«Успокоюсь, когда развалится россия». Тополя о своих войнах за Грузию, Чечню и Украину

Мы говорим о том, почему он воевал в Абхазии в 90-х, как его снял в своем фильме Общественный деятель и журналист грузинского происхождения, Герой Украины. Основатель и первый главный редактор интернет-газеты «Украинская правда».Георгий Гонгадзе, как на его плечах отжался Первый президент Чеченской Республики Ичкерия (1991–1996 годы).Джохар Дудаев и почему на него разозлился Чеченский военный, руководитель чеченского движения за свободу от россии, один из лидеров Республики Ичкерия.Шамиль Басаев.

О нынешней войне мы говорили долго, но я напишу только об одном ее дне. Дне, когда Игоря Мазура ранили.

Грузия

В последний раз мы с тобой разговаривали за несколько дней до полномасштабного вторжения. И когда ты вспомнил, что был вместе с Георгием Гонгадзе на войне в Абхазии в 1992–1993 годах, я подумала, что об этом надо написать. Также ты сказал, что украинцы воевали за Грузию, чтобы россияне не лезли в Украину. Думаю, пора это вспомнить.

Я всегда стремился к справедливости. Я учился на историка, но когда мне было 19, бросил институт и поехал в Приднестровье. Там бурлила Приднестровская война — военный конфликт, возникший в начале 1990-х между Республикой Молдова и самопровозглашенной «Приднестровской Молдавской Республикой», которую поддержала россия. Вооруженное противостояние в 1992 году завершилось подписанием мирного соглашения. Конфликт с тех пор перешел в фазу холодного противостояния, но до сих пор не урегулирован.война. Я, как УНСО — Украинская Народная Самооборона — полувоенная часть украинской ультранационалистической организации УНА-УНСО.унсовец, хотел возвращения материнских земель — пограничных сел, которые до 1940 года были нашими.

Немного пострелял. Не могу сказать, что много, но атмосферу войны почувствовал. Я охранял одного из депутатов, который был за возвращение украинских земель. В Тирасполе действовала общественная организация «Красная калина», были в Приднестровье и три церкви Киевского патриархата. Мы были как альтернатива россии, но, к сожалению, победили кремлевские адепты.

В 1993 году руководство УНА-УНСО решило помочь грузинам в войне с россией за территорию Абхазии. россияне хотели создать там управляемую горячую точку, взять под контроль порты и доминировать на Черном море. российский флот обстреливал Сухуми.

Я поехал туда вместе с подразделением унсовцев «Арго». Мы понимали, что это помощь в интересах украинцев. Пока россияне воюют на чужой земле, они не будут соваться в Украину.

Летели не официально, типа прогуляться по Грузии: в джинсах, с какими-то спортивными сумками. У нас был не очень туристический вид: типаж парней, которые прошли боевую закалку, — выразителен.

Встречали нас, как кинозвезд: с красной дорожкой к трапу. Генералы и депутаты. Возникла неразбериха: они думали, что мы какие-то элитные войска. российское телевидение также сообщило, что прибыл батальон морской пехоты из Украины. Это было бы 500 человек, а нас 30. кремль тогда намеренно демонизировал унсовцев, как теперь «азовцев».

Грузины угощали нас винами и коньяками возле трапа, но надо было лететь дальше — в Сухуми. Самые тяжелые бои там шли за поселок Поселок севернее Сухуми, который имел огромное стратегическое значение.Шрома, он полгода переходил из рук в руки.

Там я впервые закрыл глаза двум своим друзьям и потерял третьего побратима: у него обломок попал в рожок в разгрузке, патроны сдетонировали. Никогда не слышал в жизни, чтобы человек так кричал. Ни до, ни после. Он умер через три дня.

Кстати, в том бою ранили моего товарища Николая Карпюка — будущего политзаключенного кремля.

Гия Гонгадзе приехал к нам на базу, когда узнал, что здесь есть украинцы. Мы три дня отдыхали после Шромы. Говорит: «Делаю документальный фильм». И начал снимать «Тени войны». Потом еще мы поездили с ним по горам, он был с видеооператором.

«Я снял его в знак благодарности тем людям, которые пролили кровь за свободу и независимость моего государства», — говорил о своем фильме Георгий Гонгадзе.

В ленте 20-летний Тополя рассуждает: «Сегодня они там, завтра — будут в Украине». «У нас враг — это москва, мы этого не скрываем. Мы находили документы убитых. По ту сторону мы не видели даже абхазцев». «Труднее всего — нести труп товарища». «Война — это круто. Лучше умереть так, чем видеть зло и не противодействовать ему, ждать, пока оно тебя раздавит».

