«В 2017-м таких было двое-трое на всю Украину, а сейчас дофига». День с ветераном с тремя ампутациями
Двое мужчин курят возле центра протезирования в центре Киева. Один — ветеран, 39-летний Роман Максимец. Другой — его друг и побратим Артур. Здороваюсь, что-то спрашиваю, но не слышу ответа.
«Давайте дам вам слуховой аппарат, у меня запасной есть», — смеется Роман. После ранения в 2016 у него плохой слух, две искусственные ноги, рука и глаз, а оставшийся видит на 20%. Мужчина сам приехал поездом из Львова в столицу на сервисное обслуживание бионических протезов ног. А также, чтобы заказать «новую руку», потому что та уже сносилась.
Только нацепил протезы и сразу пошел
Когда стихают восхищенные приветствия женщин из рецепции: «О, Ромчик! Как ты? Давно не виделись!», наступает черед мужских рукопожатий. В прихожей ждут военные с ампутациями. У кого-то есть готовый протез, у кого-то — забинтованная культя. Максимец бросает одному из них: «Дай поносить ногу!». Все смеются.
Роман — худощавый, живой, ему скучно сидеть на месте. Он то зовет на перекур 55-летнего Артура, который взял сегодня выходной, чтобы сопровождать друга, то меряет шагами прихожую. Крутит в руках разные модели протезов, торчащие из коробки в углу.
На нем футболка с надписью «Добрый вечер, мы из Украины» и шорты. С тех пор как получил искусственные ноги, штаны не носит. Электронное колено должно быть открытым, чтобы было удобнее проворачивать.
Когда разговаривает, наклоняется близко к собеседнику из-за плохого слуха и зрения. На лице серые оспинки — следы от пороха.
Несмотря на говорливость и открытость миру, о личном молчит. Не рассказывает ни об обстоятельствах ранения («Мало помню»), ни о семье («Это наше, зачем кому-то знать?»), ни о том, как жить с тройной ампутацией.
«Зависит, с какой ноги встану», — широко улыбается.
А о психологическом принятии себя другого мягко отвечает: «Со временем любой человек осознает это в своей голове».
Но понемногу, в течение дня из кусочков фраз самого Романа, Артура, врачей, волонтеров — людей, которых мы встретим, собираем пазл прошлой жизни.
Максимец — из села Давыдов на Львовщине. Жил с того, что работал ремонтником в Испании. Потому и позывной у него «Испанец». Война застала мужчину в Украине. В 2015 году как сапер в составе 46-го отдельного батальона «Донбасс-Украина» попал в зону боевых действий. Год воевал в горячих точках, а летом 2016 возле Марьинки под обстрелами пошел проверить минное поле.
Взрыв. Падение. Темнота. Бронежилет защитил внутренние органы, а вот правую руку и ногу оторвало, левую стопу раздробило осколком. Барабанные перепонки выбило, левый глаз выпалило, лицо обезобразило. Он не погиб от потери крови только потому, что сосуды на конечностях запаялись от высокой температуры.
Роману сделали 12 операций: несколько на носу, ушах и глазах (один из которых удалили и вставили искусственный для эстетического вида). Ампутировали правую руку выше локтя, одну из ног — выше колена, одну — ниже. От почти безнадежного состояния до «надел ноги и пошел» прошло 11 месяцев.
Протезист шутит: «Не успел я оглянуться, а он уже пиво покупает».
Знакомая волонтерка до сих пор удивляется: «Я сколько живу, такое видела единственный раз: только нацепил протезы и сразу пошел. Ромчик — уникум».
До внутреннего состояния «каким был, таким и остался» времени прошло гораздо больше.
«Сколько это продолжалось в его голове и как он все переживал никогда не признается. Он и мне не говорит, — уверяет Артур. — Очень сильный человек».
«Их всех (раненых с ампутациями, — ред.) кроет. И его накрывало, — откровенно повествует другая волонтерка. Она знает Максима с 2017-го. — Сначала все пьют, много курят. А дальше все зависит от характера и поддержки семьи. Ромчик всегда был молодцом и самостоятельным. За годы уравновесился еще больше. Но у него и помощь безумная от семьи. Жена его обожает, дети тоже (уже после ранения Роман женился на сестре своего побратима и усыновил троих ее детей от первого брака, — ред.)».
