«Гражданским нужен хороший пинок». Виктор Трегубов о партии «Демократична сокира», мобилизации и отмазках граждан

«У россиян гражданское мужество — это выйти и получить пи*дюлей. У нас это по-другому», — говорит Виктор Трегубов. В прошлом — журналист, блогер, соучредитель партии «Демократична сокира», ныне — военнослужащий ВСУ.

В разговоре с военнослужащим и ведущим hromadske Сергеем Гнездиловым Виктор рассказал, кто и почему создал «Демократичну сокиру», нужны ли в ВСУ капелланы, что делать с теми, кто не хочет идти в армию, и что нас ждет после войны.

Кто и почему создал партию «Демократична сокира»

«Демократичну сокиру» мы создали в 2018-м. Была группа лиц, так или иначе вовлеченных в политическую жизнь, но как политконсультанты, журналисты, обозреватели, у которых была собственная повестка дня праволиберального толка. После того как «Партию регионов»бело-голубых погнали и нация мобилизовалась, был подъем. Были определенные надежды, что станет хорошо, что можно с властью нормально вести какие-то инициативы.

Но в один момент стало ясно, что между, условно говоря, прогрессом и пенсионерами власти выбирают пенсионеров как наиболее активный электорат. Поэтому было что-то вроде: все классно, ребята, но давайте мы не будем говорить об этих ваших медицинских каннабисах, мы знаем, что они нужны, но народ не готов.

Вот всякий раз, когда я слышу, что народ не готов, знаю, что меня обманывают. Это значит, что не народ не готов, а власть не готова к политическому риску. Народ обычно готов.

И когда мы увидели, что действующая власть начинает потихоньку дрейфовать в своей предвыборной лодке к «Блоку Юлии Тимошенко», условно говоря, мы решили: если ты хочешь что-то изменить — недостаточно просто быть блогером, комментатором, советником. Нужно обладать собственной субъектностью. А единственный способ иметь субъектность — это создать свою политическую силу с собственной идеологией и сделать свою электоральную ставку: например, что людей, разделяющих твои взгляды, хотя бы достаточно, чтобы что-то изменить в стране. Собственно, это мы и сделали.

Нас упрекали, что мы проплаченные. Это вообще любимая украинская поговорка. Но тогда скажите мне, кто нас проплатил, чтобы нам было четко понятно. Потому что нас обвиняли то в работе на Порошенко, то в работе на Офис Зеленского, то на обоих. Ирония в том, что даже если я проплачен, то очень дешево проплачен. Ведь почему у моей семьи одна машина — и та не новая? И что я делаю в армии, если я такой?

Я создавал партию, за которую мог бы голосовать сам. Таких партий не существовало, поэтому у нас была такая амбиция.

Сейчас политическая деятельность партии приостановлена официально согласно украинскому законодательству, на которое почему-то другие партии положили большой болт. Мы прекратили политическую деятельность с начала объявления военного положения. Все партийные структуры превратились в волонтерские. Но партия и физически не могла бы продолжать деятельность, потому что все пошли на фронт. Если брать исполком, например, то на фронт ушли 5 из 5. Если брать политсовет, там было 15 человек — из них, кажется, ушли 8. Хозяйственные структуры партии работают как волонтерские штабы, и там реально хорошие показатели, даже по стране.

Нужны ли в ВСУ капелланы

Мне кажется, что нужны. Во-первых, объективно, на войне такой интенсивности у людей есть духовные потребности. И это важно. В Украине большое количество религиозных людей, и их духовные потребности в таких экзистенциальных моментах обостряются. И это совершенно нормально, у всех так. Людям действительно это помогает удерживать «кукушечку» в адекватном состоянии. Помогает воевать, помогает реабилитироваться. Это объективно улучшает боеспособность.

Те, кто говорит, что это задурманивание голов, пусть не пользуются услугами капелланов. Не все же в армии должно быть для всех. В армии разные размеры берцов, например.

О мобилизации и отмазках

Как действующему военнослужащему мне сложно комментировать мобилизационные инициативы, но попытаемся сказать корректно. Если мы говорим об отсутствии ответственности, то это всемирная проблема сейчас, мы это наблюдаем на опыте других стран. Просто раньше у нас действовал социальный дарвинизм: не хочешь — должен. Никто не спрашивал, хочешь ты или не хочешь идти на войну. Не хочешь работать — окей, ложись, умри с голоду, не хочешь воевать — окей, придет оккупант и тебе голову проломит.

А сейчас люди привыкли, что им кто-то должен. Государство должно, социальные программы должны. И они считают, что вправе ничего не делать, вправе не иметь обязанностей. Это общемировое. А в Украине это умножено на большой испуг.

