«Иногда приходится объяснять несколько раз». Как телеканал ДОМ «деоккупирует сознание» жителей «Л/ДНР»
Государственный телеканал «ДОМ», созданный в марте 2020 года для противодействия дезинформации со стороны российских медиа и «деоккупации сознания» жителей оккупированных территорий Донбасса и Крыма, неоднократно критиковали в соцсетях.
В частности, досталось телеканала за проект «Взгляд с Банковой» с участием уже бывшего пресс-секретаря президента Юлии Мендель. Отмечали, что она использует эфир не столько для развенчания российских фейков, сколько для критики политических оппонентов Зеленского и пиара власти. И особенно высмеивали ее фразу о том, что «в Украине есть украинский русский язык».
Последним поводом для критики стал сюжет «ДОМа» про националистов-радикалов в Украине. Его авторы пытались убедить зрителя на оккупированных территориях, что националистические движения никакого влияния в Украине не имеют, а их представителей власти наказывает, если те нарушают закон.
Националисты обвинили телеканал в использовании «нарративов российской пропаганды» и потребовали извиниться за сюжет. Извинений в ответ не прозвучало, но видео с YouTube редакция убрала, попросив Комиссию по журналистской этике оценить качество материала.
Мы поговорили о редакционной политике с шеф-редактором канала, бывшим жителем Донецка Алексеем Мацукой, а также с экс-директором по производству «Студии Квартал 95» Юлией Островской, которая с начала 2020 года является генеральныым директором ГП «Мультимедийная платформа иновещания Украины».
Именно на базе этого государственного предприятия с октября 2015-го работает телеканал иновещания UA.TV, призванный на пяти языках информировать мир об Украине в противовес российской пропаганде. До создания «ДОМа» именно этот многоязычный контент предлагали жителям Крыма и Донбасса.
О рейтингах, язык и фидбеке
Народный депутат от «Слуги Народа» Александр Федиенко через год после запуска канала «ДОМ» заявил, что его «никто не смотрит» даже на подконтрольных Украине территориях Донбасса. Мол, там до сих пор популярен российский телепродукт. А раз «ДОМ» не помогает, украинские медиагруппы должны раскодировать свои популярные телеканалы для этих территорий, потому что люди смотрят исключительно российские.
Ю.А.: Это просто мнение человека, потому что мы знаем, что нас смотрят, и есть фидбек с той стороны. Возможно, «ДОМ» смотрят не так, как россйский «Первый канал», но я не понимаю, как связана с этим разблокировка других каналов? Конечно, надо разблокировать. Потому что нельзя выходить с черенком от лопаты, когда в тебя стреляют из всех видов оружия. Сейчас на этой территории вещают 70 российских каналов. Это то же самое, что против танка выйти с саперной лопаткой. К счастью, у нас появилась по крайней мере саперная лопатка, на протяжении шести лет даже ее не было.
Сейчас «ДОМ» вещает только на русском языке. Почему бы часть из ваших пяти выпусков новостей в день не сделать украиноязычными?
Ю.А. По соцопросам, зрителям на тех территориях все равно, на каком языке контент, важно его качество.
Во-вторых, у нас есть украинский язык на канале. Это сериалы, которые мы покупаем, или фильмы, снятые при поддержке Госкино.
Кроме того, мы не переводим в новостях украиноязычные синхроны. Но в целом наша позиция такова: люди знают русский язык, и чтобы не делать много разных выпусков, мы готовим один, который будет понятен всем. Таким образом мы расширяем аудиторию.
В законе об иновещании говорится, что эфир может быть как на украинском, так и на любом другом языке, который уместен именно сейчас. Мы выбрали русский.
А.М. «ДОМ» делает упор на борьбу с дезинформацией. На русском языке ее — колоссальное количество. Да, украинский на неподконтрольных территориях понимают, но для аудитории, например, Армении или Азербайджана, где понимают русский, украиноязычные синхроны мы вынуждены переводить.
