Командир 37 ОБрМП Сергей Шаталов: Я не вижу ничего криминального в том, чтобы отойти на 150 м

Сергей Шаталов — командир 37 отдельной бригады морской пехоты, которая зашла на Кураховское направление в самые жаркие дни — приходит на интервью не в однострое, а в оливковом свитшоте и горчичных штанах. Непосредственностью полковник отличается и во время разговора. Он не боится говорить о вещах, которые точно не понравятся многим.
Еще в 17 лет Сергей решил, что станет офицером, хотя и не рос в проукраинской семье. В настоящее время боевой офицер имеет ордена «За мужество» III степени и Богдана Хмельницкого III и II степени.
В морскую пехоту попал в 2014 году, когда подразделения как раз вышли из Крыма. С тех пор вся армейская жизнь Шаталова связана с беретом морской волны, за исключением короткого промежутка в 2021–2022 годах, когда он поехал учиться в Школу подготовки Корпуса морской пехоты США.
После возвращения в Украину руководил батальоном, который участвовал в освобождении Херсонской области. Дальше последовали бои за Бахмут. В Клещиевке Шаталов получил ранение в стрелковом бою в передней траншее. После ранения заместитель командира 36 ОМБр координировал операцию на левом берегу Херсонсакой области.
«У россиян инициатива и преимущество в живой силе — 1:10»
Вы возглавили бригаду в октябре, когда она как раз заходила на самое сложное направление — Кураховское. Какая ситуация была тогда?
Ситуация была тяжелой, как и сейчас. Мы выполняли задание ограниченным ресурсом — без одного батальона, который был на Торецке. Два штабных батальона не полностью укомплектованы. Многие приданные подразделения были полностью разбиты и потеряли управляемость. Поэтому на первичных этапах удалось стабилизировать обстановку, закрепиться на определенных рубежах, которые мы держали уже доныне.
Почему россиянам удается здесь продвигаться?
У них инициатива и преимущество в живой силе — 1:10 по меньшей мере.
Какая их тактика самая успешная?
Штурмовые группы (когда бригада имеет полный штат, в группе 10-15 человек) предпринимают штурмовые действия на каждую позицию. Как правило, в плохую погоду туман, когда мы не можем вести нормально воздушную разведку. Этой массовостью им удается в некоторых случаях захватывать или уничтожать наши позиции. Мы отходим, они закрепляются.
Если им не удается массовостью захватить позицию, используют уже бронетехнику или автомотоциклетную технику, например баги, мотоциклы, обрезанные «семерки», «таблетки». Тем самым инфильтрируются в наши боевые порядки, закрепляются где-то в тылу.
Военнослужащие, остающиеся на переднем крае, паникуют, и начинается потеря управляемости. Или обрезают нам логистику, линии коммуникации, и так мы уходим. Если это не удается, то используют УАБы, артиллерию. Я бы не сказал, что у них сейчас преимущество [в снарядах], как имели до этого, но, возможно, у нас паритет.
Вы чувствуете здесь, что россияне не кончаются?
Я вижу это. За два месяца напротив меня сменились три бригады. Они были разбиты или доведены до такого состояния, что не могут продолжать наступательные действия, потому что мы находили документы и артиллеристов, и поваров, то есть уже было понятно, что нет пехоты. Уже успела восстановиться бригада, которую мы разбили в начале, и снова зашла пополненная.
Что вы думаете об «Успеновском мешке». Какова была его роль?
Я думаю, что «Успеновского мешка» не было, он был только у журналистов и некомпетентных, я бы так сказал, военных наблюдателей. На момент захода туда россиян там было минимальное количество личного состава, и погибший погиб не в окружении, а непосредственно в прямом контакте с противником, потому что был грамотно спланирован вывод наших войск на безопасный рубеж.
Да, конечно, мы понесли потери, но если мы будем отходить постоянно, то мы отойдем в Киев, станем на Банковой и будем защищаться на Банковой.

«Мы для противника вырыли линию обороны»
Вы вспомнили, что когда зашли сюда, у вас были приданные подразделения. Насколько сложно с координацией подразделений?
