Война все спишет

Тогда, продвигаясь к вражеской позиции вдоль посадки, мне и еще одному парню удалось проскочить через минное поле. Многим не повезло. У нас было семь раненых, из них четверо далее нуждались в ампутациях. Это произошло на моем первом боевом выходе.

Мне очень повезло, что мы смогли подогнать M2 Bradley — боевая машина пехоты«брэдли» и эвакуировать раненых, потому что зона минного поля либо плохо простреливалась россиянами, либо им было не до нас, потому что на соседних участках другие наши подразделения вели активное наступление. Если бы россияне каким-то образом могли вести по нам огонь из Автоматический станковый гранатометАГС или минометов, то, скорее всего, все семь раненых были бы погибшими.

Боевой стресс проявляется по-разному. У меня он проявился как эйфория. Я до усрачки был настроен продолжать наступление и передавал по рации ребятам, которые остались на позиции позади, чтобы готовились присоединиться к нам.

Еще раз мне повезло, что среди парней позади не нашлось такого самого попаянного, который поддержал бы идею продолжать наступление, и в ответ я услышал что-то вроде: «Тебе потерь еще недостаточно?»

Здесь я и выдал фразу, которую теперь ненавижу: «На войне без потерь не бывает». Моя тогда переводилась так: «Я очень налажал, что повел группу через минное поле, но боюсь это признать и притворяюсь героической жертвой, прикрываясь общими клише о необходимости продолжать наступление».

Чуть позже меня с пулеметчиком оттащили назад после того, как саперы проделали тропу. Весь мой взвод смотрел на меня, мягко говоря, со скепсисом. Кто-то прямо говорил, какие плохие вещи обо мне думает. Я не соглашался, считал, что выполнял приказ, вел за собой людей и вообще был молодцом. И очень ошибался.

На следующий день нас спасали и отвели отдохнуть в тыл. Всех немного отпустило, и отношение ко мне изменилось со злости на сочувствие с нотками злобы. Все равно очевидно, что эту ситуацию нужно как-то менеджерить.

Самое тупое, что я мог сделать, — это попытаться спустить на тормозах ситуацию с четырьмя ребятами, которые получили инвалидность, а один еще на тот момент был в критическом состоянии. Я принял болезненное, но единственное правильное решение: взять ответственность и признать свою ошибку.

Собрал всех парней, причастных к этой ситуации, и других, кто был не занят, и сказал, что признаю свою вину и сделал все необходимые выводы. В тот момент я действительно принял эту ошибку. Для этого пришлось прекратить прикрываться тем, что мне отдали приказ, а я такой наивный и несчастный на него повелся. Я должен был трезво оценить обстановку, когда увидел минное поле, и принять решение как командир на месте — не продвигаться дальше.

Процесс этого принятия мне очень помог: когда я начал говорить с ребятами, тарелка эмоционального дерьма, которую я съел перед этим, уже усвоилась, и даже привкус во рту начал выветриваться. Благодаря искренности нам удалось найти общий язык.

Уже на следующий день нас везли на «брэдли» для выполнения новой задачи. Но и на ней я потерял человека. Погиб главный сержант моего взвода. Во время боя он высунулся с позиции, чтобы было удобнее наблюдать сектор огня, и снаряд прилетел в метре от него. Был бы глубже, может быть, остался бы живым.

Я несколько раз пробегал мимо, когда он сидел слишком высоко, и просил спуститься. Если трактовать ошибку как ситуацию, в которой я мог поступить иначе, и тогда она не привела бы к плохим последствиям, то у меня здесь она тоже есть.

Как воспринимать собственные ошибки, которые приводят к страшным последствиям, и не поехать кукухой? Для этого нужно научиться держать баланс, признавая свои ошибки, но не обвиняя себя в том, что кто-то из-за тебя погиб. Последнее не поможет ни мне для дальнейших решений, ни моим подчиненным, которые могут пострадать из-за этих решений.

Может быть еще один способ сохранить трезвую голову. Спрашивать мнение личного состава до и после боя. Они как никто заинтересованы в том, чтобы командир не устраивал «апокалипсис сегодня». Когда речь идет о сохранении жизни, человеку свойственно откладывать свои эгоистические мотивы и стараться помочь принять, проанализировать или отрефлексировать события и решения.

В моем боевом опыте я выполнял два типа задач: непосредственно участвовал в штурме или обороне (так называемое командование в поле) и осуществлял оперативное командование боем из Командно-наблюдательный пунктКНП роты вместе с КНП батальона. Так вот, прямо в поле вместе с подразделением ошибки воспринимаются легче, чем на КНП, где ты в большей безопасности. Точно не могу объяснить, как это работает, но разделяя риски быть раненым или убитым вместе с подразделением, плохие вещи воспринимаешь легче.

В конце концов, потерь в боях действительно не избежать. Как у каждого хирурга есть жертвы его ошибок, так и у каждого командира есть потери из-за неправильных решений. К сожалению, у командиров такие случаи происходят гораздо чаще, чем у хирургов.

Мы видим ресурс сохранения жизней военных в новых технологиях или в очистке войск от дубоголовых командующих, но есть еще один ресурс для сохранения жизней военных — менеджмент. Стратегический для генералов и операционный для полковников — командиров бригад и батальонов. Умение видеть процессы, анализировать их и отлаживать. Анализ собственных решений, обнаружение и признание ошибок.

Это авторская колонка. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.