«Я хотела бы выступить голой». ТУЧА о сексуальности, феминизме, мужчинах, музыке и войне

«Я могу делать, что хочу, не спрашивая ни у кого разрешения», — говорит музыкант ТУЧА (Мария Тучка). В разговоре с Альбертом Цукренко она рассказала, что значит для нее обнажение на сцене и как ее изменила война. А еще рассказала об отношении к россиянам и русскому языку, феминизме, музыке, свободе, блогерстве и будущем альбоме.
О себе
Я музыкант, блогер, ведущая «Слэй Шоу» и женщина. Не все должны меня знать. Сейчас я почти не веду свой YouTube-канал, с которого в целом началась эра развития меня как блогера. Я сейчас уделяю больше внимания музыке и всему, что с ней связано. На самом деле мне даже пока так лучше.
Конечно, я немного переживаю, что потом мне будет труднее реанимировать свой YouTube-канал, но я чувствовала, что так нужно.
Я пишу альбом. Это будет мой первый альбом, я хочу альбом. Мне кажется, альбом нужен для имени, чтобы зацементировать свое имя. На мой взгляд, у каждого в карьере он должен быть. Всегда можно сперва синглами выбивать, а затем собрать альбом. Я пока точно не знаю даты, но очень символично будет сделать это на год выхода трека «Супер$ука». Потому что я считаю, что это было новое направление и в моем творчестве, и в визуалке. И вот почти на год выхода этого сингла я издам альбом, также связанный с этим названием, но немного переиграю концепцию. Я люблю играть с концепциями. И, возможно, тем, что я создала, я что-нибудь разрушу.
Об обнаженности и сексуальности
Лично я вижу в этом только плюсы. Потому что я, пожалуй, за всю свою жизнь никогда не чувствовала себя лучше в своем теле. Никогда не понимала, а сейчас отдаю себе отчет, что такое настоящая сексуальность. Это непринужденно и органично.
Было бы действительно очень глупо себя сдерживать. Это было бы нечестно и несправедливо. Почему? Потому что я женщина? Потому что у нас огромная объективация женщин? Но ведь это не мои проблемы. То есть как следствие это, конечно, могут быть и мои проблемы, те же изнасилования и прочее. Но в общем-то я не виновата в том, что мужчины объективировали женщин, и теперь я должна якобы одеваться в хиджаб. Но, опять же, и женщин в хиджабе также сексуализируют, объективируют. Поэтому проблема не в том, что я хочу раздеваться. Проблема в том, как к этому относятся.
Но учитывая, что моя аудитория — это в основном женщины и мои любимые геи, я себя чувствую суперкомфортно. На одном из концертов я начала понимать, что у меня спадает топик, а я там голая, и поймала себя на мысли: даже если спадет, мне будет безразлично. Совершенно. Потому что никто не расценит это так, словно я хочу кого-то вклеить.
У меня даже была мысль, что я хотела бы когда-нибудь выступить полностью голой. Вот полностью быть откровенной со своим слушателем, зрителем. То есть твоя музыка, откровенность, обнаженность, лирика и тело.
О реакции феминисток
Я считаю, что это именно эмансипация. Я могу делать, что хочу, не спрашивая разрешения ни у кого. И если мне диктуют другие феминистки, какой мне нужно быть феминисткой, это тоже не мои проблемы. Мое видение феминизма для меня проявляется именно в этом. Я никому его не накручиваю. Не хочешь — не красься, не хочешь — не делай себе губы, не хочешь — не раздавайся. Делай, что хочешь. Меня вообще не еб*т, честно.
Я перед своим зрителем и перед собой честна. Если я действительно чувствую себя сексуальной, и это органично считывают, значит, я делаю все правильно.
Как изменила женщин в Украине война
Мне кажется, сейчас женщины овладевают профессиями, которые казались более мужскими. Потому что, элементарно, мужчин больше на фронте. К сожалению, многие женщины уезжают.
Но вообще такая тенденция в мире, что мужчины становятся более правыми, а женщины — более левыми. Не в националистических взглядах, а в консервативных. Присуще ли это сейчас Украине — не знаю, потому что у нас все же одна из самых больших женских по количеству армий в мире. И появляется все больше голосов женщин, и их лучше слышно. Как говорила Забужко, сейчас как нигде феминизм развивается именно в Украине. И нужно больше внимания давать именно женщинам, которые в ВСУ.
Меня война изменила в лучшую сторону. Потому что… глупая, конечно, фраза, но когда, как не сейчас. Завтра может не наступить элементарно, и будет очень досадно потом, что я чего-то не сделала. Для меня в каком-то плане это освобождение. Но конечно, так не для всех, поэтому не буду обобщать.
Война диктует, она внесла свои коррективы. Уже не из чего выбирать. Конечно, мне как женщине с философской точки зрения об этом легко думать, потому что мое ограничение не такое же, как у мужчин. Но, с другой стороны, мне каким-то образом тоже стараются затыкать рот. Когда я начинала говорить о своих правах, в ответ сначала слышала о заводе, теперь слышу о войне. Но, как говорила Забужко, права и ответственность — это разные вещи. Не предоставив нам прав, они уже хотят одинаковых обязанностей, ответственности этой. То есть здесь снова начинается какая-то несправедливость.
Я, конечно, понимаю, что мужчинам сейчас тяжело. Но почему я не слышала от мужчин, которые мне сейчас затыкают рот, о своих правах до 24 февраля? Чисто с эмоциональной точки зрения мне действительно очень досадно. Но, с другой стороны, эти предъявы ко мне, что я должна молчать, для меня не работают, я не должна молчать. Я должна отстаивать свои права.