Не сложно. Это зависит от командиров бригад, батальонов. Если тебе дают батальон, в котором по штату должно быть 800 военнослужащих, а по списку там 202 и 10 человек пехоты, сколько я могу позиций выставить? Одну-две?
В свое время я отказался от приданного подразделения, потому что понял, что теряю управляемость. Этим подразделением управлять качественно не могу. Я дождался, когда вернется из Торецка мой второй батальон, и мы своими штурмовыми подразделениями стали на оборону. Хотя мы тоже были даже не на 50% укомплектованы.
А как вы относитесь к практике, когда бригаду разрывают и ее батальоны воюют в разных местах?
Я отрицательно отношусь к этой практике, но, думаю, надо понимать, кто нам противостоит, что это за машина, насколько она мощная. То есть надо было где-то закрыть какую-то дырочку. Потому и решили снять батальон и закрыть направление.
Когда на Кураховском и Покровском направлениях воюют так много бригад и приданных подразделений, могут ли они эффективно воевать, взаимодействовать?
Не могут. Бригада не может воевать, когда она с комплектацией 34% на такой полосе обороны. Есть заходящие свежие бригады, но с мотивацией там не все нормально. То есть личный состав не мотивирован воевать. Это вопрос к командиру бригады? Я не думаю, честно говоря. Я не думаю, что командир бригады или батальона может за короткое время мотивировать 100% бригады идти вперед в бой.
Была ли подготовлена линия обороны, когда вы заходили сюда?
Была, она и сейчас подготовлена. Проблема не в линии обороны. Проблема в том, что мы для противника вырыли линию обороны. Мне нужно 30 военнослужащих для того, чтобы в каждый блиндаж посадить военнослужащих, а у меня всего-навсего пять или семь. Они не могут качественно контролировать весь этот взводно-опорный пункт. А противник может 20 военнослужащими зайти слева и занять четыре окопа сразу.
Наша линия обороны очень хорошо спланирована. К круговой обороне готовы абсолютно все, противотанковые рвы есть. Все есть — нет людей.

«Из командиров бригад делают козлов отпущения с миллионами расследований»
У вас были случаи, когда смежники не сообщали о потере позиции?
У меня лично не было такого.
Как вы думаете, насколько сейчас это большая проблема?
Где-то по направлениям, я думаю, есть такие проблемы. Это уже о совести каждого командира на месте. Лично я, если потерял позицию, сразу позвонил и сказал: «Я позицию потерял, сейчас она находится под моим огневым контролем. В 5:00 утра буду пробовать заводить людей». В 5:00 людей завел. Соседнему командиру бригады позвонил, сказал: «Мои люди там есть, все плюс» или «Я не завел, позиция потеряна, все плюс».
А что говорит высшее командование, когда не удается отбить позицию?
Та много чего говорит. Я понимаю высшее командование. Командир бригады ответственный за полосу, правильно? 100 м, 30 или 25 м не повлияют на общую обстановку на поле боя. Поэтому я не вижу ничего криминального в том, чтобы отойти на 150 м (не на 150 км, конечно).
Если уж к юриспруденции или ответственности будем прибегать, то, к сожалению, она делает, так сказать, из командиров бригад козлов отпущения с миллионами расследований в кармане.
На вас есть какие-либо расследования?
Пропустим этот момент. Конфиденциальная информация (улыбается — ред.).
«Среди комбригов есть профаны на должностях, которые не понимают, что происходит»
Мы сейчас видим такую практику, что в некоторых бригадах часто меняются командиры, потому что не удается удержать участок фронта. Как это влияет на бригаду?
Это как, к примеру, футбольная команда. Она фаворит в какой-то лиге на следующий сезон. Она совершила очень много трансферов, обеспечила себя самыми качественными спортивными контрактами, и от нее очень много ожидают, какой-то отдачи, да?
Но следующий сезон она начинает просто полностью проваливать. В тот момент руководство клуба меняет тренера и его тренерский штаб. Очень схожие ситуации происходят у нас здесь.
