«Оказалось, что внутри меня есть демоны, о которых я даже не догадывалась», — мама, которая удочерила ребенка

Ольга Бартиш — моя коллега, долгое время работала журналисткой в том числе и на телевидении. Однажды вместе с мужем и старшим сыном Оля решила, что возвращается во Львов и прекращает заниматься журналистикой, она решила стать художницей. Сегодня у Оли и Кости трое детей, старший, Матвей — до недавнего времени учился дома, на так называемом homeschooling (домашнее обучение). Младший Иван недавно пошел в садик. А средняя, Ума, появилась в семье полтора года назад.

Оля откровенно рассказывает, как искала дочь в детдомах и как появление Умы изменило их семью.

«Дорогенька моя» — проект главного редактора «Громадского» Ангелины Карякиной о равенстве, ролевых моделях, многообразии, политическом и личном. О том, действительно ли сегодня женщины могут, как уверяют в популярной литературе, «иметь все и сразу» — карьеру, личную жизнь, семью? И надо ли всем женщинам обязательно «иметь все»? 

Название проекта «Дорогенька моя», с укр. «Дорогуша моя», отсылает к снисходительному обращению президента Украины Петра Порошенко к журналистке «Детектор медиа» во время пресс-конференции 28 февраля 2018 года. Это вызвало реакцию в виде флешмоба «Я тобі не дорогенька» («Я тебе не дорогуша») и широкую дискуссию о месте женщин в медийной и общественно-политической жизни.

В какой момент ты поняла, что хочешь большую семью?

Мы переехали во Львов я уже была беременна. Когда Ване было полгода, у нас дома была идиллия. Мы работали и учились дома, нам всего хватало и я подумала, а сколько тех (кому не хватает чего-то — ред.)? У нас так много любви, много счастья и мы же можем поделиться еще с теми, кому этого очень-очень не хватает. Это мы не первый раз заговорили об усыновлении.

Периодически сама судьба сводила нас с этим вопросом. Я, наверное, еще лет десять назад была в детском доме, брала интервью. И мне было интересно, как люди воспитывают чужих детей. Но Костя (муж Ольги) был против, и у меня не было стопроцентной готовности.

Ты хотела усыновить кого-то больше, чем муж?

Муж вообще отказывался в начале. Он говорил, что не сможет воспитывать чужого ребенка. И я не знала, смогу ли я.

Когда Ване был год, мы поехали в Турцию гостить к друзьям. Они сами львовяне, но переехали в Турцию. У них четверо своих детей и шестеро усыновленных. У них большой дом. Мы поехали посмотреть, что это за дети такие. Пробыли месяц, всякого насмотрелись, но главное увидели, что нет различия между их кровными и не кровными детьми.

У них была девочка лет четырех, она немножко к нам прибилась. Мы несколько раз брали ее гулять. Я помню, как мы идем к морю, она взяла Костю за ручку, мы так с ним переглянулись и это был знак.

Я поняла, что он тоже готов к такой девочке. И мы начали искать такую девушку до четырех лет. Приехали из Турции, приняли окончательное решение и подали документы.

Как вы нашли Уму? Как вы с ней вообще познакомились?

Это очень непросто, потому что таких девочек, маленького возраста, хотят все. Мы об этом не знали. Во-первых, собрать документы — это длинная история. Мы целый месяц собирали кучу справок и «психо», «нарко», «алко» и каких только справок там не надо.

А потом, когда у тебя уже есть статус усыновителя, ты просто ищешь своего ребенка. Должен сам обзванивать все учреждения и спрашивать, в их области, районе, есть ли такой ребенок.

Я звонила несколько раз и поняла что шансов мало. Документы действительны только в течение года, и если за это время не находишь ребенка, должен возобновлять их снова. Во второй раз мы бы этого не делали.

В Одессе мне сказали: «Женщина, ну какая девочка. У нас в очереди своих сто сорок пар». Я начала опускать руки, а потом решила позвонить еще раз в Закарпатье. И в Сваляве сказали что есть такой ребенок, но она ром. Статус брошенного ребенка, мама лишена прав, без братьев и сестер — можно брать. И мы поехали забирать. Я верю, что все делается так, как должно быть. Я чувствовала, что еду забирать своего ребенка. Ну как я могла познакомиться и сказать это не мой ребенок.

Какой была первая встреча?

Все было так ми-ми-ми, слезы. Она стояла и держала няню за руку, такая маленькая и очень мелкая. Она на хороший год отставала от физического и умственного развития. Мой Ваня был на год меньше нее, а выглядел на год старше.

Она не умела бегать. Для меня это шок. Оказывается, мы детей всего учим, просто оно так растворяется на фоне самой жизни, что ты этого не замечаешь. Например, когда ты берешь своего ребенка на руки, он группируется, помогает тебе, а когда мы брали ее, она ускользала. Она не умела быть на руках, а это естественно для нас.

Я ей рассказывала, что ножками меня нужно охватить и держаться руками и не давить, а просто прислоняться.

А как вы ей сказали кто вы? Вы сказали, что вы мама и папа?

Да, я сказала: я — твоя мама. Я пришла за тобой.

Интересно было наблюдать за Матвеем, потому что он был к ней очень чувствительный, очень проникся. Когда мы приходили он ее обнимал, гладил, но все моментально переключилось, когда мы ее забрали.

Мы едем в поезде, а она все время кричит и плачет. У нее поднялась температура, потому что ей накануне сделали прививку. И вот она ослабела и всю дорогу без остановки плакала. Для нее это было шоком, чужие люди, машина, поезд.

Она вышла из своего мира в какой-то космос. Мы не были к такому готовы.