О наибольшем предубеждении по поводу феминизма и феминисток
Самое большое предубеждение — это то, что феминистки ненавидят мужчин. Поэтому, пожалуй, очень многие из тех, кто за равные права, не называют себя феминистками. Потому что есть такая демонизация: если ты феминистка, то априори ненавидишь мужчин.
Я обожаю мужчин. И секс с мужчинами обожаю. Я просто хочу жить в безопасном для себя обществе, где меня не будут расценивать как кусок мяса, где я могу выступать обнаженной — и это не будет намеком, что меня можно изнасиловать. От таких элементарных вещей к нормальному, правильному распределению заработных плат, к возможностям двигаться, куда ты хочешь. Я этого хочу.
Что больше всего триггерит в поведении публичных людей
русский язык, российские нарративы. Абсолютная оторванность от контекстов, нежелание меняться, нежелание брать на себя ответственность, инфантильность.
Из моих знакомых на это время я только двоих могу вспомнить, которые переключаются обратно на русский. Если это в процессе работы, я могу промолчать и потом так легко переключить.
Делюсь лайфхаком. Если человек говорит со мной на украинском и забывает какое-то слово или не знает его, поэтому говорит это слово на русском, то я просто повторяю его предложение, но используя украинское слово. Я не исправляю человека — я ему даю эту альтернативу.
О свободе и ответственности
Мне кажется, что свобода — в честности. Это абсолютная откровенность, я так ее чувствую. Конечно, публика тебе наслаивает какие-то ярлыки, приписывает то, чего на самом деле нет, но с этим можно работать.
Если бы мы жили в вакууме, где бы не было россии и у нас была бы суперсформированная украинская нация, сильная, отрефлексированная, осознанная, то тогда уместно обсуждать, что артист может делать то, что хочет. Он не навредит глобально своим соотечественникам. Но надо учитывать то, какие у нас сейчас проблемы и что нам несет оттуда, из болота. Я очень «люблю» это прикрытие: «Я же артист, я так вижу». Кого ты обманываешь? Ты бабла типа хочешь и все! Поэтому все же в настоящее время я ограничила бы такую свободу, потому что это опасно для национальной безопасности нашей страны.
О россиянах
Я не хочу расценивать их как людей, не хочу ничего к ним испытывать, никакой эмпатии, ничего совершенно. По большей части я либо чувствую к ним отвращение, либо мне безразлично. И я хотела бы, чтобы такое отношение было у других.
Даже к х*евым людям можно ощущать эмпатию. С людьми можешь вести диалог. Даже если это люди, которые от тебя могут отличаться во многих вещах, но все равно ты можешь с ними поговорить, потому что рассчитываешь на какую-то эмпатию, и в этом есть какой-то смысл.
россияне для меня — не люди. Нелюди. Я не хочу даже с ними говорить, мне не о чем. Ничего общего, вот просто ноль. То есть это не какая-то метафорическая штука — что они что-то бездушное, кусок дерьма. Нет. Это просто существо ходит такое, как я, две руки, две ноги. Но то, что в голове, — мне не о чем с ними говорить. Вот просто отделаться — и слава богу.
О блогерстве
Я никогда этому не придавала значения. Я это делаю по фану. Я просто это делала, потому что тогда не было такого контента, и меня это схарило.
Но у меня никогда не было амбиций стать лучшей блогершей ютуба. Нет. Если я к своему блогу вернусь — то вернусь. Не вернусь — то не вернусь. Я хочу вернуться, потому что и коммьюнити у меня классное, и это доставляет мне удовольствие. Но сейчас я на паузе.
Думаю, лучше влиять и в целом сплачиваться интеллектуалам, которые возглавляют настроения, направления и т.д. Потому что есть фастфудный контент и свои зрители, а есть немножко другого ранга. Быть блогером в фастфуде я на этот момент не могу.
О стиле
Даже в нашей попкультуре все очень плохо со стилем, плохо с экспериментами. Нету просто. Нет людей, готовых рисковать, пробовать что-то новое. Выходит фотосессия Дорофеевой, где она говорит, что это «агли бьюти», я смотрю — а у нее просто очки перекошены. И это «агли бьюти»? Я вспоминаю Doja Cat. Вы серьезно? О чем мы говорим?
Я хочу, чтобы меня кто-то удивил. Я не говорю, что все вынуждены, но я действительно редко нахожу, чтобы такое — вау, них*я себе.
Об Украине и российском шоубизе
Зайдет ли сюда снова россия? Это будет зависеть уже не только от музыкантов, но и от общества, которое либо поддерживает, либо не поддерживает. Это уже игра двоих. Здесь нельзя всю ответственность переводить на музыкантов — вот вы делаете х*ровую музыку, поэтому мы будем слушать российское. Нет. Нельзя давать вообще права производить здесь никакого русскоязычного продукта и толерировать российский продукт здесь. Все. Но это уже зависит только от общества.
Я недавно себя поймала на мысли, и она меня п*здец как расстроила. У меня выйдет песня, где я пою о том, как вдохновляюсь женщинами, артистками за границей. Это так и есть, это правда. Но в тот же момент я узнаю о смерти своего знакомого военного. И понимаю, что я уникальнее, чем они, потому что они никогда не будут иметь такого опыта, как у меня. Но мне грустно, что этот опыт дается такой еб*нутой ценой, несправедливой. И мне стало из-за этого очень грустно.