Я не говорю о том, что у нас всех снимают и среди комбригов никто не виноват. Есть профаны на должностях, которые не понимают, что происходит: отчего так много СОЧ и потерь, как противник зашел. То бишь есть вина людей, и нужно как-то влиять на эту ситуацию. Неправильное решение — не принятое.
Комбриги боятся докладывать информацию о потере позиции нвверх?
Я думаю, боятся.
Будет ли правильным предположение, что мы сейчас переживаем кризис пехоты, потому что война становится очень сложной и людям страшно уходить в окопы?
Я думаю, что роль пехоты недооценена. Пока наш пехотинец не зайдет в переднюю траншею противника, задача выполнена не будет. Поэтому кризис пехоты наяву. Но на одного пехотинца работает не менее 10 тыловиков, такелажников, все управление бригады, батальона.
Кризис есть не только в пехоте, есть кризис среди молодых командиров и в сержантском составе. Один сержант на вес золота. В одном батальоне у меня остался один сержант — старший сержант роты. И когда кризисная ситуация, он на сутки едет на позицию и сидит с пехотинцами, расставляет их по секторам, дежурит с ними, а потом выходит, убедившись, что они поняли задачу.
Какие три самые большие проблемы в армии?
Первое — это личный состав, его отсутствие. Второе — дроны, хотя уже лучше стало с обеспечением. Была достаточно классная система — «Армия дронов», которая снабжала наиболее эффективные бригады определенными дронами. Она сейчас застопилась. Третье — это качество подготовки личного состава.

«Я как командир еще должен думать, где взять лодки, где рулевых найти»
Как планировалась операция в Крынках? Вы тогда были командиром батальона?
На момент планирования я был в Командовании морской пехоты. Я был тогда еще после ранения, но приряжен к 37 бригаде морской пехоты.
А вам тогда казалось, что это выполнимая операция?
Лично мне — да. Я думал, что выполнима. Просто само место высадки — это уже отдельный вопрос. Подготовка была нормальной. Обеспечение я бы не сказал, что соответствовало нормам, то есть мы нуждались в большем, гораздо большем.
Вы сами искали лодки?
В какой-то степени было 50 на 50. Люди, живущие в Херсоне, прятали от нас лодки, отказывались продавать. Я считаю, что государство должно было как-то больше способствовать этому. Обеспечьте нас лодками на 100%, а не я как командир еще должен думать, где взять лодки, где рулевых найти.
Как операция на левом берегу Херсона начиналась для вашего подразделения?
37 бригаду применили последней. Операция охватывала не только Крынки, в Крынках получилось просто продавить больше всего. 37 бригада должна была заходить во втором эшелоне и развивать наступление в глубину.
Но, по моему мнению, было упущено драгоценное время, что дало противнику возможность подготовиться, перегруппироваться, применить свои резервы. И мы просто увязли уже в крынковском лесу и, к сожалению, не смогли выйти к дороге, чтобы перерезать им логистику. Поэтому, конечно, теряли пехоту, потому что логистика просто уровень «Бог».
Соответственно, мы начали откатываться, а противник наращивать силы: применять FPV, разбивать наши лодки, уничтожать с пехотой. И мы не могли ни раненых унести, ни доставить свежие силы. Итак, мы просто застряли.
Как вы думаете, когда нужно было завершать операцию?
Посмотрим на это с другой стороны. Когда подразделения Вооруженных сил Украины находились в Крынках, обстрелов Херсона почти не было. Когда мы присутствовали на островах, противник полностью уделял свое внимание зачистке островов. И Херсон жил мирно.
Когда мы сейчас обороняемся, вы видите, какие события происходят в Херсоне. Люди звонят из Херсонской области и спрашивают: «А когда вы назад вернетесь?». Они думают, что когда мы вернемся, Херсон перестанут обстреливать. Оценка такова от живущих там людей.
«Я уважаю генерала Содоля»
Что вы думаете о Содоле?
