О мессенджерах Папы, влиянии россии на Ватикан и двух Пасхах в Украине. Интервью с предстоятелем УГКЦ Блаженнейшим Святославом

Предстоятель УГКЦ Блаженнейший Святослав
Предстоятель УГКЦ Блаженнейший СвятославАлександр Хоменко / hromadske

С главой УГКЦ мы встретились в канун Пасхи, хотя о встрече просили еще с 10 марта. Тогда Папа Римский Франциск заявил, что Украина может оказаться сильнее, если будет иметь мужество «поднять белый флаг». Это заявление вызвало большой резонанс среди украинцев.

Глава УГКЦ отреагировал в тот же день и отметил: «Украина изранена, но непокорена. Украина измучена, но она стоит и выстоит. Поверьте мне, никому и в голову не приходит сдаться.

А всем, кто со скептицизмом смотрит на нашу способность выстоять, мы говорим: приезжайте в Украину и посмотрите! Кто из вас не верит в победу Украины — идите на исповедь! Ибо это значит, что мы мало доверяем живому Богу, присутствующему в теле украинского народа».

Такой ответ удовлетворил не всех, ведь общество в условиях войны ждет более резких реакций.

В интервью hromadske глава УГКЦ откровенно рассказал, как контактирует с Ватиканом, встречается ли с предстоятелем УПЦ Онуфрием, который препятствует объединению УГКЦ с ВЦУ, как церковь помогает священникам в оккупации и плену и когда будет общая Пасха.


— Что вы как гражданин Украины и как церковный иерарх чувствуете, когда слышите неоднозначные заявления из Ватикана?

В христианском мире, когда между разными народами происходили войны, позиция Папы всегда была выше конфликтов. Чтобы потом было посредником для поиска решений, как завершить конфликт.

Но когда из Ватикана раздаются неоднозначные голоса, мы являемся голосом Украины. Мы стараемся отстаивать наши интересы перед Вселенским арбитром.

Святейший Папа Франциск является союзником Украины. Но специфическим союзником, не таким как другие политические деятели — главы тех или иных государств. С ним нужно иметь постоянное общение и диалог, как мы, в конце концов, и делаем.

Поэтому когда из его уст звучит нечто контрастируемое с нашим опытом, мы стараемся четко и ясно формулировать свою позицию, но мы выступаем с позиции жертвы несправедливой агрессии, взывающей о справедливости к арбитру.

Иногда Папа выступает как частный мыслитель, поэтому нам порой трудно понять, высказывает ли Папа свое личное мнение, говорит ли он от имени государства Ватикан, или от имени всей Вселенской церкви. В основном заявления, которые нас беспокоили, Папа высказывал как частный мыслитель, это было его частное мнение, с которым мы спорили.

— Каким образом? Как вы общаетесь: через видеосвязь или вы пишете официальные письма?

Мы общаемся, используя все имеющиеся в нынешней цивилизации средства, но, очевидно, стараемся это делать таким образом, чтобы это не повредило конфиденциальности. Мы и встречаемся, и регулярно обмениваемся письмами, электронными сообщениями, даже телефонными разговорами и сообщениями в определенных мессенджерах.

Очевидно, что Папа лично не может всеми теми средствами сам управлять. У него есть свои секретари, которые от его имени коммуницируют, принимают сообщения, отписываются, и таким образом происходит коммуникация апостольской столицы.

Сегодня есть одна новизна, которой не было никогда. Папа Франциск стал доступным для журналистов, он вживую общается с прессой и постоянно дает интервью. С одной стороны, это очень хорошо, потому что есть живое общение, но так же он становится уязвимым, потому что иногда журналисты манипулируют. И вот мы это ощутили еще с 2014 года, когда началась война в Украине. Ватикан очутился на линии фронта информационной войны.

Предстоятель УГКЦ Блаженнейший СвятославАлександр Хоменко / hromadske

— Вы считаете, что все разговоры о влиянии россии на Ватикан преувеличены или все же россия пытается продвигаться и там?