Не менял носки два года
Ждем в очереди к протезисту, Роман осушает очередную бутылочку «кока-колы». Ему их приносит Артур. На ней, папиросах и кофе мужчины и держатся весь день.
«Девочки, много у вас работы?» — кричит Максимец работницам центра.
«Ну мы же и вас — давних клиентов — обслуживаем, и новеньких сейчас на протезирование немало. Рук не хватает. Ой», — смущается от оговорки.
Роман показывает мне черную бионическую руку: шевелит пальцами, откручивает ладонь. Сразу вспоминаю старый фильм «Терминатор». Очевидно, не только я, потому что именно так бойца и прозвали знакомые.
«Хотя искусственной рукой могу и ложку держать, пользуюсь своей. Это как вспомогательная: что-то поддержать, скажем, молнию застегнуть, — рассказывает он. — У нее срок эксплуатации 3,5-4 года, я относил 6. Уже и два пальца вот сломались, потому что падал. Жду новой уже 16 месяцев. Сегодня слепок сделают, а через несколько дней, надеюсь, и протез. Поживу у друзей в Киеве, потому что еще на примерку идти. А мотаться туда-сюда во Львов пенсии не хватит. А еще хочу к Палычу (владелец центра протезирования, — ред.) попасть, чтобы ноги подрихтовал».
Бойца в кабинете принимает протезист Валерий. Они — давние знакомые. Максимец с облегчением снимает протезы, садясь на кушетку. На культях остаются лайнеры — силиконовые накладки.
«Жарко в них?» — спрашиваю.
«Ага, ощущение, как в резиновых сапогах», — говорит воин.
Поднимаю самый большой его протез. 6 кг.
«А попробуйте целый день их потаскать», — бросает беззлобно Роман.
«Кроме того, что он живчик, на нем лишнего ничего нет (вес Максимца около 55 кг, — ред). Очень важно поддерживать баланс своего веса и веса протезов», — отмечает Валерий.
Между манипуляциями мужчины переговариваются. О преимуществах и недостатках различных систем протезирования, о ценах на них и что дорогое — не всегда лучшее.
Валерий замеряет датчиком мышечную активность на культе руки Романа. На местах наибольшей пульсации рисует на коже крестики. Они важны для внутренней части слепка. На его основе изготовят культеприемник, еще его называют «гильза». Датчики будут считывать электрический импульс с мышц.
Мозг протеза — микропроцессор — обработает полученную информацию с помощью компьютерных алгоритмов. Через доли секунды он сформирует команды и направит их в двигатели. После этого протез выполнит определенное движение: повернет кисть или сожмет пальцы. Например, возьмет карандаш.
Но это потом. Сейчас Валерий обматывает культю бинтами с гипсом. Пока слепок застывает, наклоняется к обуви Романа.
«У тебя кроссовки подходящие: спортивные, динамичная пятка. Размер можно брать меньше своего, тогда легче ходить. Это кожа? Желательно кожаные», — говорит Роману.
Тот смеется: «Зачем? Ноги же не пахнут. Я эти кроссовки два года ношу и столько же носки не менял».
Смеемся.
«Тебе с кожей сдирать? — Протезист просит Романа то напрячь, то расслабить мышцы. — Не переживай, дядя, не поврежу».
С силой, но бережно, снимает слепок, как заскорузлый носок.
Приносит ветерану его будущую кисть – металлическую черную руку. Просит встать перед зеркалом в коридоре, прикинуть, подходит ли визуально размер. Тот прыскает антисептиком внутрь протезов. Делает это всякий раз, когда их приходится снимать-надевать.
«Правильно, это как в сексе: не помажешь – не поедешь», — шутит Валерий.
Свой новый протез Роман получит через 8 дней. До полномасштабного вторжения это было бы вдвое быстрее, но сейчас больше заказов.
Как услышали, что пальцы по 35 тысяч евро каждый, сразу дорогу сделали
Роман побывал на «сервисном обслуживании» своих протезов у владельца центра. А потом мы вышли выпить кофе в ближайшее кафе. Артур куда-то отлучился, идем вдвоем.
