«Труднее всего, когда не можешь помочь. Или когда уже поздно». Почему в Украине растет насилие над женщинами

Екатерина, видите ли вы подтверждение статистики Офиса генпрокурора, что этот год по количеству случаев домашнего насилия превзошел предыдущие? Как часто обращаются, в частности, на вашу горячую линию?

Те числа, которые озвучивает Офис генпрокурора, — это прежде всего уголовные производства. Но можно сказать, что это в том числе и показатели, свидетельствующие об улучшении идентификации и реагирования.

Числа могут отличаться из года в год. Но они действительно высокие. И в мирные, и в «ковидные» времена, и в условиях войны актуальность проблемы домашнего насилия не исчезает и не уменьшается.

Количество обращений упало разве что в первые месяцы полномасштабного вторжения. Но и домашнее, и гендерно обусловленное, и насилие в отношении женщин никуда не исчезало. Оно продолжалось и в бомбоубежищах, и, безусловно, на оккупированной территории (хотя доступа к такой информации почти нет).

В прошлом году на нашу круглосуточную горячую линию мы получили около 40 тысяч обращений. 91% — и это печальная стабильность — это вопросы домашнего насилия. За 9 месяцев этого года поступило почти 33 тысячи обращений, в основном от женщин.

Когда числа остаются такими высокими, несмотря на то, что миллионы женщин с детьми уехали, это означает, что это действительно та проблема, которая требует внимания и реагирования.

Вы говорили об улучшении идентификации — имеете в виду, что увеличилось не столько количество случаев, сколько просто пострадавшие уже меньше молчат и чаще обращаются в соответствующие службы?

На самом деле — и то, и другое. С одной стороны, действительно есть и больше служб, и больше информирования, что домашнее насилие — это не окей, и надо обращаться за помощью, не бояться, не умалчивать. Но, с другой стороны, мы объективно наблюдаем и увеличение домашнего насилия. В частности, растет количество таких обращений в семьях военнослужащих или ветеранов.

Хотя часть все равно умалчивается. Поскольку часто срабатывает мысль: «Как я могу обращаться по поводу него, он же защищает…». Или, напротив, женщине говорят: «Как тебе не стыдно: он там тебя защищает, а ты жалуешься». Факторов много.

То есть можно сказать, что на всплеск домашнего насилия влияет война, в частности через ПТСР?

И ПТСР, и вообще травматический опыт. Кроме того, безусловно, стало труднее обеспечить реагирование.

Если мы говорим, например, о прифронтовых территориях, эта проблема там пока не в приоритете. Когда женщины обращаются, могут услышать в ответ типа: «Вы что, не видите, что в стране война? Разберитесь там со своими проблемами».

Многие сервисы, службы и приюты либо повреждены, либо были вынуждены выехать. С другой стороны, регионы, принимающие большое количество внутренне перемещенных лиц, не рассчитаны на такое число запросов, в частности по поводу домашнего насилия. Но количество приютов вообще не покрывает существующую потребность.

Можно ли сказать, по поводу какого вида насилия обращаются чаще всего: физического, психологического, сексуального, экономического?

На первом месте по частоте обращения — психологическое насилие. Психологическое насилие почти в каждой ситуации так или иначе присутствует. На втором месте — физическое. Хотя на самом деле разница между ними не показательна, там незначительный процент.

Гораздо меньше обращений по поводу экономического насилия. И наименьший процент — по сексуальному насилию. Но здесь надо сказать, что это на самом деле не потому, что оно редко случается. А потому что о нем не так легко сказать. Это очень сенситивная тема. А о сексуальном насилии как форме домашнего насилия — еще меньше.

Изнасилование в браке многие вообще не идентифицируют: «Ну как же, это же супружеская обязанность», и вот это все. Но на самом деле, даже если есть штамп в паспорте, — это такое же сексуальное насилие.

Обращались ли к вам по поводу сексуального насилия в оккупации?

По поводу сексуального насилия, связанного с конфликтом (СНСК) — да, обращались. Это действительно очень серьезная проблема. И на горячую линию мы получали обращения, оказывали и оказываем помощь пострадавшим. Обращались и сами пострадавшие, и свидетели, и есть перенаправления от других организаций.