россия своей идеологией и пропагандой влияет на весь мир, в частности, на Италию и на Ватикан. Поэтому информационное поле Италии оказывает влияние на категории мышления итальянской церкви и Святого престола. российская империя веками инвестировала огромные средства в пропаганду своей культуры на Западе. И миф российской культуры сейчас существует.

Помню, когда был студентом в Риме и кто-то из профессоров говорил о православном богословии, они почти всегда имели в виду российское православное богословие, будто других богословских школ в православном мире не было.

Мы, студенты из Украины, пытались все сделать, чтобы другие православные стали известны в католических научных центрах в Риме — греческий мир, румынский мир, болгарский мир. Но засилье российского православия ощущалось как в светских университетах, так и в вузах Католической церкви.

Поэтому перед нами колоссальная задача менять это. Вот пример: понятие украинской иконы вошло в научный мир только во второй половине 90-х годов. Его внедрил львовский искусствовед, профессор Владимир Овсийчук. До этого времени в мире никто не знал, что существует украинская икона. Все слышали только о российскойили греческой иконе.

Это только маленький пример, и очевидно, что сегодня, в частности, в контексте этой новой геноцидальной идеологии россии, давление на нас и на все центры культуры в мире в разы усилилось.

россия занимается колоссальной коррупцией в мировых масштабах, в том числе среди интеллектуальных кругов. Мы видим, как даже в течение двух лет, когда началась полномасштабная война, есть разные кадровые изменения не только в европейском епископате, но также и среди работников Ватикана. Мы пытаемся понять, кто и на какую должность приходит, какое у него вообще понимание украинской проблемы.

Мы договорились с руководителями ватиканской курии открыть программу, на которой наши профессора-преподаватели представляют определенные темы. Пока они не пришли работать в определенное министерство Ватикана, там о нашей церкви ничего не знали, я уже не говорю об украинской идее.

— Скажите, пожалуйста, почему УГКЦ до сих пор не имеет патриархата?

Возможно, то, что я вам скажу, вас удивит: у нас есть патриархат, но он еще не признан. Патриархат — это определенная форма церковного бытия, когда целый ряд митрополитов, имеющих свои митрополии, свои структуры, возглавляет глава церкви, «предстоящий» между митрополитами и патриарх.

Во времена впервые поднявшего эту тему Патриарха Иосифа наша церковь, кроме единственной митрополии в Украине, которая тогда была в подполье, имела еще две митрополии за рубежом — в Канаде и Соединенных Штатах Америки. Они не имели своего единого центра, поэтому принадлежали к апостольской столице, Риму, ведь Украина была порабощена.

Сегодня у нас восемь митрополий: четыре из них в Украине, четыре — за рубежом. И у нас есть единственное законодательное тело, которое называется Синод епископов. Наши владыки не подчиняются направлению Ватикана. Поэтому у нас есть патриархат.

Но 30 лет для такой патриаршей структуры — это очень маленький промежуток времени. Нужно, чтобы к нам привыкли и в апостольской столице (Ватикан), и среди православного мира не только в Украине, но и за рубежом. Да, у нас есть патриархат, который функционирует, развивается, расцветает и ждет своего вселенского признания.

Сегодня есть вопросы, кто должен патриархат признать, кто имеет подобную власть. Некоторые говорят — только Вселенский собор. А другие говорят — нет, это может только Папа сделать. Я думаю, что вопрос признания — это вопрос времени.

— Мы встречаемся с вами в Великую страстную неделю, поэтому хочу поговорить о Пасхе. Для меня, как и многих людей, стало неожиданностью, что мы празднуем Пасху не вместе с католиками, несмотря на то, что церковь перешла на новый календарь и Рождество мы уже отмечали вместе. Почему так и есть надежда на то, что когда-нибудь мы будем праздновать Пасху вместе?

Мы празднуем вместе с нашими православными братьями. Мы вышли из одного корня, из киевской традиции, празднуем вместе с большинством христиан страны, и это очень важный элемент.

