Отец умер, мы так и не увиделись с 2014 года

Весной 2014 г. российские военные зашли и захватили города Луганск, Донецк и часть этих областей. Тогда, 9 лет назад сотни тысяч людей уезжали оттуда с надеждой скоро вернуться домой, однако большинство из них до сих пор так этого и не сделали. Семьи разделились, дети часто не могли похоронить родителей.

Журналистка Наталья Адамович в 2014 году покинула родной Свердловск, ныне Довжанск. А в 2022-м вынуждена была вновь стать переселенкой и начинать жизнь с нуля уже за границей. О своем опыте Наталья рассказала hromadske.

Я всегда любила март. В этом месяце и мой день рождения, и мамин. «Русский мир» забрал эту любовь 1 марта 2014 года.

Эту дату не забуду никогда. В первый день весны в моем маленьком и удобном во всех смыслах Свердловске — городке в Луганской области — на центральной площади появились русские флаги, а на высотных постройках — кадыровские снайперы.

Но понимание того, что события приобретают необратимый характер, пришло только в мае, когда вооруженные люди без опознавательных знаков захватили пограничную заставу. Кстати, главная контора пограничников находилась в центре города: между многоквартирным домом, детским садом и частным сектором. Если бы наши бойцы начали активную оборону, жертв среди гражданских избежать не удалось. Впрочем, шансов у украинских пограничников тогда не было. Тех, кто держал их в осаде, было гораздо больше, вооружения у них тоже.

Я была на работе в редакции газеты, когда позвонила по телефону знакомая: «Пограничную заставу собираются блокировать». Я набрала знакомого военного: «Сань, будьте готовы». А в ответ: «Поздно».

Через день украинских военных в Довжанске, тогда еще Свердловске, не стало. Следом за ними из города исчезло все украинское. А на флагштоке здания горсовета вместо желто-голубого появилось знамя города — не мифической «Новороссии», не «ЛНР». Будто город ждал завершения этого абсурда. А оказалось, что это было только начало.

Я радовалась одному: в 2014 году дочь Регина окончила школу и получила аттестат украинского образца — мы успели это сделать. И выехали с ней в Днепр сдавать ВНО.

О чем думала в поезде, когда под канонаду пушек на луганском Камброде выезжали на запад? Точно не о том, что это дорога в один конец. У нас даже был обратный билет через две недели — он все еще лежит в старом кошельке вместе с ключами от моей квартиры. Много раз собиралась выбросить — не могу. Это словно окончательно убьет надежду попасть домой.

Но тогда, в 2014-м, мы не знали, что скоро поезда в этом направлении перестанут ходить. Да и возвращаться будет некуда. Жила еще надежда, что вот-вот все станет как раньше. Поэтому путь не казался тягостным. Мысли о том, где жить в Днепре, мешались с мыслями о работе, которую нужно будет закончить по возвращении.

Первый звоночек, что теперь все иначе, прозвенел, когда поезд проходил через Межевую — железнодорожную станцию на границе Днепропетровской и Донецкой областей. Впервые за последние месяцы я увидела украинский флаг. И заплакала.

С Днепром я распрощалась в 1995 году, тогда он был еще Днепропетровском. Окончила тамошний университет и не думала, что когда-нибудь вернусь. Но весной 2014-го этот город показался лучшим вариантом, ведь я его хорошо знала. Вернее, думала, что знала.

На самом деле, через почти два десятка лет здесь все было не так, как мне представлялось. В памяти жил город образца 1990-х — тихий, спокойный, даже безразличный. А встретил меня другой Днепр. Деятельный, сильный, активный и реально украинский. Сине-желтые флаги — в каждом доме на окнах и балконах — и украинский язык. И колонны нашей военной техники. Помню, видеоролик «Возвращайтесь живыми» о военнослужащих ВСУ постоянно транслировали на большом экране днепровского «Пассажа». Я специально приходила туда, чтобы посмотреть его снова.

