«Меня защищает человек в форме»: один миллион на страже тридцати
Война всегда расставляет акценты. Она показывает, кто враг, а кто друг; кто играет комфортную роль наблюдателя, а кто изо всех сил стремится помочь; кто навредит, а кто защитит. Когда-то мне искренне казалось, что 2014-йпоказал нам, кого мы должны уважать и поддерживать, а кому противостоять. Но оказалось, что мир не разделен только на белое и черное, а люди не всегда устойчивы к внешним воздействиям — будь-то целенаправленная Информационно-психологическая специальная операцияИПСО или психоэмоциональная травма.
Последние полгода информационное пространство перенасыщено громкими заголовками вроде: «Меня избили в ТЦК», «На моего мужа напали военные», «Беззаконие в форме». За этими заголовкам многие начали терять истину, которая еще недавно была всем понятна: мы до сих пор живы, потому что нас защитили люди в форме.
Еще полтора года назад Facebook и Instagram изобиловали картинками с подписями «Мой бог носит Узор формы ВСУ — синоним к «украинская военная форма»“пиксель”», «Мой ангел в форме ВСУ». Однако когда этих людей и их родных призвали присоединиться к рядам Вооруженных сил, часть из них резко изменила свое отношение — на пренебрежение, страх и воспевание своего уклонения.
Казалось бы, еще свежа память о Мариуполе и на скорую руку вырытых могилах во дворах; о военных, которые, рискуя собой, искали в городе последние запасы продуктов и развозили их гражданским.
Мы вспоминаем о Буче и Ирпене, которые те же люди в форме вырывали из лап оккупанта в тяжелых боях. Откуда вывозили тела сотен людей, убитых россиянами. Помним об обороне Киева, которая далась большой кровью и титанической работой.
А еще — об Изюме и Херсоне, когда все плакали, глядя на сине-желтые флаги в освобожденных городах.
Даже если забылось — ежедневно остается бесконечный поток новостей об очередных обстрелах, ракетах и «шахедах» в сторону мирных городов, свидетельства военных преступлений и ежедневные проводы наших героев в последний путь.
Любые наши дискуссии возможны только благодаря людям в форме. В «пикселе», «мультикаме», «хищнике», «оливе», а порой и вперемешку собранных из всего, что оставалось на полках военторгов — с зеленым или желтым скотчем на рукаве.
Благодаря нашим воинам гнить в земле остались российские десантники с приготовленным для марша по Киеву парадным одностроем. Вместе с идеями о «русском мире», которые только в прошлом веке привели к Голодомору, репрессиям, Черносвитники во время Второй мировой — парни 16-19 лет, которые были в нацистской оккупации и за это время подросли до призывного возраста. Их забирали в армию, чтобы «смыть кровью позор пребывания на оккупированной территории»черносвитничеству и преследованию по национальному признаку. Они не пришли в ваши дома именно потому, что человек в нашей форме остановил их. Поэтому для меня странно видеть, как разносятся слухи и предательские возмущения, когда фронт снова упорно движется вглубь страны.
Следует помнить, что армия — это срез общества. Если раньше мы могли себе позволить хоть какой-то отбор, то во время войны в армию приходят все. Сейчас «пиксель» могут носить многие, мягко говоря, противоречивые фигуры. Однако мы должны помнить, что значение имеет конкретная личность, а не армия в целом. Не следует кричать: «Смотрите! Смотрите, этот мерзавец в форме!».
В армии многие тоже страдают из-за своих коллег, но подчеркиваю, что последние заслуживают наказания сами собой, а не из-за погонов на плечах.
Не стоит забывать, что война наносит немалый вред психическому состоянию человека — это тоже может влиять на его взаимодействие с гражданской средой. Государственная программа поддержки ментального здоровья, к сожалению, не всегда способна удовлетворить запросы всех, кому это нужно.
Не все, кто в этом нуждается, знают о программах многих общественных организаций, которые могут помочь справиться с пережитым. Как следствие, мы действительно имеем факты проявления агрессии от военных и ветеранов — и именно поэтому они нуждаются в нашей поддержке.
Я и сама была тем человеком, который после первого «возвращения» с войны не смог справиться с внутренней болью — стала пассивно-агрессивной ко всем, кто не проходил мой путь.
Не так давно в TikTok была серия видео о мужчине, избившем женщину в цветочном магазине. Конечно же, все бросились того человека поносить. Нападать на женщин (да и на кого-либо вообще) — плохо. Впрочем, никто не захотел узнать, что же, собственно, произошло у этого мужчины.
Оказалось, что он — военный, который приехал на могилу своего сына, убитого на войне. Он купил для него цветы, а те быстро завяли. Не имея возможности спустить гнев на истинного виновника этой трагедии — российских захватчиков, он пошел к цветочнице.
Как мне когда-то отметили, «форма — не индульгенция». История этого мужчины не оправдывает его действия, но в то же время показывает, сколько боли в душе тех, кто нас защищает.
Как гражданское общество мы можем и должны стимулировать государство «излечить» корень проблемы — открывать центры, горячие линии и службы поддержки для военных, переживающих далеко не лучший период своей жизни. Когда нам было нужно, они пришли, чтобы нас защитить. Но где наша протянутая рука, когда в этой помощи нуждаются они?
