«У нас куча отказников, а всем пох*й». Что следует реформировать в ВСУ, чтобы выиграть войну
Сейчас и в Украине, и среди западных партнеров все меньше иллюзий по поводу быстрой победы. В то же время утверждается осознание: чтобы Украина могла вести войну на истощение, ей следует переосмыслить военную стратегию и делать акцент на реформах. Это, в частности, отмечала и западная пресса: по данным Bloomberg, изменения тактики от Киева хотят и в Вашингтоне.
Становится очевидным, что на фоне ослабления военной помощи союзников и потерь людей, которым у нас сейчас нет полноценной замены, Украина не может соперничать с врагом количеством. Качественное же преимущество часто делает невозможным печально известная «советщина» руководителей, на которую часто сетуют рядовые военные.
В чем она проявляется и что является наиболее болезненными проблемами внутри Вооруженных сил Украины, о которых мало говорят вслух? И как, собственно, эти проблемы решить — и сделать возможной нашу победу? Разбираемся вместе со знакомыми солдатами, командирами и военным аналитиком.
Сохранить жизнь солдат
На вопрос «что вас сейчас больше всего угнетает в армии?» — одна из знакомых военнослужащих, которая уже почти два года назад пошла на фронт добровольцем, отвечает: «отношение командования к солдатам».
«Такое ощущение, что армия делает все для того, чтобы превратить мотивированных людей, которые приходят служить, в некую серую массу. Никто не ищет у тебя сильных сторон. Напротив. Схема управления армией, по сути, происходит через "залеты": когда без разрешения съездил на "Новую почту" или куда-то опоздал. Так, чтобы можно было взять "за жабры" и чтобы ты не качал права», — признается она в разговоре с hromadske.
Хотя и добавляет: так, очевидно, не во всех бригадах. Но в целом это порождает очень нехорошую атмосферу. А то, что декларируется сверху как ценность жизни каждого солдата, остается таким фактически на словах.
У нас голод не только снарядный — скоро может возникнуть голод сугубо человеческий.
«Мы недавно вернулись из тяжелого направления под Бахмутом. Позиции очень сложные. Чтобы дойти до них, в нескольких километрах люди по дороге иногда сбрасывают последнюю бутылку воды. А их там могут оставить до пяти суток. Когда они могут проситься выйти с позиций, потому что закончился Сокращенно от боевой комплект — боеприпасы для оружия.БК, обычно ответ командования такой: "У нас осталось по Оружейный магазин, рожок или обойма — устройство для хранения и подачи патронов к затвору.рожку — удерживайте позицию". Это реальные разговоры по рации. Командиры, бывает, называют солдат "боевыми обезьянками"».
Изменения нужны на стратегическом уровне, уверена военнослужащая. На фронте ведь не только снарядный голод.
«Если мы будем продолжать так относиться к людям — у нас скоро может возникнуть голод чисто человеческий. Мы можем говорить, что у нас как страны объективные трудности с поставкой оружия. Но деморализация людей — это очень страшная штука. И вот здесь мы можем и должны работать. Ведь еще в начале полномасштабной войны у нас были очень мотивированные солдаты».
Оценка потерь
В адрес командиров часто звучат упреки об отношении к солдатам как к «расходному материалу». Мол, было бы хорошо, если бы в оценку их эффективности входило и количество потерь. Но, с другой стороны, непонятно, по каким критериям такая оценка должна происходить.
«Эта история звучит красиво, и я бы в ней даже принял участие. Но если бы мне кто-нибудь дал объективные критерии: что это значит? Как и кто это сможет взвесить? Я, например, не представляю. Потому что не бывает одинаковых сражений никогда. Потери — это очень сложная шкала оценок. Взвесить это, пожалуй, может только военный суд», — говорит hromadske командир одного из батальонов, который пожелал остаться анонимным.
Он отмечает, что командиров часто «снимают», не анализируя обстоятельства, за условно «плохие результаты». Приказы же «удержать посадку любой ценой», на которые жалуются солдаты, в большинстве своем им самим спускают сверху.
«Тебе звонят и говорят: через час десять человек идет на штурм. И у меня, как у командира, времени нормально спланировать эту операцию нет. Мне его никто не дает», — жалуется комбат.
За все недостатки мы расплачиваемся жизнью солдат.
