«Только не пишите, что вот, какая несчастная девочка с ампутацией» — боец Ада

В начале сентября 2024-го пикап, на котором Настя с побратимом добиралась до позиции, наехал на противотанковую мину. Ее левую ногу пришлось ампутировать до середины голени, правую врачи собрали спицами и винтами.

Первое, что я сказала в реанимации: пожалуйста, не списывайте меня, я обязательно вернусь в подразделение. Я очень хочу вернуться. Мне на фронте комфортнее, пока я не представляю себя в гражданской жизни. Я где-то в тылу сижу и, как до войны, переживаю, чтобы сайты исправно работали? А побратимы в это время сражаются? Как это?

Во львовском госпитале, где Настя проходит очередной курс лечения, мы говорим с ней о войне, которая нивелирует разделение людей на полу, о Дискриминация людей по их полу, пристрастное восприятие людей определенного пола.сексизме в армии, об отношениях, в которых эротика уступает побратимству. Говорим о надежде и страхах. И о том, какой может стать жизнь Насти после лечения, если до войны она так любила беговые лыжи, походы в Карпаты, речные сплавы?..

Ада — боевая птичка

На фронте Настя взяла себе позывной Ада. Удобный и короткий. Для нее позывной ассоциируется с очень многими приятными вещами. С птичками рода Ада, обитающими в Южной Америке, а беспилотники — тоже птички, только боевые. С астероидом Ada: для нее полет в космос — с детства любимая мечта, запечатленная татуировками на теле.

Женщина показывает сине-розовые кометы на руках, которые стремительно летят от локтя до запястья. Ее левая рука, как маком, густо усыпана черными «камешками» мелких обломков. Каким-то чертом они попали ей даже под ногти — врачам пришлось срывать ногти, чтобы достать их. Но со временем этот металлический «мак» выйдет наружу — нужно только запастись терпением…

«Девушкам, которые обдумывают для себя военную службу, я бы сказала: учтите свои знания, умения, способности и выберите направление, где вы будете наиболее эффективными. Никто не рожден с военными знаниями — от человека зависит, сможет ли он и захочет ли ими овладеть. От человека, а не от его пола.

В Конституции Украины не написано, что защищать страну обязаны только мужчины. Там речь идет об обязанности каждого гражданина. Каждый пол имеет свои психофизиологические особенности, но их можно с умом использовать. Женщины, например, более аккуратны и скрупулезны, у них более высокая исполнительская дисциплина — такие люди очень нужны на фронте», — говорит Ада.

Сама она в 2022 году, когда искала возможность мобилизоваться, о работе с беспилотниками даже не думала. Эта область казалась слишком технической.

На платных курсах по военной подготовке Ада овладевала азами армейского дела, домедицинской помощью, училась стрелять и одновременно рассылала свои резюме на сайты, где были военные вакансии, обращалась в конкретные воинские части. Рассчитывала на должность стрелка-пехотинца, штурмовика, но ею никто не заинтересовался!

На одном из сайтов познакомилась с военным, которого попросила посмотреть ее резюме — может, что-то в нем стоит подправить. Мужчина перенаправил его в свое подразделение. Далее собеседования, мобилизация через ТЦК по отношению из батальона. Так неожиданно для себя Ада стала летать на беспилотниках.

«Я никоим образом не романтизировала войну. Я понимала, что это пот и смерть, кровь и боль. Я просто все это приняла. И решила работать над собой, стараться, чтобы не быть на фронте обузой ни для кого».

Все, что говорили ей на этот счет знакомые мужчины, начиная от отца, было вариацией на тему «не иди, это не женское дело».

Функционал не имеет пола

«Сексизм в армии, особенно в отношении женщин на фронте, очень раздражает, хотя и со временем менее бурно реагируешь. Почему-то по умолчанию считается, что женщины на фронте не будут справляться, что им сугубо физически будет тяжело. Но физически тяжело может быть и мужчинам. Не справляться с работой могут и мужчины».

Страшнее всего было бы, если бы меня не допустили к боевой должности. Это самая большая угроза для женщин, когда ты мотивирована воевать, а командование придерживает тебя для бумажной работы в штабе. По-моему, лучше брать в штаб мужчин, которые не вытягивают на позициях, чем боеспособных женщин. Человека на любой работе, а на фронте особенно, нужно воспринимать по его способностям, а не по полу.

В подраздел Ада попала весной 2023 года, с тех пор освоила работу со многими видами БпЛА. Соледар, Лиман, Купянск, Авдеевское направление, которое впоследствии стало Покровским…

«В каждом взводе моей роты есть по одной женщине на боевой должности. Мы, как все бойцы, едем на позиции на один-два, иногда на несколько дней. Это может быть блиндаж, погреб, просто посадка какая-нибудь, кусты. Расстояние до россиян разное, в зависимости от задачи, от типа “птичек” — до километра или более километра.