Однако есть еще один не менее важный аспект этих ситуаций — как они влияют на нашу обороноспособность. Враг силен в информационной войне. Любые случаи негативного взаимодействия с военными, прежде всего с представителями территориальных центров комплектования, россияне мониторят и используют. Они гиперболизируют, масштабируют и обрушают волны психологического воздействия на наши встревоженные головы. Испуганные и возмущенные, мы усугубляем трудности в той же мобилизации. А без нее будут еще десятки Мариуполей.
Большинство людей не умеют укрощать эмоции. Мы должны спрашивать себя: «Если новость или сообщение в соцсетях заставляют меня чувствовать что-то резкое и острое — кому это выгодно?».
В частности, из-за некачественной информационной политики и российского влияния некоторые подразделения остаются на линии боевого столкновения неукомплектованы. Они держатся, однако их ресурс не вечен. Кто выиграет от того, что запуганные военнообязанные не вступят в армию? Что гражданские будут бояться военных? Что размывается общественная мотивация продолжать эту борьбу?
Да, не все, что нам не нравится, — ИПСО. Но когда ситуация реальна, не все следует воспринимать как глобальную проблему, когда можно разобрать конкретный случай по деталям, не забывая о презумпции невиновности. Есть случаи, когда следует выслушать обе стороны, чтобы понять, что произошло. Надо понять, что это за человек; где его место работы; какая была ситуация. В противном случае нашими реакциями манипулируют в своих интересах захватчики.
Когда военный действительно совершает преступление, принято акцентировать именно на том, что этот человек в форме. Чем совершаемое «человеком в форме» преступление отличается от преступления, совершаемого любым другим человеком? Не привлекает такого внимания?
Почему гораздо реже рассказывают, как гражданские избивают или унижают военных? Уверяю, таких случаев предостаточно. Можно вспомнить хотя бы историю о боевом медике, на которого напали, потому что решили, что он из ТЦК — об этом скупо вспомнили всего несколько медиа.
Стигматизация людей в форме — существенная проблема, которую нужно преодолевать. За это ответственны и медиа, которые должны говорить о существовании этой проблемы. Да, много лайков в соцсетях они этим не соберут — но вода камень точит. Да и, по-моему, чистая совесть будет весить больше, чем показатели охватов и просмотров.
Гневные комментарии под постами негативно влияют на морально-психологическое состояние тех, кто сейчас в Силах обороны или как ветеран вернулся в гражданскую жизнь.
Человека в окопе подавляют восхваления, как «хорошо быть уклонистом». Поверьте, мало кто на фронте не соскучился по мирной жизни. Многим даже отпуск домой уже будет отрадой. На передовой нуждаются в ротации и ждут новых мобилизованных, а не слухов о том, что «никто больше не хочет служить, глупых не осталось».
Так же человека, который получил ранение и вернулся на тыловую должность в территориальный центр комплектования, подавляют жалобы, как «плохое ТЦК забрало моего мужа, а ведь он у меня не для войны». Никому не хочется быть следующим, на кого спустят собак.
Когда же речь идет об акцентировании на принадлежности к армии человека, совершившего преступление, каждый военный переносит это и на себя. Бойцы чувствуют себя униженными — их беспокоит, что их будут бояться. Уместно ли отбирать у них этими лишними обсуждениями мотивацию служить?
Учитесь быть добрее, эмпатичнее. Учитесь уважать, ценить и протягивать руку. Иначе через несколько месяцев вас никто не спросит, хотите ли вы служить в армии — вы будете там, только на флагах этой армии будет российский триколор.
Вы можете поддержать военного, написав слова благодарности или заблокировав тролля в комментариях. Можете заставлять медиа реагировать на ваши жалобы и изменять редакционный подход — проверять информацию, не винить голословно, не стигматизировать военных и не «разводить зраду».
В заключение хочу рассказать о собственном опыте. Я пошла на войну, чтобы мои друзья и близкие не вынуждены были делать этот выбор и проживать этот опыт. Мое первое возвращение оттуда произошло в 2021-м.
Когда я вернулась, я была, хм, поражена: эти самые мои друзья и близкие, ради которых я пошла воевать, не прожили эту войну так, как ее прожила я. Я возмущалась: как им удается жить, когда умирают на войне те, кого я тоже знала. Это породило во мне пассивную агрессию и ярость на гражданских, которых я вроде и защищала.
Несколько раз я срывалась: нанесла физический ущерб, еще и сказала много неприятных слов. Не знаю, чем могла бы закончиться эта история и могла ли я однажды навредить посторонним, если бы не те, кто нашел в себе силы мне помочь.
Терапия, осознание себя и общества сделали меня устойчивой к эмоциям и ярости. Но это перерождение нуждалось в помощи.
В 2022 году я снова «повелась» на комментарии «полезных идиотов». Ярость снова набирала обороты и завладевала мной. Тогда снова мне вовремя протянули руку помощи. Простые случайные слова благодарности за мою службу в частных сообщениях вернули меня в чувство.
Таких, как я, много. Не стоит судить всех военных скопом. Вы не представляете боль, которую мы переживаем, слыша и читая, как гражданские боятся или презирают людей в форме.
В конце концов:
Меня защищает мой муж в форме.
Меня защищает чей-то отец в форме.
Меня защищают чьи-то сыновья и дочери в форме.
Нас защищают наши друзья и подруги в форме.
В конце концов, я тоже иногда человек в форме.
1 миллион в форме защищал и продолжает защищать 30 миллионов, которые все еще в гражданском.
И хорошо, когда есть форма с флагом Украины.
Это авторская колонка. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.