Чтобы не подвергать излишней опасности бойцов, по его мнению, нужно занять выгодные высоты. Линия обороны проходит ровно, а так называемые узлы обороны кое-где расположены в низине. Тогда для противника, который выше, — ты как на ладони.
«Вот мы сейчас стоим внизу, противник над нами на 70 метров. Мои бойцы должны ночью пешком ходить на одну позицию 3 км, на другую — 5 км, а на третью — 8 км. Все 8 км противник их пытается обнаружить, забрасывая дронами, минометами. Подъехать техника не может, потому что мы внизу и на чистом поле. Мы убитых выносим неделями. Это реалии, о которых не знают. Вот что такое невыгодные высоты», — объясняет командир.
Однако и очевидного решения нет: надо либо отбивать выгодные высоты у противника ценой опять-таки потерь, либо отходить назад, таким образом фактически отдавая кусок земли.
«Но пока никто ничего не решил, мы стоим в линию и просто "стираемся" нафиг. россиянам плевать, сколько их сотрется, они готовы платить эту цену и нас изматывать. А мы уже на грани. Людей не хватает. Батальоны "стачиваются" вполовину, но сейчас уже даже никто "не заикается", чтобы их, как это положено, хотя бы выводили на восстановление. Но правда в том, что за все недостатки мы расплачиваемся жизнями наших солдат».
«Куча отказников. С этим тоже нужно что-то делать»
Трое командиров разных звеньев на условиях анонимности рассказали hromadske о самой большой нынешней проблеме в своих подразделениях — нехватке мотивированных бойцов. Об этом почти не говорят открыто, но количество так называемых отказников растет.
«В Советское разговорное название для пехоты, которое до сих пор употребляют в украинской армии. Происходит от слова «махорка» — вид табака, который курило большинство пехотинцев во время Второй мировой."махре" куча отказников — с этим тоже нужно что-то делать. А всем пох*й, потому что с солдатом почти нигде на переднем крае нет обученного офицера или сержанта. И потом он будет большой проблемой для других», — считает командир разведвзвода.
По нашим данным, в Генштабе был разработан документ о трехэтапной системе работы с теми, кто отказывается выполнять боевые задания. Впрочем, это очень обременило как командиров на местах, так и военно-врачебные комиссии.
«Вместо того чтобы мне дали людей и я шел воевать, я своими силами "вожусь" с ними, отрываю своих офицеров, должен уговаривать, вести беседы, возить на Военно-врачебная комиссия, которая осуществляет медицинский осмотр, определяет пригодность к службе по состоянию здоровья, потребность в лечении/реабилитации и т.д.ВВК, проводить расследование… Потому что государство не знает, что с ними делать», — добавляет от себя командир батальона.
Солдаты же говорят и о другой «стороне медали». Боевой медик Елена Худякова с позывным «Маугли», которая пошла на фронт добровольцем еще в 2014-м, говорит, что попадаются случаи, когда отказниками называют и тех, кто в ужасном психическом состоянии, тяжелоболен или контужен, — тех, кто «объективно не выгребает».
«Я лично как медик видела большое количество людей, которых переводили после так называемых отказов. И почему-то в других подразделениях, у других командиров — где было лечение и нормальное отношение — эти люди выполняли задачи и получали награды.
Вместе с тем я видела, как в Самовольное оставление воинской частиСОЧ бежали тяжелораненые пацаны, которые провоевали полтора года и даже больше без отдыха», — рассказывает hromadske Елена. Она отмечает, что подобное нередко происходит не столько из-за трудностей с овладением собственным страхом, сколько в результате системных проблем управления в конкретных подразделениях.
Офицерское звено
Едва ли не все военные, с которыми мы пообщались, говорят о кадровом голоде. По их словам, низшее офицерское звено почти отсутствует, а если есть — непрофессиональное. Это происходит как по субъективным, так и объективным причинам — в частности, из-за потерь. Назначать опытных и умных офицеров критически важно, чтобы было эффективное использование людей и оружия.
Пора разгонять «розовых пони» и идти к реалиям.
«Профессиональных командиров рот уже нет. Кадровых офицеров осталось мало. У нас в бригаде трое командиров батальонов — бывшие солдаты, в прошлом — гражданские. У них куча проблем, начиная от учета людей и до того, что нужно сосчитать оружие. Это все превращается в большое гнездо и хаос», — сетует комбат.
Наши собеседники предлагают пересмотреть кадровую систему назначений, провести аудит всех должностных обязанностей в армии и, в частности, пересмотреть полномочия высшего личного состава в Силах обороны.
