют врага отсюда. И это окно возможностей выровнять права. Но для равенства прав следует выравнивать и обязанности.

О рожденных для войны

Я считаю, что мы все рождены для войны, потому что мы родились в это время и в этом месте. Каждый гражданин и каждая гражданка Украины обязаны принять этот бой, принять этот вызов и в той или иной степени помочь Украине сейчас выстоять. Это задача минимум.

Конечно, мы все планировали себе другие жизни. И я тоже совсем не планировала быть военнослужащей. Когда я училась в университете на политолога на философском факультете, у меня была возможность пойти на военную кафедру. Но я тогда была хиппи, жила в индийских ашрамах и думала, что никогда никого не буду хотеть убивать. Но времена изменились, и мой купальник хиппи уже никому не нужен. Нужна винтовка, и нужно соответствовать вызовам времени.

Штука в том, что нас, людей, не только военных, но и гражданских, очень пугает неопределенность. Мы стараемся что-то запланировать, предсказать, и этим получаем иллюзию контроля над нашей жизнью. И когда что-то идет не так, мы в истерике бьемся, что все посыпалось. Но это инфантильная детская позиция. Мир тебя не всегда спрашивает, что ты планировал. В этом есть определенная взрослость и ответственность — переориентироваться и перепланировать.

О важности культурной дипломатии

Я выступала на открытии павильона PinchukArtCentre на Венецианской биеннале. В этом году там была выставка работ украинских и международных художников.

До этого я была на Мюнхенской конференции безопасности, где мы в составе делегации военнослужащих и ветеранов целыми днями говорили с иностранными чиновниками и, если очень упростить, просили оружие — через свои личные истории. На Биеннале, очевидно, напрямую просить оружие ты не можешь, потому что эти люди не принимают таких решений. Но своими голосами они оказывают давление, могут создавать запрос на принятие определенных проукраинских решений.

Выставка называлась «Решитесь ли вы мечтать?». И я говорила, что они так уверены в своей защищенности, что у них есть завтрашний день, послезавтрашний, а мы в Украине не уверены, что завтра наступит, мы не уверены, что даже сегодня будем живы. И я сделала обратный отсчет. Я сказала: «Представьте, что ракета п*дарская уже летит в это палаццо и у вас осталось последних пять секунд». И сделала «5, 4, 3, 2, 1». Говорят, что сработало, что более мощная была речь, чем у президента в прошлый раз. Не знаю. Хочется верить.

Здесь результат не будет очевидным и быстрым, но я считаю, что нужно использовать все возможности. Если это сработает хотя бы для кого-то — супер. Например, после речи ко мне подошел один куратор и говорит: «Анна, ты знаешь, для меня украинская война была таким чем-то очень абстрактным, когда я видел это в новостях. Теперь, когда я буду слышать о войне в Украине, я буду представлять твое лицо. Твоя история будет мне напоминать, что за этими новостями стоят реальные люди со своими болями и проблемами».

Но печальные новости в том, что, например, на основном проекте в Арсенале в Венеции и в Садах Джардини об Украине не упоминалось. У них там Сирия, колониализм, Африка. Думаю, частично это страх. Они боятся россии, боятся ядерной войны, они боятся Третьей мировой войны, поэтому они молчат об этом. Но, опять же, обычно художники говорили о том, чего боятся люди, а тут даже художники не говорят. И поэтому это либо страх, либо та самая ошибка, которую допустили украинцы два года назад, — убеждение, что все будет супер, что это ни за что не произойдет, что это где-то очень далеко и они не решатся этого сделать. И они тоже наверняка думают, что с ними этого никогда не случится.

Почему важно говорить о ПТСР

У меня после возвращения из сектора диагностировали ПТСР достаточно высокой степени и депрессию легкой степени. Я занималась с военным психологом без медикаментов, потому что сказали, что этот уровень можно попытаться решить с помощью психиатрии и занятий с психологом.

Я считаю, что об этом очень нужно говорить. В нашем обществе это немного стигматизированная проблема, будто признаваться в психологических проблемах — признавать свою слабость. Меня считают, например, сильным человеком. И я думаю, что ПТСР не только у военных. Он есть и у многих гражданских, к тому же — у гражданских, которые за границей. Потому что травма может быть очень разной. Это может быть изнасилование, или ты ребенок, а у тебя на глазах машина переехала кошку.

Военнослужащим, таким «рексам», «тиграм», сложно признать, что у них есть проблемы. Но если мы будем говорить, нормализовать, поставим это в один ряд с другими заболеваниями, то с этим точно можно работать. Это точно лечится.