Ради общего локального единства со всеми детьми Киевского христианства мы перешли на новый стиль, оставив празднование Пасхи по старому стилю.

В этом году мы впервые переживаем новый календарный ритм, перейдя на новый стиль празднования неподвижных праздников. Это может создавать определенную новизну, но то, что у нас есть свой литургический ритм, не делает нас католиками второго сорта.

Когда речь идет об исчислении даты праздника, наш календарь имеет два цикла. Один цикл праздников исчисляется по солнечному календарю, и к этому циклу относятся все так называемые неподвижные праздники (все выпадающие в один и тот же день, как, например, Рождество). Мы сделали реформу именно того литургического цикла, который отмечается по солнечному календарю. Но есть второй цикл праздников, которые празднуют по лунному календарю, и это движимые праздники. Все те, что связаны с Пасхой, которая всегда выпадает в воскресенье, но каждый раз в другую дату.

История вычисления дня празднования Пасхи очень интересна и очень глубока. Она связана с решениями Вселенского собора, состоявшегося в городе Никея в 325 году. В следующем году мы празднуем 1700-летие Никейского собора.

И как раз в 2025 году Пасха у всех католиков и православных будет выпадать в один день. Многие питали надежду — мол, сможем отныне вместе праздновать. К сожалению, должен утверждать, что пока что это невозможно.

Чтобы разрешить пасхальный вопрос, нам нужен еще один Вселенский собор. Это событие, которое действительно может собрать еще раз всех христиан и рассмотреть те вопросы, которые возникают сегодня.

Но проблема в том, что наши православные братья больше не созывают Вселенских соборов. Они признают только семь Вселенских соборов первого тысячелетия. Существуют разные мистификации, что восьмой Вселенский собор будет собором антихриста (в церкви число семь имеет важное значение. Например, церковь признает семь святых таинств).

В Западной церкви Вселенские соборы продолжали созываться. Потребность всецерковного собора, включающего не только западное христианство, но и восточное, является сегодня потребностью жизни. Но также следует честно признать, что этот вопрос невозможно решить только на локальном уровне.

Кстати, здесь я особенно хочу поблагодарить за позицию и голос во вселенском православии Патриарха Варфоломея. Он как единственный пророк сегодня говорит, что нужно православному миру реформировать Пасхалию. В украинском православии даже сегодня никто об этом не говорит.

— Вы много говорите о единстве церквей. Что сегодня мешает, чтобы в Украине УГКЦ объединилась с ПЦУ?

Наша церковь — единственная среди церквей Украины, которая говорит о необходимости церковного единства. Мы проповедуем необходимость церковного единства, мы в его духе воспитываем наших верных, наших священников, наших богословов. Но подобных движений у других христиан Украины пока что сегодня нет. И на это есть некоторые причины.

Я помню, как мы вместе выходили на молитву на Майдане, в частности, во время Революции достоинства, и весь народ кричал: «Единство!». Сегодня оно тоже становится общественным запросом, и это будет подталкивать иерархов всех церквей того единства искать.

— Есть ли у вас сейчас контакты с Украинской православной церковью, которую называют московским патриархатом? Встречались ли вы с предстоятелем Онуфрием после начала полномасштабного вторжения?

Отношений и встреч нет никаких. Они были возможны еще во времена Блаженнейшего митрополита Владимира Сабодана. Тогда УПЦ чувствовала себя частью украинского общества и даже пыталась возглавить процессы. Не было полемики с украинским обществом или украинской национальной культурной идентичностью.

После Революции достоинства это церковное сообщество начало закрываться в себе и полемизировать и с обществом, и с другими церквями.

Хотя у нас действительно очень важный институт, которым мы все дорожим, и называется он Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций. Это единственная площадка, где все церкви и другие религиозные громады могут вместе работать во имя общего блага украинского народа.

Но после полномасштабного вторжения мы заметили, что УПЦ перестала участвовать в этих событиях. Я не могу до конца объяснить, почему это произошло. Наверное, нужно спрашивать у них.