За бои в Абхазии отличившимся украинцам вручили Государственная награда Грузии за храбрость и героизм в борьбе за защиту.ордена Вахтанга Горгасали. Семи погибшим — посмертно. А когда унсовцы вернулись домой, СБУ открыла в отношении них уголовные дела за участие в незаконных вооруженных формированиях.

Тополя объясняет: «Президент россии Борис Ельцин накричал на Кравчука: мол, что твои [войска — ред.] делают в Грузии? Охрана вспоминала, что даже в морду ему дал соусницей. Нам от руководства УНСО пришел приказ выехать из Грузии. Дела на нас открыли, но довольно быстро закрыли — свидетелей у них не было».

Чечня

В 1994-м, во время Первой чеченской войны, ты был в группе охраны иностранных журналистов. Общался с президентом Чечни Джохаром Дудаевым, который выступал за ее независимость и которого позже убила за это россия. Что ты помнишь о нем и о Басаеве?

Я и Лиман — такой позывной был у одного черкасского парня — охраняли одно из заседаний ставки Дудаева. Мы, унсовцы, были своеобразной гвардией.

Ночь. Нас, двухметровых крепких ребят, поставили на одни из дверей. И вот он выходит со свитой. Увидел нас и давай: «Украина — наши братья. Мы вместе победим москву!» Становится между нами, кладет ладони на плечи и подпрыгивает: сделал такой выход на полные руки. Мы были вместо брусьев ему. Позади чеченцы ошарашены: мол, ого, какой у нас командир.

Был у меня разговор с бригадным генералом Шамилем Басаевым. Он за год до этого возглавлял чеченское подразделение в Абхазии, воевал против грузин. Собственно, тогда он выступал за свободу абхазского народа. Позже понял, что эта война выгодна москалям, и в Первой чеченской боролся уже против россии.

Мы с унсовцами иногда приходили к парням в штаб поговорить, как будем проводить парады на Красной площади. Чувствовалась между нами общая ненависть к врагам. И однажды к Басаеву попало мое удостоверение УНСО, где стояли две печати — приднестровская и грузинская. Они давали разрешение на ношение оружия.

Он позвал меня. Сидит нахмуренный.

— Мы воевали по разные стороны. Так что: мы враги? — спрашивает.

— Против общего врага сейчас воюем, — поправляю.

— Так мне и свою печать с волком поставить?

— Наверное, я за Чечню против москвы.

Так появилась у меня третья печать с волком. Удостоверение историческое сохранить не удалось. В 1995 году мы выходили из Чечни через россию. И хотя я спрятал его за переплет Ницше, мой командир Саша Белый сжег его, потому что если бы москали нашли, то сразу убили бы или отправили бы в концлагерь. А томик философа до сих пор у меня есть. Потрепанный, я его постоянно за собой таскаю.

Украина

Знаю, что ты воевал с 2014-го, у тебя много заслуг и наград. Знаю, что 24 февраля два года назад пошел добровольцем. Опыта много, но расскажи из последнего: как тебя ранили?

Это было под Невским в Луганской области. Последняя моя должность — командир взвода. Следовательно, нужно быть с парнями.

Мы отстаивали позицию. Она была, можно сказать, авангардной, дорогой к основным позициям. А те, что перед ней, враг где-то в начале мая отбил.

За несколько дней до захода моей группы россияне рывком захватили позицию и пятерых парней взяли в плен. На другой позиции им дали бой, двух кацапов убили. От одного осталась рация, и наши слышали, как командир группы спрашивал у высшего командира: «Мы пять хохлов взяли, что с ними делать?» — «Офицеры есть среди них?» — «Нет». — «Аннулировать». Ребят расстреляли.

И вот 31 мая. Мы на позиции, а она не совсем перестроена, потому что иногда не успевают парни, да и враг не дает. Какие-то ветки набрасывали, немного мешков с землей, то есть очень слабо защищена. А в ста метрах другая наша позиция, взятая врагом. Та, где наших расстреляли.

И они по нам х*рачат, чем можно. Разбивают блиндажи и перекрытия. Кто там был — немного контужены, перебираемся в чуть больший блиндаж. Я тоже там, нас семеро было. Только пытаемся вылезти, чтобы отстроить те засыпанные, заваленные окопы, сразу «птичка» их корректирует. По нам работают с Автоматический гранатометАГС, гранаты прилетают по соседству, 82-е и 120-е. А в три часа ночи с копейками, то есть по-серому, россияне уже пошли в атаку.

В этом лесу завязался бой. Не суперстрашный, но для двух моих парней стал первым. Нас пятеро — на «нуле», а двое в блиндаже, один из них на рации. Если что-то случится, должны нам кричать, например: «Нас окружают!»

