Как чувствует себя анархист в армии? Бывший пленник кремля Саша Кольченко о страхах, ответственности и любви

«У людей есть склонность создавать себе кумиров, иметь к ним какие-то завышенные ожидания, возлагать на них какие-то надежды. Когда в 2019 году мы с Олегом вернулись из российской тюрьмы, мне показалось, что украинцы хотят видеть в нас каких-то лидеров общественного мнения. А я — обычный человек, как и все остальные. Просто так сложились обстоятельства, что я оказался в тюрьме и что мое дело получило такую огласку. Вот и все. Я был общественным активистом, но мне не хотелось быть каким-нибудь лидером. После тюрьмы я хотел донести людям информацию о том, что такое современная россия, рассказать о политзаключенных, которые еще оставались за решеткой. Но в то же время хотелось на время поставить на паузу свою общественную активность или изменить ее формы, отдохнуть, решить какие-то личные вопросы. Но произошло полномасштабное вторжение, и с паузой не сложилось», — говорит Саша.

Мы разыскали Александра Кольченко, чтобы расспросить о его сегодняшней жизни и службе.

«Никто не лучше ни кого»

Саша, Крым первым из украинских регионов испытал российскую агрессию. Вы думали о том, чтобы пойти в армию еще в 2014 году?

Один мой крымский товарищ в 2014-м предложил мне пойти в АТО, но на тот момент я был уже в российском розыске, и было бы рискованно делать попытку выехать с полуострова. Вообще мне тогда казалось важным совершать гражданское сопротивление в оккупированном Крыму. Я, видимо, не был готов к фронту — страх быть раненым, убитым играл свою роль.

В 2022-м страха уже не было?

Был. Но когда россияне уже вышли на окраины Киева — уже было не до страха. Он и сейчас остается. Но с 2014 года изменились обстоятельства: в 2022-м я отдавал себе отчет, что однажды россияне уже вытеснили меня из моего дома, из Крыма, и ждать, когда это произойдет во второй раз, я не хотел. Официально мобилизовался 6 мая.

Что думаете о тех, кто уклоняется от мобилизации — готовы даже Тису переплыть или заключить брак с человеком, имеющим инвалидность?

Тиса, фиктивные браки. Мне кажется, что это как-то ничтожно, унизительно для человека. Я думаю, что уклонение как явление существует потому, что людям просто может быть страшно. Но если ты перекладываешь свою защиту от врага на другого, то выходит, что ты считаешь себя чем-то лучше других. А никто не лучше ни кого.

Где вы воюете сейчас?

В артиллерийском дивизионе 67 бригады, на Курском направлении. Хотя слово «воюете» по отношению ко мне — это очень громко сказано. Ведь в боевом подразделении у меня небоевой пост — в основном работаю с бумагами. Броник и шлем надеваю очень редко. На войне нужна всякая работа, в том числе бумажная — с разными документами. Меня назначили ее делать — должен выполнять.

Ваше восприятие войны изменилось с 2022 года?

Не знаю, будет ли мое мнение релевантным, потому что я ни дня не был на передке. Единственное, что могу сказать: хочется поскорее победы. Война уже воспринимается чуть-чуть как рутина. Кажется, что устал. Трудно переносить гибель и ранения парней, потерю техники, которая обеспечивает выполнение боевых задач. А потом смотришь на побратимов, которые находятся на передней линии и постоянно находят в себе силы воевать, и сам себе говоришь: «Не обалдел ли ты?»

В чем для вас заключается победа Украины? Прекращение боевых действий на нашей территории, вывод россией своих войск из наших земель, наш выход на границы 1991 года, распад россии как империи? Или что-нибудь другое?

Я думаю, что выход на границы 1991 года не гарантирует нам безопасности. Да и прекращение боевых действий. Потому что даже если война прекратится, российская угроза все равно будет оставаться — и не только для нас, но и для других соседей россии. Вариант максимум — это распад россии. Но пока говорить о победе рано — на этом этапе войны россияне продвигаются.

Не хочу, но надо

В юности вас интересовал пацифизм — и вот вы пошли на фронт. Сменили взгляды?