Работа над ошибками
Многие говорят о важности более тщательного анализа проведенных действий — сборов командиров с солдатами, разборов ситуаций по горячим следам. Эта практика является одним из важных стандартов НАТО, известным как After-Action Review (в украинской терминологии — Анализ проводимых действий).
В некоторых подразделениях ее действительно внедряют. Но таких, по словам военных, очень мало.
Когда мы говорили другому комбату, что будет совместный АПД по ночным действиям, он ответил: «Бл*, это что?»
«Впервые мы увидели настоящий Другой термин на обозначение процедуры анализа проводимых действий.дебрифинг у добровольцев из США, которые жили с нами на одном Стабилизационный пункт — место, куда боевые медики эвакуируют раненых из передовой.стабпункте. У их старшего почему-то не вызывала приступов злобы и возмущения потребность коллектива обсудить нюансы того, что было сделано. У нас же часто на вопросы и попытки получить более точную информацию, например касательно точек Сокращенно от «эвакуация»"эвака", подвоза БК и воды, — звучит ответ: "как-то будет", "не колотите" и тому подобное», — вспоминает в разговоре с hromadske Елена Худякова.
«АПД — это офигенная штука. Мы криво, косо, но сейчас это реализуем своими силами. Но, чтобы вы понимали, когда мы сказали другому комбату из этой самой бригады, что у нас будет совместный АПД по ночным действиям, он буквально ответил: "Бл*, это что? Переведите"», — добавляет упомянутый выше командир батальона.
Очевидно, что со стороны Генштаба сейчас не хватает шагов по внедрению такой культуры и подходов в армии.
Обобщение боевого опыта
Фактически та же история и с обобщением боевого опыта — тоже натовского стандарта. Это когда, например, есть успешный или даже инновационный боевой опыт, который анализируют и систематизируют, и оформляют полученные данные как тайный документ для служебного пользования.
Впрочем, глобально эта история на уровне ВСУ не работает. Хотя тот массив знаний, который накопили за время полномасштабной войны, значительно облегчил бы жизнь и в разы повысил бы эффективность боевых действий, говорят командиры. Сейчас такие базы данных — скорее солдатская инициатива.
Где-то, может быть, уже нашли способ бороться с FPV-дронами — но никто не спрашивает: «парни и девушки, как вы это делаете?!»
«Это успешный инструмент, он работает на практике. Ибо есть подразделения, которые, например, умеют эффективно бороться с FPV-дронами. Но поскольку не обобщается их опыт, успешно с ними борется одно подразделение, пока остальные — погибают. Вот мы сейчас сидим, ломаем голову, как нам бороться с этими FPV? Мы фантазируем и проходим эволюционный путь ценой жизни солдат. И таких подразделений куча. А где-то, возможно, уже нашли выход — но никто у них не спрашивает: "парни и девушки, как вы это делаете?!" Это отсутствие менеджмента», — отмечает комбат.
Обучение
Другой огромной проблемой является качество обучения новобранцев. Без массового обучения и обмена успешным боевым опытом в войне на истощение победить сложно.
Несмотря на некоторые успешные новообразованные учебные центры, в основном речь идет о явно устаревших методиках и инструкторах, не имеющих боевого опыта.
«Было очень много случаев, что учат люди, которые возле позиций и близко не были. А учат по книге, как когда-то было в "совке". Реальности они просто не знают», — говорит в комментарии один из командиров пехотной роты.
Я бы взял этих всех инструкторов, которые обучают людей, и прогнал бы месяц на позициях.
По его мнению, тренерами должны стать бойцы, например, из ограниченно пригодных, которые «отвоевали свое» и теперь не могут по состоянию здоровья выполнять боевые задания.
«Таких очень много — и очень много толковых. Если их взять инструкторами, я думаю, у нас уровень подготовки повысился бы процентов на 50».
«Лучшая мотивация — увидеть, как защищены наши права»
Как сказала в свое время боевой медик Елена Худякова: «тотальное сокрытие проблем не увеличивает обороноспособность, а делает острые моменты еще более острыми».
По ее мнению, чтобы повысить эффективность, начиная от мобилизации и заканчивая взаимодействием на поле боя, следует ответить на следующие вопросы:
- Какое будет отношение? Работает ли защита от человеческого фактора, когда твоя жизнь и базовые потребности в сущности зависят от воли и внутреннего уровня того, кто выше тебя в армейской иерархии?