Ну бой как бой. Выстреляли довольно быстро по шесть магазинов, которые у нас были. Там у нас были еще присыпанные, и я крикнул одному парню: «Откапывай и неси магазины и ящики с гранатами». Начал забрасывать в сторону врага гранаты Ф-1. Гранатометчик в это время стрелял из гранатомета. А пулеметчик из ПКМ, у него пули бронебойные были, то есть могут бронежилеты пробивать. россияне не очень любят наступать, когда работают тяжелые пулеметы.

Пока я бросал гранаты, сбоку прилетела «птичка» со сбросами, как мы говорим, с яйцами, потому что несут по две гранаты или два ВОГа. Одну бросает, а потом немного прицеливается и через секунд 30 бросает вторую. По мне не попало, и я в это время вижу парня, который откопал гранатомет. Говорю: «Стреляй туда». — «Нет, не готов». — «Хорошо, давай мне».

И тут я, двухметровый, встаю, чтобы выстрелить, потому что гранатометчики стреляют только стоя. А с той стороны как раз двое или трое россиян искали цель. Как правило, гранатометчика и пулеметчика бьют первыми: сбросами и всем, чем хочешь. Это по большому счету полусмертники.

Я произвел пять выстрелов из РПГ-7, а на шестом слышу характерный звук в воздухе, когда «птичка» отпускает свой груз. Слышу, как срабатывает чека. Ты этот звук слышишь как минимум десять раз в день, поэтому не пугаешься.

Сброс происходит на высоте около ста метров. Может, оно упадет в 5 метрах от тебя, может, в метре. Но продолжаешь стрелять. Думаешь: может быть, не мне «подарок». Но оказался мне.

Секунды через полторы бахнуло рядом: ощущение, что подорвало голову. Потом понимаю, что глаза и рот полны земли. Одновременно кровяка с головы валит и болит рука, нога, спина — весь правый бок.

Думаю: все. Но заполз наощупь в блиндаж: «Кто есть? Помойте мне глаза, перевяжите голову». Вижу, что сидят четверо парней: «Чего вы здесь?» — «Так позиции разбиты». — «Да, разбиты, но трое как-то воюют! Стреляйте в ту сторону хоть как-нибудь. Найдите место. Главное, чтобы они понимали, что нас здесь много».

Когда выходил оттуда за подкреплением, сказал парням: «Воюйте, потому что в плен вас не будут брать, расстреляют. Если будут сильно штурмовать, отходите. Если меня найдете по дороге, то уже потянете».

Чтобы добраться до посадки, где наши позиции, нужно перейти 200 метров чистого поля. россияне же это знают и постоянно этот кусок простреливают. Я дохромал до этого поля и понимаю, что это мой «забег века». Из АГС по мне стреляли, не попали.

Забежал в ту посадку, нашел позиции наших. До медевака нужно было идти еще 1,5 км где-то, поближе нельзя, чтобы не спалили. Меня догнал пулеметчик — тот, что был со мной на боевых. Его тоже ранили.

Мы прошлись до эвака, ехали километров 12 по этим дерганым дорогам. Я подумал: если бы тяжелый, шансы доехать небольшие. «Госпитальеры» немного меня подмарафетели, перевязали. В Лимане зашили голову, а руки, сказали, зашивать нет смысла, потому что там грязи набилось. Надо ждать, пока стабилизируется рана. Зашили через неделю.

А что с той позицией, которую ты защищал?

Через день они выбили нас. Трое парней погибли, шесть были ранены. Затем дали команду отвоевывать эту позицию. Пошли парни, а с ними замполит, хоть и не должен был идти. Решил поддержать побратимов. Его только недавно мобилизовали, он «пиджак» — просто окончил военную кафедру, совсем без опыта.

Погиб он… Так и лежит среди этого поля, через которое я перебегал. А неподалеку с той стороны лежат трое россиян, которые пытались забежать в эту посадку. Наши выскакивают, чтобы забрать своего, а на тех всем плевать.

Ты с 19 лет воюешь. Четыре войны, активист обоих Майданов, сидел в тюрьме за акцию «Украина без Кучмы». Как оно — 30 лет в таком режиме?

Я привык. Чувствую, что борьба еще не закончилась. В старых машинах, выпущенных в конце 90-х или начале 2000-х, был гарантийный срок. Движок должен был проехать 500 тысяч километров. Вот мой движок еще может проехать тысяч 150 километров.

Я успокоюсь в тот момент, когда что-то произойдет: например, развалится россия. Тогда можно подумать о мемуарах и забавлять внуков. Надеюсь, к тому времени они у меня будут.

Кто первый сказал на тебя Тополя?

Нас было несколько групп, которые заезжали в Грузию. В одной бойцам давали псевдо, связанные с погодой: Дождь, Ясный, Калюжный.

У нас были названия деревьев и кустов: Калина, Шиповник, Дубецкий... Я был самым высоким. А какое самое высокое дерево? Баобабом быть как-то обидно. Стал Тополя.