Чем вы руководствовались, когда формировали редакционную политику и планировали проекты, — собственным видением или фидбеком с той стороны, чтобы понимать, что там волнует людей?
Ю.А. Есть много исследований, в том числе международных, которые проводятся на оккупированных территориях. Мы базировались на них.
Главный запрос живущих там людей — это обычная нормальная жизнь. Это же естественно — расслабиться, посмотреть программу о путешествиях или приготовлении буррито, а не думать, какие налоги будут завтра.
Также все отмечали, что устали от политизированного контента. Конечно, убрать его совсем было бы странным, но мы минимизируем, чтобы не перегружать зрителя, и одновременно давать нужную информацию. А между прочим — транслировать развлекательные вещи, демонстрируя, что жизнь продолжается, и мы их ждем.
У нас примерно 25% — это информационный контент, а 75% — развлекательный.
Но как вы поддерживаете связь со зрителем, как знаете, что у вас смотрят и не работаете ли зря?
Ю.А. У нас есть различные индикаторы подсчета. Один из них — диджитал-платформы: как нас смотрят на YouTube, как читают сайт, какова вовлеченность аудитории в Facebook. За первый квартал 2021 года на YouTube у нас 10 миллионов просмотров.
Откуда заходят? В пятерке — Донецкая область и Крым, Луганская область где-то на восьмом месте. Что касается рейтингов, то это все гипотетические подсчеты, потому что нет доступа к показателям на неподконтрольной территории.
Поэтому мы делаем качественные исследования, фокус-группы, где можем показывать аудиториям тот или иной контент, получать отзывы. Также демонстрируем контент нашим партнерам, и они делятся отзывами.
А.М. Для понимания фидбека мы, в частности, просматриваем запросы, которые оставляют люди в донецкой телеграм-группе. Если видим, что часто спрашивают, как поменять советский паспорт на ID-карту, делаем специальные разъяснительные ролики. Так мы формируем повестку дня.
О радикалах и специфике аудитории
Чем принципиально отличается канал для сугубо украинской аудитории и канал для тех, кто живет на оккупированных территориях?
А.М. Для оккупированных территорий даже терминология отличается. Потому что таких понятий, как комендантский час, гуманитарная помощь, группировка боевиков, нет в мирных городах.
Для Донецка контент должен быть более разъяснительным. Например, рассказывать о каких-то правительственных программах социальной помощи. Люди там оторваны от информации, иногда думают, что здесь нет пенсий, выплат, ипотеки, вообще никаких возможностей для них здесь нет.
Поэтому приходится иногда по несколько раз объяснять, что значит та или иная правительственная программа, какие возможности для них она дает. Это специфическая работа, а не полноценное медиа, как мы привыкли себе представлять СМИ в свободных странах.
Зачем зрителям оккупированных территорий сюжет об украинских националистах-радикалах, с которыми борется украинская власть? К тому же, Семен Семенченко, арест которого вы подали как пример такой борьбы, националистом никогда не был, а власть на самом деле не борется, а часто поддерживает и использует этих радикалов в своих интересах?
А.М. Ну, это интерпретации. Я считаю, что власть действительно борется с радикалами и нарушителями общественного порядка. И в Украине есть признаки того, что эти вещи наказываются.
Мы же не можем сказать, что у нас абсолютно неуправляемое государство. Так говорит Киселев в выпусках новостей на российском телевидении. И наш сюжет был как раз ответом на дезинформационную линию Киселева. Основная идея сюжета — показать, что Украина все-таки европейское государство, где нарушения прав людей наказываются.
Этот сюжет вы удалили с YouTube из-за анонимных угроз в ваш адрес и требований отдельных националистических организаций извиниться?
А.М. Мы ответственное медиа и не можем допускать никакой эскалации. Если наш контент будет приводить к определенному обострению, мы должны разобраться, почему.