- Хорошо ли (не на бумаге) работает возможность реализовать право на медицинскую помощь? Бывает, что «где», «когда» и «вообще ли» лечиться бойцу в определенных частях могут устанавливать устными предписаниями — например, комбрига, а не врачей. А это риски и пространство для самодурства.
- Будет ли возможность самореализации как специалиста — в соответствии с профессией и военной специальностью? Есть люди с большим опытом, но когда он не учитывается, отсутствуют возможности для самореализации и роста — это отражается на мотивации бойца.
- Что с возможностью перевода у человека, который может принести максимальную эффективность в защите страны, но на другой должности в другой части? Насколько наработан механизм разрешения таких ситуаций? (Отвечу — с этим все грустно).
- Что с вознаграждением? Моральным — уважением, признанием и празднованием достижений; материальным — честно и своевременно начисленными выплатами.
Лучшая мотивация для тех, кто еще не в армии: «увидеть, как защищены наши права — тех, кто уже давно пришел добровольцами», — отмечает Худякова.
Имеем ситуацию, когда тебе в лицо могут сказать, что закон о военной службе нас не касается — «вы "мобики", с вами можно как угодно».
«Хотим увидеть уважение к нам. Увидеть, что недостойные поступки имеют последствия, а за преступления существует ответственность — независимо от ранга. Тем более если человек компрометирует высокое звание. Но сейчас имеем ситуацию, когда халатность и некомпетентность остаются безнаказанными. Если мы воюем, в частности, за возможность существовать в каком-то таком мировоззренческом бытии, где присутствует понятие человеческого достоинства, то такие вещи недопустимы», — уверена Елена.
«Так дальше жить нельзя»
Все проблемы в нашей армии так или иначе связаны с «советщиной», уверен военный обозреватель и полковник в отставке Сергей Грабский. Фактически ею пропитано все: от системы военного образования до системы обеспечения и управления в Вооруженных силах.
«Мы сейчас пришли к такой "революционной ситуации", когда "верхи" уже не могут управлять по старинке, а "низы" не могут так работать и жить. "Совкизм" для нас — очень серьезная проблема. Потому что, знаете, можно насытить армию большим количеством супермодного вооружения и боевой техники, но сама ментальность, отношение к людям как ключевому фактору любой армии — она все равно будет влиять на качество выполнения боевых задач и качество принятия решений», — объясняет Грабский.
Сейчас, по ощущениям военных, в отличие от первого года большой войны, в армии чаще поднимает голову «советщина». Эксперт объясняет это объективными факторами: вследствие потерь процентный процент тех, кто имел «зерно» новой армии, уменьшился.
По мнению Грабского, сейчас нужно думать над институциональными шагами для того, чтобы уменьшить негативный эффект этих пережитков, от которых мы вообще еще долго не избавимся. Приводим аргументы тезисно:
- «Должны быть насильно, жестко — вплоть до уголовной ответственности — введены определенные правила игры, которые есть, например, в других прогрессивных армиях. Они могут быть для нас очень неудобными, но их нужно внедрять. Ведь так дальше жить нельзя. Это стоит самого страшного, нашей ресурсной базы — людей».
- «Прежде всего, мы должны говорить о прозрачных демократических правилах, когда есть определенные показатели, по которым оценивают человека в его службе. Когда есть правила присвоения очередных званий и прохождения ступеней военной службы, оценки эффективности этой службы. Потому что солдат, не желающий быть по меньшей мере сержантом, — это плохо».
- «Мы должны мотивировать людей делать карьеру в армии, подняться над собой. В частности, это касается повышения заработной платы. Нашей страшной бедой является то, что командиры по объективным и субъективным причинам часто не заинтересованы в том, чтобы их подчиненные учились и росли. Это тоже надо ломать. Командир должен, извините, до боли в копчике бояться упустить момент, когда он не отпустил своего подчиненного на какие-то курсы».
- «Об обобщении боевого опыта. Это не должна быть любительская работа. Это также должна быть хорошо оплачиваемая работа военных в соответствующих отраслях или близких к этим военных специалистов».
В конце концов, говорит Сергей Грабский, армия является лишь срезом общества. Других людей у нас просто нет. Но не меняться мы тоже не имеем права. Потому что другой возможности закончить войну, кроме победы, нет — иначе нас уничтожат физически.