Но это было позже, в 2015 году. А через месяц после приезда стало ясно: мы здесь надолго. Следовательно, нужно искать работу. Направилась по адресам редакций, которые нашла в интернете. В первой услышала: «Оставьте координаты» (между строк: нам работники не нужны). Второй была редакция газеты «Наш город». В ней я проработала журналисткой с августа 2014 по осень 2017 года.

Днепр для меня — город, где живут неравнодушные к чужому горю люди. Когда хлынул поток переселенцев с Востока, горожане создали центр «Помощь Днепра». Там можно было найти крышу, еду, одежду, поддержку.

Этот город подарил знакомство с волонтерами, помогающими армии. На протяжении четырех лет я побывала в Авдеевке, Торецке, Очеретино, Водолазском, других городах и городках, по которым война уже тогда прошлась сполна. Разрушенные дома, разбитые окна, отметины от гусеничных траков на асфальте и страх в глазах. А вместе с тем — бойцы, рядом с которыми чувствуешь себя уверенно, несмотря на звуки канонады. Они, как и сейчас, давали надежду, что все будет хорошо.

Днепр дал возможность снова поверить в себя. Настолько, что неожиданный переезд в Киев 2017 уже не пугал.

Киев тоже уже был в моей жизни — 20 лет назад. Этот город я люблю. Там родилась моя дочь. Каждый раз, возвращаясь из столичной командировки, думала: «Почему не могу остаться здесь?» Напросилась. Когда Регина поступила в киевский вуз, стало ясно, что жить на два города не получится. Мы переехали через три дня.

«Какое счастье, что у нас нет мебели», — подумала я тогда.

И началось все поначалу: поиск работы, жилья. Было и попроще, и посложнее. Этот переезд уже не воспринимался как катастрофа. Но у меня не было близких знакомых. Часто вспоминала фразу из «Алисы в стране чудес»: «Приходится бежать со всех ног, чтобы остаться на том же месте, а чтобы попасть в другое место, нужно бежать вдвое быстрее».

Жизнь с нуля в мои тогда далеко за 40 добавила уверенности, что для перемен не бывает неподходящего возраста и времени. Думалось: «Где я буду завтра, неизвестно. Однако буду, и этого достаточно».

В Киев однажды приезжала мама. Потом обещала, обещала... Но так больше и не выбралась с оккупированных территорий. Я не могла навестить родителей, даже когда еще можно было добраться до захваченного Донбасса.

21 февраля 2022 года я написала в фейсбуке: «Дочка сидит над книгами, выбирает, что взять с собой. Это вторая библиотека, которую мы собрали. Первая осталась дома в 2014-м. У меня нет сил смотреть на ее обреченную фигуру и понимать, что придется пройти этот путь во второй раз. Все потерять: дом, друзей, возможность видеться с родными. Ненавижу россиян».

А уже 24 февраля мы проснулись под взрывы в Борисполе. Две кошки, две крысы в клетках, мопс и рюкзак с документами. Там начался следующий этап нашей жизни. Дальше были Польша, Германия, теперь — Великобритания.

В прошлом году умер отец. Я так и не увиделась с ним с 2014 года. Почти смирилась, что не увижу и маму — ей уже под 80. Он этого больно. Но не становится меньше уверенности, что Донбасс будет украинским. Почти десять лет оккупации, казалось бы, должны были коренным образом изменить местных — из-за мощной российской пропаганды, нехватки информации. Но это не так. Там многие ждут украинских военных.

Сейчас Довжанск в глубоком тылу у границы с россией не слышит взрывов, не подвергается обстрелам. Когда будут гнать оккупантов, война катком пройдется и там.

«Это страшно, но мы пересидим в подвалах. А если и убьют — ничего, пожили уже. Главное, чтобы Украина», — услышала недавно.

Верю в свой украинский Донбасс.

Автор: Наталья Адамович