Мы почувствовали от многих иерархов УПЦ пренебрежительное отношение ко Всеукраинскому совету церквей. В частности, когда мы осуществляем адвокационную деятельность в мире и убеждаем поддержать Украину в борьбе, когда четко клеймим российского захватчика или вместе осуждаем убийственную доктрину «русского мира», то УПЦ стоит со стороны и не присоединяется ко всем этим инициативам.

— Я читала немало историй о священниках, которые оставались в оккупации или брали в плен. Есть ли у вас данные, сколько священников вашей церкви пострадало от рук россиян, и для них ли у церкви есть какие-то программы реабилитации?

Еще с 2014 года наши приходы оставались на оккупированной территории. У нас были священники в Донецке, в Луганске, в оккупированном Крыму. Мы все делали для того, чтобы наши люди там имели надлежащую духовную опеку.

С начала полномасштабного вторжения в разных местах отношение к нашей церкви было разным. К примеру, это чудо, что выжил наш Василианский монастырь в Херсоне под оккупацией. А вот наши структуры на левобережье Херсонской области и в Запорожской просто были разгромлены.

Наши отцы были не просто арестованы, некоторые депортированы. россияне отдельным «законодательным актом» ликвидировали нашу церковь с запрещением существования.

Мы очень переживали, когда наших священников в Мелитополе арестовали, но благодаря Богу, их просто вывезли под линию фронта и сказали: «Идите дальше сами». Отцы шли и не знали, будут ли им в спину сейчас стрелять или нет. Обворовали их до нитки, но все же живыми выпустили.

Есть два наших священника, которых арестовали в Бердянске. Это отец Иван Левицкий и Богдан Гелета. Я призвал, чтобы накануне Пасхи состоялся обмен всех на всех хотя бы трех категорий: всех женщин, всех медиков, всех священнослужителей разных церквей, которые сегодня есть в российском плену.

Всего у россиян 10 священников-заложников, среди них двое наших отцов. К сожалению, неизвестно, где именно их содержат. Но у нас есть печальная информация, что наших отцов подвергают беспощадным пыткам.

У меня была встреча со Штабом по вопросам обращения с военнопленными и высказал им наши просьбы. Мы об этом говорим с разными представителями, в том числе и с Папой Римским, с дипломатами, аккредитованными при престоле, чтобы общественность всего мира встала на защиту тех беззащитных.

— А Ватикан имеет возможность прямого общения с россией и может как-то повлиять, чтобы обмен состоялся?

Я не могу вам всех механизмов и тех секретов раскрыть, потому что это может повредить делу, но да, при Ватикане есть посол россии, и этот вопрос постоянно поднимается. Кроме того, Папа еще пытается другими путями освобождать украденных украинских детей и освобождать наших военнопленных.

Например, есть отдельная миссия, которую он поручил кардиналу Маттео Дзуппи, являющемуся президентом епископата Италии. Папа стучится вместе с нами, но россия не всегда хочет открывать дверь.

— И последний мой вопрос. Поскольку мы в ожидании Пасхи, то хочу спросить о ваших самых памятных детских воспоминаниях, касающихся Пасхи.

Как у каждого ребенка, Пасха всегда была связана с каким изменением — что-то нельзя было есть, а теперь можно. Это было изменение, которое носило чисто педагогический характер.

С Пасхой мы всегда связываем настоящую надежду на изменение к лучшему. Вера во Воскресшего Христа дает веру в то, что зло никогда не имеет последнего слова, что страдания и ложь — не вечны, что вечно только Воскресение и все, что из него вытекает.

В духовном мы сегодня чувствуем, что Христос страдает в нас, что мы не брошены, не одиноки, что это его сегодня истязают в заключении, это он в который раз ложится ко гробу с нашими погибшими защитниками Украины. Это он еще раз распят с жителями городов и сел, которых каждый день посыпают ракетами, российскими градами или другим оружием. Но он все это делает, чтобы воскреснуть.

Христианская Надежда — это не чувство, это добродетель, что Воскресение обязательно будет. Поэтому вместе к победе!