А потом Ваня к ней приблизился, и она его царапнула по щеке до крови. Ребенок впервые в полтора года узнал, что такое физическая боль. И Матфея после того просто перемкнуло. Он до сих пор к ней не проявляет нежности.

К чему ты не была готова?

Это как крах иллюзий. У нас должна была появиться девочка, которой я заплету бантики и все будет хорошо... Кто-то хорошо написал в Фейсбуке на тему усыновления, что эта маленькая девочка начинает меня, уже такую осознанную, просто раскладывать на молекулы.

Оказывается, что у меня такие демоны внутри есть, такие монстры, о которых я не знала, что они у меня есть. И это тоже один из важных моментов. Говорят дети нас учат, — это был идеальный учитель.

Сколько времени прошло пока вы начали понимать друг друга?

Первые месяцы были чрезвычайно сложными. Каждый хотел быть со мной. Младший был на грудном вскармливании и он постоянно был у меня на руках, а Ума хотела вытеснить всех остальных и быть с мамой с утра до вечера. Но умела добиваться внимания так, как научилась в интернате, когда была не вежливой.

Если ты послушный, кто на тебя обратит внимание? Она провоцировала, чтобы я кричала на нее, потому что привыкла к этому. И она плакала первые три месяца. Однажды я посчитала, это было раз десять по 40 минут.

Как вы это выдерживали?

Как-то Матвей сказал, что хочет уйти из дома, потому что больше не может. И я поняла, что так дальше нельзя. Няни или помощницы нет, а мне нужно им еще готовить кушать, убирать дома, укладывать спать. Дети снова подрались, потому что Ума ударила Ваню, они плакали. Это все накопилось.

Помню, я забежала в ванную и плакала там, а потом просто выбежала из дома, сказала Матвею «делай, что хочешь» и побежала в лес. Я не помню даже того ощущения, как я бежала, как плакала, кричала «я не хочу больше маленького ангела, ту девочку. Я не хочу вообще ничего». Я думала, что просто умру здесь сейчас и меня не станет.

Я хорошо выплакалась, выговорилась сама себе, вымолилась в том лесу и потом как-то встала, выдохнула, собрала себя в кулак, вернулась домой и вечером мы с мужем устроили семейные сборы.

И я сказала мужу, что на этом все, мы должны разделить это на двоих, потому что мы вместе на это согласились. Или у меня должен быть хотя бы час, чтобы немного принадлежать себе, выйти из дома, или я так больше не играю. И мужу пришлось уволиться с работы.

Это было очень трудным решением, потому что Костя был единственным кормильцем в то время и он должен был уйти с работы, чтобы разобраться в семье.

Ты ее воспитывала и относилась так, как к своим детям?

Природу не обманешь. Как бы я ни старалась, сначала у меня было другое отношение к ней. Несмотря на то, что младший сын был еще на грудном вскармливании, и я его в слинге носила. Я беру своего Ваню на руки, он прижимается и будто растворяется во мне, а я в нем. А возьму Уму на руки, она скачет, толчется, потому что не привыкла к этому, не знает как прижаться, кусалась. Она минутку побудет и все, ни ей, ни мне не комфортно.

Это как-то изменилось со временем?

Да. Она научилась прикасаться, она научилась говорить, прижиматься, быть на руках. Она научилась быть нежной.

К чему ты могла бы быть готова, перед тем, как вы приняли решение об усыновлении?

Я думала, что я такая любящая, у меня большое сердце. И как это не любить ребенка, тем более такую девочку, брошенную. Это же не реально. Но я не знала, что могут быть такие эмоции. Если бы я была мудрее, я бы пошла к психологу, у которого есть опыт работы с приемными родителями. Я так и не нашла хорошего психолога, который бы проработал все эти моменты со мной. Я сейчас хожу на терапию, но мы еще даже не дошли до вопросов с Умой.

У нас во Львове есть общество, в котором работают с приемными родителями, но я ждала свою консультацию полтора месяца. За полтора месяца у меня уже было триста других вопросов, чем тогда, когда обращалась.

Что вашей семье дало появление Умы?

Для меня это учитель на принятие себя разной. Очень классно быть добрым, когда все хорошо, а ты попробуй быть добрым, сдержанным и мудрым, когда задница вокруг.

Сейчас уже все привыкли, что у нас есть такая Ума. Будто так всегда было.

Дилемма многих родителей, которые усыновили маленького ребенка, как ему потом сказать, что возможно где-то есть биологические родители, а мы родители, которые тебя вырастили.

Я не знаю, как из этого можно делать секрет. Тайна усыновления, по-моему, это просто обман. Как можно не рассказать историю рода, какой бы этот род не был. Мы тебе дали другой род, но ни в коем случае не лишили родного. Это история твоя, как ты можешь ее взять и перечеркнуть?

В один момент она может захотеть узнать, кто ее мама...

Если бы она сказала, что хочет узнать, это супер. Мы бы сразу упаковали чемоданы и поехали в Закарпатье искать. Наверное, интересно было бы встретиться с этой женщиной и узнать, почему так произошло.

Мне вообще кажется, что она хорошая, потому что не бросила этого ребенка на улице или в лесу, а привела его в больницу, где точно есть еда, есть кровать, и где ребенок смог выжить. Я не знаю, какая страшная беда была у женщины, что она вынуждена была сделать такой шаг. Как я могу ее сейчас осуждать?

Непростая история получается. И это я только об одном ребенке рассказываю. Ума прекрасная девочка. Я помню, еще тогда в интернате увидела, что она какая-то открытая, еще не уничтожена до конца. И с таким ребенком мне было очень сложно. А когда берут двух или трех старшего возраста? Я не знаю, как это у людей получается.