«Врагов нужно простить только потому, чтобы ненависть не разъедала нашу душу» — капеллан

Я готовился к расстрелу

К Богу я пришел только в 25 лет. И первая моя молитва: почему так поздно? Почему я упустил столько времени? А другая: дай мне, Боже, любви. Я чувствую твою любовь, она прекрасна, и я хочу научиться любить людей, как ты.

Меня рукоположили на священника в 2010 году, я был настоятелем в городе Остер в Черниговской области. Ездил из дома каждый день 85 километров.

Когда случился Майдан, был там с самого начала: молился вместе с народом. А когда началось АТО, решил поехать туда. Армия для меня не чужда: я служил, поэтому хотелось поддержать бойцов.

Я и еще один священник посетили патриарха за благословением. А он мне и говорит: «Батюшка, у вас своя война дома, кто ваших детей будет воспитывать?». И не пустил на фронт.

У меня с женой трое своих детей, а с 2011-го у нас есть детский дом семейного типа. Берем на воспитание подростков, которые никому не нужны. Когда в 18 лет они «выпускаются», то есть выходят из-под опеки, берем других. И так уже есть 17 «выпускников». Кто-то создал свою семью, двое сыновей воюют. Волнуюсь за них: один уже несколько контузий имеет.

Поэтому у меня был приход в Город в Черниговской областиОстре, а с 2015-го служил капелланом в военной учебной части «Десна».

Когда началось полномасштабное вторжение, наше село в Черниговской области оказалось в оккупации. Пока была связь, в местном чате я пригласил к нам домой всех, кто боится, у кого нет пищи, кому некуда идти. И люди потянулись. В самый большой пик собралось 86 человек.

У нас большой дом на 480 квадратов, есть хороший подвал. Какой-то кацап заглянул, спустился: «О, какое бомбоубежище, тут и прячьтесь». Позабирал все мобилки, планшеты, ноутбуки: «Проверим, завтра отдадим». Ага, отдает по сей день.

Но была увлекательная история. У меня было два телефона, на одном успел стереть фото и контакты, а на другом, с которого передавал координаты российских войск нашим военным с чердака, — забыл. Ну, думаю все. Убьют.

Страха не было, только мысль: нужно прощаться с семьей, но так, чтобы не заметили. Обнял жену, а сам бледный, как стена. Жду, когда же за мной придут. И вот подъезжает два БТР, идут к двери несколько россиян: «Что у вас здесь?». Я не выдержал: «Что там с телефонами?» — «А ваши стреляли, влупили, вся техника сгорела».

Я такой счастливый, захожу в дом: «Телефонов нет». — «А чему ты радуешься?» — спрашивают мои. Только через полгода признался им, что готовился к расстрелу. Я очень благодарен Богу, что меня увел от неизбежной расправы.

Если терять ногу, то лучше левую

Через месяц после деоккупации меня пригласили либо преподавать в академии Министерства внутренних дел, либо идти служить в военный госпиталь, потому что капелланов катастрофически не хватало.

Я склонялся к академии, потому что мне ближе с молодежью работать, чем с больными. Но все решилось само собой: в госпиталь уже поступали раненые, работа кипела. Я приехал, первый день был, пообщался и понял, что это мое. Бог поставил меня четко куда надо.

Какова моя работа? Начну с того, что священник — это тот, к кому приходят люди, преимущественно верующие. Ему проще. Капеллан — это тот, кто сам идет к тем, кто не верит, чтобы ознакомить их с православной верой.

На территории госпиталя есть храм святого великомученика Георгия Победоносца, где я как настоятель провожу службы. Также каждый день в больничных палатах делаю свой «обход», спрашиваю у бойцов: кто ты, откуда, какой веры, часто ли ходишь в церковь, читаешь ли Священное Писание, хочешь ли ты в Царство Божье и т. д.

Составляю некий духовный портрет человека. И от этого уже отталкиваюсь, о чем дальше говорить.

Вот несколько недель назад разговаривал с 22-летним парнем, у него ампутация левой ноги прямо под пах. Я спросил, как он после ранения: не отчаялся ли. А он: «Нет, батюшка, я у Бога попросил: если ранение и потеря ноги, то лучше левой. Ну и главное, чтобы хозяйство не отбило. Так и вышло». — «А почему левой?» — «Чтобы на машине на автомате ездить». Он бодрячок, такой быстро поправится.