Женский быт на позиции — как и у мужчин. Он общий для всех бойцов. Я не вижу в военном обиходе никакой проблемы. Чтобы не беспокоиться о прическе, я ношу дреды, это очень удобно — можно мыть голову раз в три недели. Надо переодеться на виду — я просто поворачиваюсь спиной к ребятам и переодеваюсь. Это не ситуация “о, женщина разделась”, это ситуация “посестра переодевается”. И она нормально воспринимается большинством мужчин-военных – они и внимания не обращают. А что касается отсутствия ежедневного женского общества, то я привыкла. Я на любую тему могу с парнями поговорить».

По словам Ады, проявления сексизма могут возникать тогда, когда женщина пытается использовать свой пол как повод для снисхождения. Но часто дискриминация возникает без причин. Какие-то глупые шутки, приколы, двусмысленные взгляды и интонации, какое-то недоверие, клеймо второсортного существа — это очень раздражает, замечает Ада. Она всегда решительно останавливала подобные вещи по отношению к себе. А еще очень сердилась, если кто-то из побратимов брался защищать ее перед каким-то сексистом, потому что она не розовая девочка, нуждающаяся в опеке. Она боец, который умеет сам за себя постоять.

«На фронте отношения между бойцами разного пола базируются не на эротике. Там возникает другой уровень отношений. Вы не партнеры, не пара, не коллеги, не друзья — вы побратимы, вы должны вместе выполнять боевое задание, прикрывая друг друга. Здесь доверие, надежность, взаимовыручка такая, какой не бывает в гражданской жизни. Здесь не эротика, здесь жизнь и смерть».

«У меня принципиально табу на отношения с коллегами — и в гражданской жизни так было, и в армии. Мой парень тоже на войне — служит в другом подразделении, не вместе со мной. Он отлично понимает меня, не ставит передо мной никаких барьеров. Я теперь вообще не представляю себе отношений с мужчиной, который не военный».

Будущее держится на спицах и винтах

Уходя на фронт, Ада была готова к тому, что ее могут ранить или убить на первой же задаче. Но не зацикливалась на возможных физических страданиях. До войны у женщины была одна операция — лазерная коррекция зрения. Делала ее для того, чтобы на фронте не возиться с линзами и очками.

«Самая большая угроза для операторов БпЛА — мины, прямое попадание на позицию или момент, когда по техническим причинам срабатывает своя же “птичка”. Мне не повезло с миной.

Я была за рулем пикапа. Колесом, которое было как раз подо мной, наехала на мину. Побратим сидел на пассажирском сиденье — ему тоже досталось, у него перелом ноги со смещением. Но он буквально на адреналине вызвал наших, наложил мне турникеты. Я, по сути, была заблокирована в машине, только правая рука работала. Видела свои перекрученные ноги, понимала, что, вероятно, будет минус две».

В сознание Ада пришла в больнице Запорожья. Левая нога уже была ампутирована. Права — разорванная, на ней стоял какой-то металлический фиксатор. Врачи говорили, что и ее, возможно, придется ампутировать.

Наш с Адой разговор прерывает появление врача. Он пришел снять швы с правой ноги: чтобы закрыть рану на ней, Аде делали операции по пересадке кожи. Брали пряди кожи с икр обеих ног и вживляли их на новом месте.

Врач постепенно вынимает нити, обрезает «оборку» из «лишней» кожи. Говорит мне о спицах и пластинах, которые сейчас фиксируют кости правой ноги Ады. По его словам, если не удастся восстановить функционал определенных костей, Ада не сможет ни стоять, ни ходить. И тогда придется ампутировать травмированную стопу, чтобы заменить ее протезом. Он успокаивает Аду тем, что некоторые функции костей стопы сохранены — она может совершать минимальные движения, поэтому надежда обойтись без протезирования правой ноги есть.

«Я не знаю, сколько мне сделали операций. Полтора десятка где-то. Можно ли считать операцией перевязку, которую делали под общим наркозом? Если можно, то их было больше».

Ада должна дождаться, пока на ампутированной левой ноге сформируется культя, тогда будет очередь протезирования. С протезом на левой ноге она сможет пользоваться костылями и передвигаться самостоятельно, пока врачи будут колдовать над правой ногой.

Сейчас она передвигается на колесном кресле — пересаживается на него с кровати самостоятельно, так же самостоятельно может добраться на нем на улицу. А вот посещать туалет или душ может пока только с помощью подруги Екатерины, которая перешла на дистанционную работу и специально переехала во Львов помогать Аде. В приезде к ней пожилого отца Ада не видит никакого смысла.