Роман жмурит глаза после помещения: нужно несколько секунд, чтобы привыкли к солнцу. Просит показывать, где на дороге ямка, бордюр или склон. Он видит только крупные объекты, такие как забор или автомобиль. Их может обойти сам.
Боец на протезах и с палкой двигается так быстро, что с трудом успеваю за ним. Садится за столик в тени, часто курит. Спрашиваю, как ему живется в деревне.
«Я себе занятие нахожу. Знакомый один раз позвал помочь плитку положить — помогал одной рукой. Умудрился к своей второй паре ног — механической — прикрутить ласты. И на руки тоже. Чтобы не киснуть, плаваю теперь час-два. Каждый день что-то затеваем с детьми: то траву косить, то в доме убирать», —рассказывает он.
«Он помогает людям! Ты об этом расскажи», — сердится Артур, нашедший нас в кафе.
Говорит, местные власти в селе решили заасфальтировать кусок улочки у двора Романа. Но тот настоял, чтобы сделали все.
«А как-то шел по центральной улице, а там ямы, — вступает в разговор Роман. — Плохо вижу, упал, сломал два пальца на бионической руке. Пришел к старосте села: “У меня каждый палец 35 тысяч евро стоит”. Как услышали, сразу ямы засыпали. И асфальт положили. Там ремонта не было еще со времен Союза».
Спрашиваю, что самое неудобное в нашем неприспособленном к людям с инвалидностью мире. Потому что в нем, сходимся на мысли, не приспособлено все: от высоких бордюров, крутых пандусов, на которые страшно заезжать, до отсутствия лифтов в больнице — в одной из них Романа нес на руках солдат.
« Для меня убийственно — обращаться в управление соцзащиты. Я в интернете посмотрел, что мне как инвалиду первой группы полагается коляска с электроприводом. Пришел к ним: “Я имею право?” — “Имеешь” — “А чего вы не сказали?” — “А почему ты не спросил?” — “А вы чего здесь сидите?”».
Рассказывает, что подал в суд на Пенсионный фонд, потому что тот уже 4 года не проводит перерасчет пенсии. И выиграл. Ее увеличат.
«И это же я не один такой. То есть, в нашем государстве ты нужен сам себе, своей семье, если она у тебя есть, друзьям, побратимам, волонтерам. А иначе… тяжело», — вздыхает.
Роман хотел бы, чтобы в каждой обладминистрации была должность вроде помощника по делам ветеранов. Чтобы этот человек представлял интересы людей с ампутациями из своего региона, знал бы их всех, звонил раз в месяц, спрашивал, что нужно. Чтобы имел связи с протезными и реабилитационными центрами и решал вопросы каждого своего подопечного. Раз в полгода такие помощники ветеранов коммуницировали бы между собой, какие-то вопросы выносили на государственный уровень. А там, глядишь, и законы менялись бы.
«Спрашивайте людей с ампутациями на местах, что им нужно! Какие системы протезирования подходят, какую работу они хотят. Инвалиды 1-й группы не должны работать, закон защищает, но я хочу. И еще кто-то хочет. А в верхах сидят дяди в костюмах, придумывают, что с нами делать. Нас туда зовите», — Романа на такие размышления натолкнула вакансия пилотного проекта.
На конкурсной основе искали человека на должность помощника ветерана. Он уже собрался подаваться, но обязательное условие — высшее образование. А у него его нет. Зато есть опыт, как помогать таким, как он сам.
«Вот в госпитале увидите, какой Ромчик на самом деле»
Когда Роман бывает в Киеве, волонтеры и реабилитологи часто просят морально поддержать ребят. Как-то в Ирпенской больнице никто не мог заставить ходить на протезах воина с высокой ампутацией. Тот злился: «У меня нет глаз, у меня ноги нет, вы меня не понимаете». Позвонили Роману и он пришел.
«Давай, надевай ногу, пойдем в спортзал», — позвал он.
«Она мне давит», — ответил мужчина.
Оказалось, что он ее носит по 30 минут в день, а нужно — не менее часа. Он ленился, на коляске ездил.
«Я реабилитологам прямо сказал: “Уберите коляску, тогда пойдет”. Так и вышло. Сейчас мы с этим парнем созваниваемся», — добавляет Роман.