Вкратце. Человек, который меня вернул в Вооруженные силы Украины. После ранения меня сочли непригодным к службе в ВСУ. У меня было тяжелое ранение, и генерал Содоль вернул меня в Вооруженные силы Украины. Я уважаю его.
Как вы относитесь к его публичной критике?
Публичная критика бывает объективной и необъективной. Очень много говорят негатива. Вот я возьму на себя такую ответственность и скажу что-то позитивное. Это человек, который сформировал морскую пехоту такой, какой она есть сейчас.
Очень много говорят подразделения «Азова» о том, что Мариуполь сдали, в окружение попали, а вы думаете, что у генерала Содоля была палочка Гарри Поттера и он мог все это сделать? Вы думаете, это от генерала Содоля зависел выход из Мариуполя? Он имел право отдавать такие приказы? Звание Героя Украины критикуют. А кто дает звание?
Президент.
А почему президенту не задают вопросов? Почему награжден был? Потому что, наверное, какой-то вклад сделал, правильно?
Но его не было в Мариуполе?
Я не был в Мариуполе и не могу объективно оценить ситуацию. Какова система принятия решений? Она спускается с самого верха до самого низа. Следовательно, таков был военно-политический замысел — не выходить. А не решение конкретного генерала.
А как оно планировалось? Планировалось дойти до Крыма за месяц. Но на каком-то этапе что-то пошло не так, и не только в Корпусе морской пехоты, а, наверное, в государстве Украина появились какие-то более приоритетные направления и тому подобное.
Но критиковать операцию в Крынках я не буду, потому что у меня морального права нет, потому что мы потеряли очень много воинов на том берегу и мы их не забрали. Мы их заберем — 100%. Поэтому из уважения к ним говорить о том, что это было не нужно делать, я не могу просто. Это будет безнравственно с моей стороны.

«Границы 1991 года возможны только пирровой победой»
Какой самый сложный приказ в своей жизни вы отдавали?
Самый сложный? Приказы я отдавал всегда обдуманно, поэтому с какой-то горечью их не вспоминаю. Но я бы перефразировал немного ваш вопрос на то, за какой приказ больше волновался, что он не будет исполнен. Это когда я отправлял лодку в Крынки.
Первую?
Не первую, постоянно. Каждый раз. Когда плохая погода — туман, дождь, то в 80% случаев все завершалось нормально. А когда это были критические ситуации, когда требовалась немедленная эвакуация, труднее всего было наблюдать за личным составом в лодке.
Один из ваших бойцов был в Крынках 92 дня.
93 дня.
Что вы чувствовали как командир, понимая, что не можете его достать?
Я помню это очень хорошо. Мы завели туда новый личный состав и нуждались в человеке, который сможет их адаптировать к тем условиям. Именно этот военнослужащий был одним из таких на той точке.
Настает время эвакуации. Я понимаю, что [новые] люди не готовы и он должен хотя бы на день остаться. Я помню как ночью противники подошли к позиции. Большую часть уничтожили, но во время этого нашего офицера критически ранили, его нужно было эвакуировать.
Один из противников был еще жив, хотя и не мог двигаться. Он не мог стрелять из автомата, но по радиостанции вызвал подкрепление. Поэтому я ему сказал: «Выходишь, достреливаешь кусок этого мяса, и тебя эвакуируют».
Он вышел?
Он вышел и застрелил ночью перед камерой [дрона], я за этим наблюдал. Пришла лодка, и мы их эвакуировали.
Чем закончится война?
Однозначно переговорами. Welcome back to reality.
Границы 1991 года невозможны?
Только пирровой победой. Наша основная задача на этой войне — это еще больше не потерять территории и сохранить государственность нашей страны.
Военные примут перемирие?
Военные примут, что примет украинский народ. Украинский народ избрал парламент и президента — нашего верховного главнокомандующего. Какие условия создадутся и подпишутся бумажки, то и примут военные.
Каннибализировать военное руководство и военных не нужно. Никто хунту здесь создавать не будет.
Над текстом работали:
- Поделиться: