Любовь, тюрьма, рабство и снова любовь
Он закрывает глаза. Так крепко, что очень больно. Но слезы все равно ручьем, как ни сдерживай. Стискивает жену в крепких объятиях. Тыкается носом в ямку на ключице. Букет из синих, желтых, красных и белых роз оказывается между ними. Колючки больно впиваются в кожу, но их никто не ощущает.
Она смотрит на него как на Бога. Вижу только один глаз, но любви в нем — океан.
Это фото первой встречи супругов, 50-летних Артура и Елены Ягуповых после года разлуки. Он был в ВСУ, она — в тюрьме и плену. Он — потому что защищал родную землю, она — за то, что является его женой. Им довелось побыть вместе по пять дней двумя кусочками. Артура вызвали на место службы, Елена проводила его — и тогда смогла поговорить с hromadske.
«Все, твоей жены нет, ее расстреляли»
Артур и Елена из Каменки-Днепровской в Запорожье знакомы с 16 лет. Он влюбился. С первого взгляда. А она отказала. Мол, все мысли об учебе, карьере. На самом деле он ей не нравился: маленький, невзрачный, недостойный внимания. Прошли годы. Оба побывали в браках, родили по трое детей, развелись. И вот через 27 лет сошлись, обручились. Стали семьей Ягуповых. Артур наконец дождался взаимности от первой любви, которую так и не смог забыть. Елена полюбила его всем сердцем.
Они жили счастливо в своем городке. Женщина работала в госадминистрации, Артур как сотрудник ГСЧС охранял атомную электростанцию в Энергодаре в 15 км от дома. В 2019-м оба решили, что муж пойдет в ВСУ защищать Украину. Когда россияне оккупировали Каменку-Днепровскую в марте 2022 года, он был на фронте. Она готовилась уехать, искала перевозчика. Но не успела. В октябре на нее донесли в комендатуру.
«Знаю этих людей. Сосед Игорь Драчов, которому всегда помогала продуктами, потому что нуждался. И знакомая Елена Кабанова, которую я на работу устроила, — Елена смеется с сарказмом. — Им за это по 10 тысяч рублей заплатили. Но думаю, они не только из-за денег на это пошли. Из зависти, со злости. Многие в городе знали, что я жена военного, но месяцами молчала. А это не смогли».
За Еленой приехали из «полиции». Сразу лишилась связи с детьми, которые находились на подконтрольной Украине территории. Они не знали, что думать, а Артуру на «нуль» звонили «добрые люди» из Каменки: «Все, твоей жены нет, ее расстреляли».
Ее не расстреляли. Ее пытали. Сотрудники ФСБ. Пятеро или шесть мужчин поочередно. Сначала примотали скотчем к офисному стулу и били двухлитровой бутылкой с водой по голове. Спрашивали, где ее муж. «Не знаешь? Сейчас мы поможем вспомнить!» И продолжали: надели на голову целлофановый пакет и обмотали скотчем вокруг шеи. Один из мучителей зажимал ей нос, чтобы не дышала, другой держал за шею. Когда тело уже билось в конвульсиях, отпускали.
«Ужас, но я радовалась, коды падала вместе со стулом. Тогда было пару секунд, чтобы вдохнуть этот воздух из пакета», — вспоминает Елена.
Когда палачам надоедал этот вид пыток, они душили ее проводом от электрического чайника. А ко лбу приставляли пистолет. Играли в русскую рулетку. Это длилось часами. Враги наслаждались насилием, а Елена не могла думать, кричать. Она просто смотрела. Словно выброшенная на берег рыба, из которой постепенно вытекает жизнь.
Так продолжалось два дня. Вечером ее бросали в камеру СИЗО на голый цементный пол. Женщина нащупала две раны на голове, но ни салфетки, ни тряпочки, ни хоть чего-нибудь пригодного, чтобы вытереть кровь, не нашлось.
«Через 5 дней я поняла: если ничего не буду делать, сойду с ума. Тело самое подсказало: нужна зарядка, какое-то движение. Я начала приседать, отжиматься, делать кое-какую планку, а позже и обливаться ледяной водой из крана. Все естество кричало: выжить!» — рассказывает женщина.
Спустя 9 дней после задержания ей исполнилось 50 лет. Проснулась, поздравила саму себя.
«Никогда не могла бы подумать, что я, законопослушная гражданка, встречу свой юбилей в одиночной камере. С крошечным зарешеченным окошечком высоко-высоко под потолком», — до сих пор удивляется Елена.
Измена своих: «Так тебе и надо»
Казалось, мучители забыли о женщине. На допросы ее не водили. Но следующие 4 месяца ее ждало жалкое существование. Просила охранников отпустить домой — взять хотя бы белье и лекарства. Потому что с собой ничего.
И эти люди, которых она знала лично, ее земляки, прислуживавшие оккупационным властям, только посмеивались: «Так тебе и надо». Они не скрывали, что ждали россию всю жизнь — и вот наконец-то сбылось!
Однажды Елену вывели на улицу.
«Сказали, что должна дать интервью российскому каналу “РИА Новости”. Если ляпну что-то не то, сразу пристрелят. А если все пройдет хорошо, отпустят. Меня привезли в здание старого общежития. Там уже годами никто не жил. На его фоне писали интервью. Спрашивали, знаю ли какого-нибудь проукраинского блогера, что хочу передать украинским “бандформированием” и что думаю о шансах россии наладить жизнь в этом регионе. Этот ролик я увидела спустя полгода. Весь разговор порезали на куски. Получилось признание в том, что я корректировщица», — рассказывает женщина.
Ягупову домой не отпустили. Бросили в камеру СИЗО для четырех человек, в которой помещалось 15. И часть этих женщин — арестантки, сидевшие за убийство, а иногда и за двойное. Заключенные должны были лежать на полу, под столом. Кормили их распаренной, ничем не смазанной Измельченное зерно, идущее на корм скоту без предварительной очистки.дертьИзмельченное зерно, идущее на корм скоту без предварительной очистки.ю. Уже холодной. Ее швыряли в одноразовую тарелку, которую Елене приходилось подбирать после кого-то. Так же было и с вещами.
Она буквально побиралась: забытый старый свитер или изношенные рейтузы покидающих камеру брала себе. Стирала в холоднющей технической воде из крана, натягивала на себя. Как-то разжилась плохоньким одеялом, под которым и летом холодно. Из теплой одежды у нее были пижама и носки, которые «купила» себе за ноутбук в первый день задержания. Камера не отапливалась, внутри была накурена, а на улице — 20°C. Заключенным носили передачи, это не возбранялось.
Вот только не нашлось ни одного человека, который согласился бы сделать это для Ягуповой. Все боялись. Дети супругов наконец-то узнали, что мама в СИЗО. Вышли на арестантку, которую отпустили из тюрьмы за какие-то заслуги. Она пообещала помочь. Дети передали ей 20 тысяч гривен на матрас, подушку, одеяло, еду. Она сфотографировала в магазине еду, отчиталась им. А Елене принесла маленькую подушку на стул. И все.
«В камере отношения складывались зверские. Ни один человек не поделился куском хлеба, салфеткой или уголком матраса. “Зечки” держали власть. Они были руками и ногами за россию. Обзывали ВСУшницей и говорили, что меня мало посадить на 10-15 лет. Надо пожизненно. Я старалась больше молчать, чтобы не провоцировать их», — рассказывает Елена.
Спрашиваю, что помогало и держало.
«Прежде чем встать, начать делать зарядку и обливаться холодной водой — я молилась. Просила за детей — они без матери, им тяжело. Чтобы выжили, чтобы уцелели. Еще умоляла, чтобы ни один волосок не упал с головы мужа. Держала во рту обручальное кольцо, чтобы не забрали. Очень хотела вернуться к ним», — признается Елена.
Куда исчезают люди на оккупированной территории?
Через четыре месяца заключения, 19 января 2023-го, Елене Ягуповой надели мешок на голову и отвезли в Энергодар. Там россияне сняли второй пропагандистский ролик. Ее поставили между двумя мужчинами, приказали взяться за руки и маршировать по дороге вдаль. В ролике закадровый голос говорил: «Вот, таких граждан мы отпускаем. Но неизвестно, как их примут в Украине».
«Это делалось для показухи. Мол, мы отпустили, они где-то исчезли — Украина виновата. А на самом деле нас продали в рабство. В Васильевке есть некий “Бэтмен”. Ему мои же земляки привозят местных со всей Запорожской области. Предатели избавлялись от нас, получая наши дома, автомобили и имущество. А Бэтмен использовал уже наши тела, наше здоровье. Рашисты платят ему, чтобы самим не пахнуть. А умрем — подумаешь, новая партия рабов поступит.
Нашу группу — 15 мужчин и три женщины — он отфутболил в село Верхняя Криница: “Пора поработать на благо российской федерации”. И оставил. А это вторая линия обороны. На первой вагнеровцы стоят», — вспоминает те зимние месяцы Елена.
Украинцам российские солдаты выдали щупы — разминировать поля, которые они заминировали сами. Теперь решили, что там будут окопы.
«Мы тех щупов раньше в глаза не видели. Но кому-то интересно. Разминируйте. А траншеи мы копали вместо солдат, которые нас стерегли. Иногда рыли до 4 утра. Мне повезло, но некоторым из наших пришлось закапывать расстрелянных, еще теплых украинцев», — говорит Елена.
Жили пленные в разрушенных домах эвакуированных местных жителей. Выбитые окна забивали ветошью, спали на полу в лохмотьях, которые к утру набирались влаги. Иногда удавалось разжечь печь, если находили дрова. Воды взять было негде, поэтому топили лед. Еду привозили солдаты. Это была каша: перловая или пшеничная. Скудное меню казалось лучше, чем в СИЗО. Хоть тепленькое. Изредка пленные сами варили суп, если находили в погребе луковицу и несколько картофелин. Елена потеряла в тюрьме и плену 10 кг.
Украинцев предупредили: «Попробуете уговорить хоть кого из солдат и выпросить телефон — расстреляем». Впрочем, кто-то рискнул, дозвонился к родне на оккупированной территории, и так информация дошла до москвы.
«И оттуда приехали какие-то структуры освобождать нас. россияне же считают Запорожскую область своей территорией. Нельзя брать гражданских рыть окопы. Это даже считается у них нарушением. И вот 16 марта нас посадили в маршрутку и отправили домой», — говорит Ягупова.
Как только она вошла в свой дом, через 15 минут там была полиция: сосед вызвал.
«Что вы тут делаете?» — спросил следователь.
«Я у себя дома»
«А куда мы вас отправили?»
«Я набрала номер, который мне оставили сотрудники уголовного розыска из Москвы. Они моим землякам прямым текстом заявили: “Мы ваши преступления на месте прикрывать не собираемся”. Те сели в машину и слиняли за минуту», — заключает Елена.
«Готова была целовать землю и колеса маршрутки, чтобы быстрее уехать от мучителей»
Женщина стала искать возможность уехать: коллаборанты объявили на нее охоту как на свидетеля их преступлений. И вот, наконец, в апреле — дорога в свободную Украину. Через оккупированную территорию, страны Балтии, Польшу.
«Сначала должна была пройти фильтрацию. После допроса в Новоазовске я час ждала проверки своих документов. За это время поседела больше, чем в плену. А когда вышел пограничник и отдал паспорт, готова была целовать землю и колеса маршрутки, чтобы поскорее ехать от мучителей», — вспоминает с ужасом тот день жена украинского бойца.
Каково же было счастье, когда она пересекла украинскую границу после Польши: «Я могу говорить, что хочу! Свобода! А там, в плену, даже думать страшно».
До оккупации дорога из Каменки-Днепровской в Запорожье, между которыми 130 км, занимала два часа. После оккупации этот путь стал крюком на несколько недель и несколько тысяч километров. Муж и его жена, пережившая шесть месяцев ада, встретились в Запорожье. Он рыдал в голос, она вела себя сдержаннее. Признается, что плен научил ее меньше плакать, потому что слабость нельзя показывать врагам.
Через 10 дней вместе бегали по врачам и говорили — не могли остановиться. О страшном опыте, страданиях и надежде на встречу. А еще — о будущем.
«Дети и друзья просили меня остаться на время в Европе, полечиться. Но в Запорожье морально полегче. Я считаю своим долгом быть поближе к мужу. Если его раз в месяц отпустят с “нуля”, поеду увидеть его. В общем, — Елена выдыхает, признаваясь, — я хочу пойти служить сама. Муж против. Но я уже звонила в военкомат.
Меня спросили, хочу ли к Артуру. Говорю: конечно, к Артуру. Не знаю, что буду делать. Все могу. Я сейчас очень мотивированный человек. А это самое главное. Это моя страна, в ней война. Здесь живут мои дети, здесь мой муж. И защищать Украину и мою семью я должна сама. На соседей и знакомых надеяться нечего».
* * *
Седоволосый и седобородый человек в военной форме держит ладонь на Библии. Рядом с ним женщина в сине-желтом платье и кружевном платке. Их пальцы переплелись. Над ними склонился священник, накрыл их руки своей. Молится.
Артур и Елена обвенчались. Когда-то все собирались и откладывали. А тут уже сам Бог велел после пережитого.
Женщина смущенно улыбается, мужчина не сводит с нее глаз. И любви у них — океан.