Нет. Я никогда не называл себя пацифистом. Я являюсь противником милитаризма — как государственной идеологии, ориентированной на экспансию. Но я признаю право украинцев на самооборону и победу над агрессором. Поэтому логично, что я нахожусь в Силах обороны Украины. Перед нами сейчас стоят очень серьезные вызовы, мы сражаемся за свое существование против абсолютного зла, которое олицетворено в российской имперской политике. Поэтому для меня не было никаких проблем в вопросе мобилизации. Да, мне как человеку не хочется участвовать в войне. Но дело в том, что нужно. Мне кажется, что, кроме военного, никаким другим путем украинская победа невозможна.

Так удивительно слышать от вас, который годами исповедовал анархистские взгляды, о «надо» как главном аргументе. Разве для анархиста имеет значение «надо»?

Имеет значение оценка рисков и угроз. Взятие ответственности за происходящее, осознание, что никто не должен отвоевывать тебе свободу, никто не должен защищать твои права и свободы — только ты сам. Мне важно участвовать в этом, потому что было бы нечестно, что иностранцы из-за границы приезжают в Украину защищать нас, а я, имея руки-ноги, остаюсь в стороне.

Анархисты выступают за уменьшение роли государства в обществе, за расширение участия граждан в управлении через самоуправление. Как вы, приверженец анархизма, воспринимаете усиление роли государства в обществе во время войны? Не приведет ли это к авторитаризму во власти?

Риск развития авторитаризма есть, но если сравнивать его с риском военного поражения и геноцида, то здесь не такой уж сложный выбор. Сейчас насущная проблема — российская агрессия. Разберемся с ней — возьмемся за другие, в том числе потенциальную угрозу авторитаризма, если это будет актуально. В прошлом наиболее остро такая угроза существовала для украинцев в 2013-2014 годах, когда власти Януковича принимали диктаторские законы. Мы с этой угрозой справились. То есть имеем определенный опыт.

Жена и дружба

Есть ли сейчас у вас какие-то личные проблемы, не связанные с войной?

Да нет. Для меня уже давно все хорошее и плохое связано именно с войной. В частности, и самая большая личная проблема — оторванность от родных, от жены.

А когда вы женились? И кто ваша жена?

Настя. Юрист по образованию, ей 30 лет, занимается правозащитной деятельностью. Мы познакомились, когда я после освобождения из российской тюрьмы лежал в больнице — она ко мне приходила по юридическим делам. Влюбился, женился перед мобилизацией, 9 апреля 2022 года. Конца войны не ждали, потому что ни тогда, ни сейчас неизвестно, когда конец. Ну и были такие мысли, что если вдруг меня ранят, так Настя сможет свободно посещать меня в госпитале и будет проще в других формальных таких аспектах.

У нас не было свадьбы. Мы с Настей просто расписались, никого не приглашали. Не было ни белого платья, ни фаты. Дело ведь не в белом платье, а в чувствах. Хотелось бы после победы устроить настоящую свадьбу, пригласить друзей, но пока этот праздник отложен, как и рождение ребенка. Потому что ребенок — это большая ответственность. И возлагать ее на одну только жену, пока я в армии, не совсем правильно, мне кажется.

Вы сейчас поддерживаете отношения с Олегом Сенцовым?

Периодически общаемся — говорим о войне, службе, о политике и каких-то личных вещах. Раз в несколько месяцев бывает, что списываемся. Если позволяют обстоятельства, то пересекаемся. В отпуске, например. Я воспринимаю наши с ним отношения как дружбу, потому что мы очень откровенны в общении и хорошо понимаем друг друга.

На чем держится семья, когда муж уже почти три года на войне?

На заботе, доверии, ощущении близости, на ежедневном общении по телефону. Мы ежедневно обсуждаем, как прошел день, какие у кого проблемы. О военных делах я не могу рассказывать, но о нашем с парнями быте — могу. Могу шутить. Такие разговоры — это лучше, чем ничего, но физического присутствия жены очень не хватает, общего досуга, прогулок с нашими собаками.

Хотели бы демобилизоваться?

Вопрос сложный, потому что моя личная семейная жизнь сейчас поставлена на паузу. Я видел жену и маму только в отпуске. Но, с другой стороны, менять нас с парнями пока некем. Если бы людей хватало, мы хотя бы имели возможность уйти в отпуск, использовать полагающиеся нам 30 дней в году. Но сейчас у военных и отпуск нет возможности использовать.

Что обязательно будет в вашей мирной жизни?

Семья, дети, друзья. Не знаю. Не планировал еще. Надо сначала победить.