А сегодня у меня была такая приятная пара. Она с запада Украины, он из Луганска родом, но встретились за границей, поженились. Живут в Ивано-Франковске. Женщина — верующая, постоянно Священное Писание читает и на свой день рождения попросила, чтобы муж «Отче наш» выучил. И он выучил, потому что для нее это важно. И мне рассказал, что так благодарен своей жене, что она за него молилась: «Я благодаря ей на войну пошел с Богом в сердце».

Очень много интересующихся духовными вопросами. Один боец — молодой, два высших образования, пытливый ум имеет. Говорит, Бога не знал. Но мы проговорили два часа, я ему Библию оставил: «Все, что непонятно, подчеркивай карандашом и звони». И он теперь частенько набирает: «Батюшка, сегодня будете? Зайдите ко мне. А вот это о чем написано?» — и мы снова беседуем.

В больнице очень интересно. Я когда-то ездил по тюрьмам как священник, там человек физически никуда не спешит и имеет много времени для размышлений. Здесь тоже стараюсь лечащимся военным доносить: «Размышляйте о своей жизни: что хотели бы изменить? Не сидите в телефонах, пусть ваш разум будет жив».

Так и вера должна быть жива, осмыслена. Не просто свечку поставить, перекреститься и «аминь» сказать. Богу это не нужно. Христос не какой-то дядя из иконы, а и отец, и брат нам, и наставник.

Иногда, чтобы объяснить, кто такой Бог, начинаю так: «Вот есть генерал. Все его уважают, но и боятся. И приходит он домой, детки бегут навстречу. Они же не кричат: “Мама, генерал пришел!”. Нет. “Папа пришел”. Выходит жена: “Любимый мой”. То есть для них он не генерал».

Так и Бог. Для всех ангелов он генерал, а для нас — нет. Для нас он отец, и мы должны принять, что Христос — наша семья. Он любит нас и делает все возможное, чтобы мы не влезли ни в одну беду. Если мы страдаем, то он страдает вместе с нами, если радуемся, радуется с нами. То есть он кругом с нами. Но мы должны этого захотеть, искать его и смотреть в свое сердце: родной он нам или нет.

Часто раненые говорят, что они атеисты. Я отвечаю: «А ты вообще не веруешь или немножко веры есть?». Как правило, что-то есть. Я продолжаю: «Хорошо, отталкиваемся от того, что что-то есть». И предлагаю искать. Где угодно: читай Библию, Коран, можешь другую литературу, Бог тебе откроется. Не бывает так, чтобы кто-то искал Господа и не нашел.

Часть людей слушает меня только из уважения. Если я вижу, что кто-то не заинтересован, то минут через 15 ухожу. Сегодня он не готов, а завтра все может измениться. Сказавших: «Отстаньте от меня» — было двое за три года.

Процентам 30 точно наши встречи нужны. Приезжают потом через полгода, встречаемся, радуются. Одна женщина, которая вернулась из плена, так благодарила, что я дал ей надежду.

Молиться о врагах

Обиженных на Бога среди раненых очень мало. Они воевали, и если была минутка, крестились, вспоминали все молитвы, чтобы Господь их спас. Это быстрое, спонтанное решение, там не до обид.

А вот кто действительно имеет обиду в сердце — это те, кто вернулся из плена. Плен — это ужасно, это мучения, пытки, боль. И кто-то действительно сердитый: «За что мне такое?». Моя задача как священника — постараться, чтобы человек после такого негативного опыта не впал в еще больший негатив и депрессию.

Но иногда в плену случаются удивительные вещи. Часть людей возвращаются совсем иными в духовном смысле — верующими, перерожденными, укрепленными. Страдания дали толчок к встрече с Богом. Некоторые мне так и говорили: «Если бы я в плен не попал, не уверовал бы».

Нескольким военным, несокрушимым в своей вере, я даже предложил подумать о священстве. Пообещали, но уже после войны.

В больнице просят молиться. За разное — за будущую операцию, за брак. В частности, и за врагов. Бывает подают записку, а там: «Отче, помолитесь за здоровье наших воинов» — и имена перечислены. А внизу фраза: «И за врагов». Люди думают, что так соблюдают заповеди.