В столичный госпиталь нас отвозит не своем автомобиле волонтерка Лена, его давняя знакомая. Но сначала горячая встреча: они обнимаются, смеются, сразу закуривают вместе.
«Ромчик, а помнишь, я тебя когда-то встречала на вокзале. Мороз страшный, а у меня джинсы коротенькие. Выходит это чудо из вагона в шортах, — обращается женщина ко мне. — Людей куча, а он кричит на всю платформу: “Лена, ты замерзнешь, у тебя ноги голые”.
По дороге Артур шепчет: «Вот в госпитале вы увидите, какой Ромчик на самом деле».
И это действительно какое-то перерождение. Мужчина в привычном для себя мире, где 90% бойцов, наконец открывается, оживает. Лицо его становится светлее, расслабляется. Он постоянно шутит, говорит комплименты, вспоминает, рассказывает какие-то истории, ободряет.
Мы на втором этаже травматологии, на который он поднялся сам. Медсестры бросаются к нему с улыбками. Он признается, что многих не помнит.
«Зато мы тебя помним, Ромчик», — говорят они.
Одна из волонтерок с полной сумкой футболок фотографируется с ним. Называет легендой.
«Это еще не все волонтеры знают, что он сегодня здесь, а так толпа бы стояла», — говорит Лена. Она водит Романа по палатам.
Они залиты солнцем. Ребята лежат в одних трусах — жарко. У большинства — ампутации. Одна, две, три. Максимец подходит к одному и моментально завязывается разговор, словно они разбираются в жизни. Содержание плюс-минус одинаковое. Бойцы интересуются, как долго он восстанавливался, испытывал ли фантомные боли, где заказывал протезы и какие. Максимец расспрашивает о травмах и уверяет, если есть зрение, остальное дело техники.
Подбадривает каждого: «О, коленные суставы есть уже прекрасно», «4 операции? У меня было 12 и, как видишь, живой», «Рассчитывай месяцев на десять реабилитации. Я сам 11 месяцев мотался по больницам. Тоже надоело», «Если можешь выдержать боль, не пей обезболивающих, организм привыкает». И абсолютно каждого уверяет: «Твоя ситуация не из самых плохих».
Пока не подходит к мужчине, укрытому по шею простыней. Ткань очерчивает контуры тела. Плечи, руки, живот. А ниже ягодиц – пусто. Ног нет совсем — такая высока ампутация. Меня бросает в жар, выхожу в коридор. Не слышу, что говорит ему Роман и не спрашиваю. Это между ними.
Наконец все успокоены, поддержаны, порадованы. Ветеран замечает кровать в конце черного коридора. Оно загромождено какими-то вещами, только краешка есть местечко. С облегчением садится туда. Выдыхает. Только сейчас видно, как он устал.
Но через несколько минут подходит другая волонтерка — Наталья. Планируется, что Роман поговорит с ребятами еще и в парке. Он срывается на ноги. Артур уговорил друга пересесть на больничную инвалидную коляску. Катит его между корпусами. Всюду на лавочках отдыхают раненые: одни и с родными.
Птицы вокруг щебечут так, что заглушают шум разговоров. Им безразличны взрывы, боли в конечностях, которых нет, вспышки, отразившиеся в сетчатках глаз. Не безразлично Роману Максимцу. Он продолжает слушать. Что не услышит ушами, почувствует сердцем.
Направляемся к выходу, когда уже вечереет. По дороге к машине Наталья рассказывает о случаях с разными ранеными: «Ромчик, в 2017-м таких, как ты, тройничков, было 2-3 на Украину. А теперь — дофига! Одного вот забрали вчера во Львов, ампутации настолько высокие, что протез не уцепишь никак. Врачи так и записали: “гильотинные”. У него нет двух рук и ноги».
Роман на все истории спрашивает: «Есть ли зрение?» Спорят с Натальей о целесообразности установки протезов слепому человеку без рук. Он же не будет видеть, как их надеть.
На прощание мужчина признается: «Знаешь, мне было тяжело 6 лет назад. А вот посмотрел на травмы ребят — это просто лютый капец».
Я была вместе с Романом Максимцем с 10 утра до 19 вечера. Под конец ноги отпадали от усталости и жары. А Роман встал на свои протезы в 5 утра. И ни разу не пожаловался.