Поэтому мы попросили коллег из Комиссии по журналистской этике посмотреть ролик. Кроме того, не хотелось подливать масла в огонь внутриукраинского дискурса, когда все думали, что Россия вот-вот нападет на нас.
Нам все равно, что о нашем продукте скажут россияне или хейтеры, но главное для нас — давать больше поводов для единства, а не для раскола.
О предшественниках, Мендель, Соколовой и Княжицком
Вас критикуют не только блогеры из числа сторонников Порошенко...
А.М. Есть несколько лагерей, которые критикуют. Тут и пророссийский лагерь, и, условно говоря, патриотический лагерь.
Это государственный продукт, поэтому общественное обсуждение — нормальное явление. В США так же обсуждают их иновещание, там тоже очень много критиков «Голоса Америки».
Но я считаю, что эта критика, в частности, является следствием того, что предыдущая команда иновещания не проводила информационной кампании внутри страны (о сути явления иновещания, — ред), а также не объяснила, зачем они вещали на оккупированные территории на арабском языке.
Ю.А. И зачем закупили на десять лет контент «5 канала» и телеканала «Эспрессо».
Например, было закуплено 48 выпусков программы «Княжицкий» за 2017 год, где тогдашний и нынешний народный депутат (из команды Порошенко, — ред.) берет интервью у различных людей и где обсуждаются вопросы, актуальные именно для 2017 года. Или Янина Соколова берет интервью у режиссера, обсуждает его мечты и планы снять фильм, а фильм уже давно вышел. Мы не можем такое показывать, если хотим быть актуальными и интересными.
Но эти программы не передавали бесплатно, это стоило больших денег из бюджета — 17,5 тысячи гривен за один выпуск. И из-за того, что их приобрели с правами на трансляцию в течение 10 лет, во время аудита к нам возникает вопрос: почему мы покупаем новый контент, если закуплен вот этот на десять лет?
А вашим проектом «Взгляд с Банковой» с участием Юлии Мендель вы довольны? Спикеров вам предложили из Офиса президента или вы выбирали сами?
А.М. У нас нет предложений оттуда, потому что мы независимая редакция, и вся наша редакционная политика независима. Мы постоянно ищем спикеров, которые могут объяснять нашей аудитории вопросы государственной политики в отношении оккупированных территорий. Если это может объяснить Юлия Мендель, то мы не возражаем. Да, я как журналист тоже могу объяснять, но все-таки они — лицо власти.
Доволен ли я? Доволен, что есть представители власти, которые ходят и дают ответы на вопросы людей.
Насколько в этом проекте присутствует работа редакторов — о чем говорить, что потом вырезать при монтаже?
А.М. Я пишу вопросы, на которые хочу получить ответы. Потому что иногда мы не понимаем каких-то вещей о Донбассе. И просим объяснить или Леонида Кравчука, или еще планируется заместитель главы Офиса президента — может, Игорь Жовква. Но это всегда диалог внутри, так бывает, что и гости говорят — об этом я могу говорить, а вот об этом нет.
Вы не хотели вырезать при монтаже, так как программа шла в записи, например, персонализированную критику в адрес Порошенко или размышления Мендель об «украинско-русском языке»? Как вам такое утверждение вообще?
А.М. Я не филолог по образованию. Возможно, такой язык существует как политическое явление, потому что есть изменения в языке, и есть слова в русском языке украинского происхождения, которых нет в России.
У нас есть ограничения на язык вражды, гомофобные заявления, заявления против человечности или унизительные к той или иной категории населения. Тогда мы делаем дисклеймер (письменный отказ от ответственности за возможные последствия сказанного, — ред.). А если это постпродакшн (программа в записи, — ред.), то стараемся такие вещи убирать.
Что касается приведенных вами случаев, то она никого не унижала, нет призывов или оскорблений, это в рамках политической или гуманитарной дискуссии.