Мне приходится объяснять, что когда мы молимся о украинских бойцах, чтобы здоровые были, целые, благословенные, вернулись с победой, то за врагов именно так нельзя просить. Мы должны понимать, что мы хотим от этих врагов. То есть чего хочет Бог. А в Священном Писании говорится, что он хочет, чтобы все покаялись и дошли до познания истины.

Господь любит всех. Но это не значит, что он всех одобряет и поощряет. Он хочет, чтобы враги покаялись и осознали, какое зло творят. И в этом наша молитва: «Господи, наставь, просвети их, дай понимание, что зло и убийство никогда не будут оправданы». Я за врагов молюсь мало, надо бы больше. Но я тоже не святой, мне тяжело.

Также военных беспокоит момент убийства врагов. Переживают, не грех ли это. Я отвечаю, что убийство всегда было грехом. Но есть разница между убийством агрессора и защитой страны.

Привожу в пример царя Давида, который всю жизнь воевал, у которого руки по шею были в крови. Но Бог любил его. Не за убийства, а за то, что защищал Иерусалим. А Украина — это наш Иерусалим. Мы ее защищаем, поэтому это хорошее дело. Горе нам и наказание было бы большое, если бы оружие сложили. Мы стали бы предателями и Бога, и своего народа. Поэтому говорю: защита страны — дело Господа. А слова о «тебя ударили, подставь левую щеку» — это вырвано из контекста, и сюда их нельзя применять.

Есть ко мне вопросы и о прощении врагов. Отвечаю: да, христиане должны молиться и прощать врагов. Сознательные бойцы часто говорят, что понимают это, но не могут. Я успокаиваю: «Брат, придет время, закончится война, эта рана будет затягиваться, и мы сможем. Над этим надо работать, это правильный путь лишь для того, чтобы ненависть, ярость не разъедала нас, не разрушала нашу душу. Только для этого. В нас должна рождаться любовь».

Я им всем повторяю: «Не хватает прощения, молитесь, чтобы Бог дал достаточно любви, потому что любовь покрывает все. Молитесь, чтобы вы были светом. Так спасете себя и тех, кто вас слушает».

Время умирать?

Иногда меня спрашивают, почему погибает тот, а не другой, почему Бог берет к себе молодых. Я отвечаю, что Отец призывает к себе не по возрасту, а по зрелости духовной. У каждого из нас есть пик нашей искренности, нашей любви, и мы для Господа как спелый фрукт. Мы готовы к Царству Божьему.

Мне рассказывали об одном мужчине, не так чтобы и верующем, тихоне, скромном. И вот когда нужно было отступать и все могли погибнуть, он сказал: «Ребята, я остаюсь и вас прикрою». Солдаты удивились: он героизмом не отличался.

Я верю в то, что Бог поддерживает нас и дает момент особенного переживания, когда человек чувствует: сейчас время встречи с отцом. Хотя он его, может, не знал при жизни, не успел, не было времени размышлять, не двигался в этом направлении, но момент настал. Так и этот боец. Господь не сказал ему прямо: «Твое время умирать». Но тот сердцем услышал: вот это прямо сейчас.

Он не опасался. Ему спокойно, потому что Господь дает это чувство: я с тобой, не бойся. В Священном Писании отмечено, что любовь не имеет страха и что она всегда жертвенна.

Счастье быть полезным

Я могу потратить на разговор с человеком столько, сколько ему нужно. Хоть с утра до вечера просидеть. Готов насыпать, лишь бы он брала. Не будет такого: час прошел, следующий! Ибо Бог дает мне силы. Если боец позвонит в два часа ночи, потому что он в окружении, а там нет капеллана, то буду слушать. Какое спать?

Понимаю, если военный обращается по мирским вопросам, скажем, по поводу развода, то к психологу не отправлю. Ему нужно мое мнение, то есть видение Бога. Поэтому слушаю каждого, с чем он пришел.

Мне радостно быть полезным. На самом деле иного пути, кроме как быть полезным другим, у нас нет. Остальное — это эгоизм. Если мы, как Христос, будем отдавать себя другим: то ли временем, то ли финансами, то ли поддержкой психологической — значит, Бог работает в нас и добра в мире становится больше.