Мне кажется, что у нас все всё понимают. Но когда человека остановили на дороге, он начинает орать: а почему вы меня остановили, а вот этого не остановили? Человек же знает, что нарушил, он просто хочет избежать ответственности. Та же ситуация, когда человек начинает рассказывать: пусть сын Порошенко воюет, пусть сын Зеленского воюет, хотя у Зеленского, кажется, дочери. Тем не менее.

Надо понимать, что эти отмазки мы не исправим. Мы должны их просто игнорировать, по моему искреннему мнению. У нас есть цель одна — выживание. Выживание идентичности, государства и чисто физическое. Я, например, убежден, что если россияне, условно говоря, возьмут Киев, они нас просто поубивают. Мы видели, что было в Киевской области. Поэтому здесь вопрос выживания.

Право на жизнь — выше других прав, ведь если его нет, ты другие права не можешь реализовать. Так что в этой ситуации нужно прежде всего обеспечить физическое выживание Украины и украинцев. А слушать отмазки — это лишнее. Дискутировать — реально лишнее в этой ситуации. Ты ведь этих же людей спасаешь. Они сейчас не хотят, не могут. А потом их убьют, если ты им сейчас не дашь хорошего пинка, не дашь в руки оружие и не расскажешь, где их сектор.

Почему государство не общается с гражданами об этом? Я абсолютно убежден, что, как и большое количество инициатив, у нас это будет сделано, но с опозданием. Инерция системы. Власти до последнего считают, что удастся «пропетлять», но потом жареный петух клюет не скажу куда, власти понимают, что не «пропетляем», и дают отмашку. Это стандартная история для Украины в любой исторический период, потому что так работает система.

Об особенностях российских и белорусских протестов

Есть хороший анекдот: «Вы не видели меня в драке — меня так пи*дят!» Вот это о российской оппозиции. У них просто виктимный подход к протесту. У них способность к протесту оценивается не по тому, скольким ментам ты набил рожу, а по тому, сколько ментов тебе набили рожу, на какую толщину бутылки тебя посадили и как жестко тебя бросили в автозак. Они действительно в этом видят гражданское мужество. То есть у них гражданское мужество — это выйти и получить очень больших пи*дюлей. У нас немного по-другому.

Невозможно поднять ненасильственное сопротивление против откровенных людоедов. Кто считает, что возможно, пусть изучит историю народа мориори. Это плохо работает. Народ мориори истреблен.

В россии и Беларуси ненасильственный бунт невозможен, потому что там на всех уровнях сидят людоеды. Насильственный — возможен, но оппозиция и в россии, и в Беларуси к нему не готова. В Беларуси, по-моему, из-за глупости, хотя потенциал был. В россии — потому что они уже реально просто привыкли на бутылках сидеть. Было смешно, когда в пабликах после похорон Навального писали, что вот были люди, которые пытались напасть на милиционеров, но мы не повелись. Молодцы.

Что нас ждет после войны

Демоверсия у нас была где-то в 2017-2018 годах, когда активные боевые действия утихли и определенное количество людей вернулось. Тогда были и посттравматические расстройства, кто-то запил, другие в какой-то полукриминал пошли. И тогда были маршрутчики, которые говорили: я вас туда не посылал. Этих маршрутчиков в конце пути встречали где-то 16-30 очень невежливых людей, объяснявших, куда они его посылали, куда он может пойти и куда его могут отвезти. Скорее всего, будет все то же, но в масштабе х10.

Но мы не можем себе точно представлять, потому что не знаем, в каком состоянии будет все общество, в каком состоянии будет Украина. Одно дело, если мы Москву сожжем, другое дело — если будет очередная заморозка и мы не сможем выйти на границы 1991 года. Хотя я работаю исключительно на то, чтобы дойти до границ 1991-го. Мне даже сжигать Москву не обязательно.

Я не очень верю в распад россии на маленькие национальные республики, но верю в распад россии по экономическим и административным границам. Условно говоря, Приморье может позволить себе отпасть. В некоторых моментах, если это касается Северного Кавказа, там возможны национальные движения. Но дело даже не в этом.

Я просто убежден, что когда мы выйдем на границы 1991 года, в россии начнутся такие необратимые процессы, что им будет не до нас. Мне кажется, что в россии начнутся процессы, которые по крайней мере на два поколения выведут ее из игры как агрессора. Она не начнет разваливаться мгновенно, нет. Там начнется грызня за власть, одни люди станут убивать других, в конце концов умрет путин — он должен умереть, он старенький, слабенький. И там начнут убивать друг друга люди, не желающие, чтобы весь их клан истребили в случае поражения. Я не уверен, что даже украинское производство кукурузы даст нам достаточное количество попкорна для того, чтобы все это наблюдать.