Домашнее задание — выжить. Я приехал на фронт к своему учителю истории
После начала полномасштабного вторжения Сергей Маратович сменил свой черный кожаный портфель на пульт управления дронами, а велюровый пиджак на плитоноску.
Четыре года назад я сидел за партой, а Сергей Маратович ходил по кабинету истории и рассказывал нам о коммунистах и репрессиях. Сейчас я сижу рядом с ним в селе близ Орехова в Запорожской области и учусь различать звуки выходов и прилетов артиллерии. А мой учитель в это время рассказывает, как попал под обстрел в Бахмуте.
«Сначала громкий звук, на секунду я в воздухе, потом сквозь пол пролетел на первый этаж. Весь рот в пыли был, на зубах скрипело, словно железом по стеклу. Вкус Бахмута».
В дом, откуда они управляли дронами, попала ракета. Сергей со второго этажа сквозь разбитый пол пролетел на первый, но благодаря кровати, придавившей его сверху, остался невредим. Напарнику повезло меньше — его накрыл потолок. Но побратимы спасли.
«Андрею прямо на спину упало. Поломало таз и чуть ли не все ребра. Сейчас ходит понемногу».
О своем опыте в Бахмуте Маратович рассказывает легко, с усмешкой. Мне даже кажется, что это очередная смешная история из жизни, которые он рассказывал нам в школе. Но на этот раз мы не во Львове на экскурсии, а в нескольких километрах от нуля, и это истории выживания, а не детские байки.
«Конечно понимаю. Одиннадцать лет, что я преподавал в школе, уже заученные лекции и тому подобное иногда казалось чем-то нереальным. Но оружие в руках и шлем на голове вернули меня в “здесь и сейчас”», — рассуждает мой бывший учитель.
«Здесь и сейчас» — это дрон и старлинк. Никаких проверок домашних заданий, контрольных работ и пересдач после уроков, экскурсий и выпускных.
«Не знаю, как преподавать когда вернусь. Как вернуться в школу? Как-то очень странно. Сколько я был здесь, уже привык, уже без этого не могу. Я не могу жить без войны, понимаешь? Надо будет привыкать к мирной жизни так же, как я привык к войне. Но вот это осознание, что ты к этому привык, это уже частичка тебя. Немного это, конечно, грызет. Но что поделаешь? Такое наше “здесь и сейчас”».
На экскурсии учитель водил нас только туда, где бывал когда-то сам. Поэтому всегда чувствовалось, будто поглощаешь его эмоции и опыт. В каждом городе вел себя так, словно прожил там прошлую жизнь. И мы сами от этого чувствовали себя как местные. Мобилизовался мой учитель в первые дни вторжения. Сейчас сражается на Запорожском направлении.
Наш разговор на крыльце прервал телефонный звонок: голос из динамика несколькими словами заставил моего бывшего учителя прыгнуть в серый внедорожник. С водительского сиденья Маратович жестом показал мне на пассажирское место.
«А сейчас мы едем в Орехов — это такой Бахмут на минималках. Закрывай дверь».
Разрушенная школа Орехова
В Орехове, миновав одну из вымерших улиц города, мы дошли до разрушенной школы. Я кивнул подметавшему двору мужчине — недавно прогремел взрыв, пол был устлан кусками шифера, стеклом и листвой, упавшей с деревьев. В ответ ничего, кроме равнодушного и угрюмого взгляда, не получил.
Кроме нас и мужчины с метлой на улице не было никого. И пока мы рассматривали развалины, не заметили, как к нам присоединился джентльмен с велосипедом и ведром в руке.
На вопрос, местный ли, мужчина потер лоб, глубоко вдохнул и шепотом, хрипло выдавил: «Да». Назвал свое имя — Владимир. Вся его жизнь прошла в Орехове. В школе, от которой почти ничего не осталось, он учился.
«Вот на втором этаже там был кабинет директора. Помню, бывало, что меня водили туда частенько, когда я чудил. Ха, а вот мой класс был, ну надо же, вот на первом этаже, у той балки, что торчит. Бляха муха, тут был мой класс, а стенок даже не осталось. В этих стенах дети знания получали, а теперь здесь только смерть».
Последние месяцы Владимир ежедневно приходил сюда, чтобы набрать еды для собак. В школе был и центр помощи, и столовая, и место встречи со знакомыми, не выехавшими из города.
«У меня там на улице 22 пса. Людей нет, я один. Они ведь просто сдохнут, понимаете? Кому кормить их? Так я вот приходил после обеда, такое, сам иногда ел, набирал, что осталось, и кормил малышей. Соседей увидеть, поговорить. Я вот пока стою здесь с вами говорю, кто-то из них может под этими развалинами лежит…»
Пока я был в Орехове, там было спокойно. Если не считать лая голодных собак, возгласов военных, звуков прилетов, выходов украинской артиллерии, шума бронемашин и шуршания ветра по шиферу, который на деревья закинула ударная волна.
Меня сопровождали потрескавшиеся от осколков заборы. Дома сбрасывали крыши, словно снимали шляпы при встрече, — почти все здания были без головных уборов. Оконные рамы приглашали в гости, посмотреть на пустые детские комнаты и тюбики в ванной, которые все еще смирно стоят и ждут хозяев. В Орехове было спокойно.
На следующее утро, после визита в город, я прочитал в новостях: «Оккупанты ударили управляемой авиабомбой по жилому кварталу в Орехове Запорожской области, когда там выдавали гуманитарную помощь. Погибли 4 человека, ранены 11».
О судьбе Владимира, с которым я познакомился в Орехове, мужчины, который кормил собак и часто ходил за гуманитаркой, мне ничего не известно.
Автор:: Максим Черный