«Здесь санитарные комнаты не приспособлены для людей, которые не могут опираться на ноги. А я не могу — у меня только руки. В туалете и душе нет ничего, что можно было бы использовать как точку опоры. Если бы не было Кати, пришлось бы медперсонал беспокоить».

Жалость только раздражает

Ада уверяет, что ей вообще не важно, как она будет выглядеть с протезом.

«Мне важно, чтобы ноги функционировали, а не их эстетическая привлекательность. Повторяю: я вижу себя рядом только с мужчиной-военным. А военные очень спокойно воспринимают протезы у мужчин и женщин. У нас война, и общество должно наконец привыкнуть к людям с ампутациями разного пола».

Привыкнуть — значит воспринимать их без предубеждения, без жалости и навязывания своей опеки, отмечает Ада.

Лично я не чувствую жалости к себе. Жалость от других людей меня только раздражает. Я знаю историю: парень на протезе или костылях стоял и пил кофе, а какая-то женщина подошла и бросила ему деньги в стаканчик. Это нормальное восприятие человека с инвалидностью?

О своем психологическом состоянии Ада говорит: «Я в режиме ожидания. Жду, когда стану на ноги и заживу более активно. Это ожидание очень истощает. Само лечение утомительно и физически, и психологически. Эти операции, капельницы, потребность в посторонней помощи, бытовые моменты, на которые нужно тратить огромное количество ресурса… На коммуникацию с другими людьми просто не хватает сил, даже с хорошими знакомыми».

С началом участия в войне у Ады сформировался новый круг общения — в основном военные и волонтеры. Теперь вот — медики.

«С людьми вне этого круга мне просто не о чем говорить. Не представляю, как я с кем-то говорю о салоне красоты или какой-то вечеринке. Это как разговоры из другого мира. С гражданскими немного дискомфортно. Например, меня очень раздражает, когда они начинают словно оправдываться передо мной за то, что не в армии. Та мне все равно, почему вы не сражаетесь. Зачем мне ваши личные дела, я у вас о них не расспрашиваю! Я сделала свой выбор, а вы — свой.

Еще хуже, когда они начинают очень активно приставать со своей помощью, даже не интересуясь, нужна ли она мне. Они уверены почему-то, что раненой девочке нужна их, часто бестактная, жалость».

Не боюсь возвращаться на войну

Сейчас Аду больше всего донимает неизвестность. Какой группы будет ее инвалидность? Позволит ли ей физическое состояние дальше работать на боевой должности или хотя бы находиться в зоне боевых действий?

«В моем подразделении нет ни одного бойца на протезе, но я знаю о ребятах, которые после ампутации возвращаются именно на боевые позиции. Человек способен адаптироваться к любым условиям работы. Главное — быть подвижной и не нуждаться в посторонней помощи в быту.

Иногда я думаю, что согласилась бы на любую должность в армии, только бы не возвращаться к гражданской жизни. Если меня после этого ранения уволят из ВСУ, я снова пойду в армию по контракту, буду искать инклюзивную должность.

Я не боюсь возвращаться на войну даже с двумя протезами. Чего действительно боюсь, так это попасть в плен или стать полностью парализованной, сохранив при этом способность осознавать свое состояние. Это ужасно. А нынешние мои проблемы поддаются решению».

Чтобы не потерять боевые навыки, Ада в госпитале управляет БпЛА на симуляторе, а для души берет онлайн-уроки игры на барабанах. Ей, влюбленной в металл-фесты, всегда очень хотелось освоить этот инструмент. Возможно, чтобы нажимать на педаль барабанов, женщине придется заказать специальную стопу, но это все из разряда вполне реальных задач. Так же как выбрать какой-то приемлемый маршрут для похода в Карпаты. Не отказываться же от гор из-за ампутации.

Ада пересаживается на колесное кресло, чтобы сфотографироваться. Берет к себе чертика Идол, которому якобы поклонялись тамплиеры. Позже вошел в разные оккультные и западные эзотерические традиции как демон в виде человека с козлиной головой и ногамиБафомета и черненького медвежонка. С игрушками в руках вдруг становится похожей на сентиментальную девушку, которая может заснуть только с плюшевым другом на подушке.

«На спинке твоего кресла слишком девчачья наклейка — розовая туфелька на тонкой шпильке», — смеюсь я к Аде.

«А вы присмотритесь, это розовый пиксель, — мгновенно отрезает Ада. И добавляет: — Это мой стеб такой».

Этот материал создан при поддержке Федерального министерства иностранных дел Германии.