Что касается СНСК, опять-таки, очень часто думают, что это только изнасилование. Мол, если произошло нечто, не являвшееся половым актом (без проникновения), то это якобы не сексуальное насилие. На самом деле принудительное обнажение, касание, сексуализированные пытки — это все тоже включает сексуальное насилие, связанное с конфликтом.

Мы, например, создали чат-бот, где есть не только информация о том, что такое СНСК, а также возможность соединиться с горячей линией, получить консультацию или сообщить о таком факте через электронную форму. И это можно сделать анонимно. В случае согласия эта информация может быть передана в правоохранительные органы. Потому что многие боятся обратиться туда сразу напрямую.

Я как жертва психологического насилия знаю, как долго и тяжело его идентифицировать. Поэтому действительно удивлена, что на первом месте обращений — именно психологическое насилие, а не, например, физическое. Я думала, что обращаются уже в крайних случаях.

В подавляющем большинстве так и есть. То есть не сегодня он крикнул, например, разово типа «Ты дура», и человек нам звонит. А действительно обращаются, когда это длится долгое время: месяцы, годы. И, к сожалению, у нас есть случаи, когда это продолжается практически десятилетиями. Но по тем или иным причинам человек может оставаться в отношениях.

И это то, о чем я говорила: обычно это все равно сочетается. Если, например, есть физическое насилие, психологическое тоже там будет. Потому что в любом случае человек будет напуган, его могут устрашать применением физического насилия. А это достаточно серьезное психологическое влияние.

Расскажите для тех, кто, возможно, не идентифицирует: как проявляется, например, психологическое или экономическое насилие? Потому что с физическим все же понятнее.

Я скажу, что далеко не все проявления физического насилия легко идентифицируются. Например, какие-то оплеухи или толкание, или дергание за волосы — ну вряд ли, если мы спросим рядового человека на улице, он скажет, что это физическое насилие. Но это все составляющие.

К примеру, серьезным индикатором насилия считается (в частности, по международным стандартам), когда берут за горло. Это может не означать удушение, а такое, знаете, запугивание вместе с психологическим давлением. Считается, что если обидчик позволяет себе такое делать, это очень серьезный риск того, что может дойти даже до летального случая.

Экономическое насилие тоже далеко не всегда идентифицируется. Это, например, ограничение доступа к пользованию имуществом, ресурсами, денежными средствами, недвижимостью. Это фактически запрет на работу, довольно часто подаваемый, наоборот, как своего рода проявление заботы и любви, например: «Я тебя всем обеспечу, и тебе ничего не надо делать, только заботься о семье». Но на самом деле это очень сильно минимизирует или отнимает финансовую независимость.

А за это время обрываются профессиональные контакты, опыт работы, теряется поддержка, общение в целом. Происходит такая себе изоляция. И если совершается какое-либо насилие или хотя бы его риск — фактически человек лишен собственного источника экономической независимости. Это очень серьезный фактор воздействия.

Психологическое насилие — это унижение, обесценивание, устрашение как самого человека, так и, например, ближайшего окружения.

Это может быть один какой-то факт серьезного физического насилия — грубо говоря, избить мог один раз. Но, например, напоминать: «Ты помнишь, что было тогда, когда ты не так стала/поздно пришла/недосолила/переперчила? Вот если еще что-нибудь такое произойдет — будет то же самое». И это тоже элемент устрашения и психологическое давление.

Это может быть угроза отобрать детей, нанести какой-то вред близким, родителям. Даже домашним животным. Это чаще всего длится долго — тебе постоянно говорят: «Ты не такая, ты ничего не значишь, ничего не стоишь», и оно так капает, капает, капает… Какая бы ни была стойкая и стабильная психика — это все будет влиять. Особенно если происходит изоляция и трудно найти, к кому обратиться за помощью.

Есть ли истории среди обращений за период полномасштабной войны, которые затронули вас больше всего (если, конечно, о них можно рассказывать)?

На самом деле каждая история цепляет. Потому что это жизнь конкретного человека. Я думаю, что каждая из нас, в буквальном смысле этого слова, сталкивалась с подобным опытом или по отношению к себе, или по отношению к близкому человеку, либо наблюдала это в ближайшем окружении.

Самыми сложными были ситуации, когда обращались люди, которые в тот момент были в оккупации. Ты реально ничего не можешь сделать.

Первое обращение по поводу сексуального насилия, связанного с конфликтом, у нас было из оккупированной территории Херсонской области. И ты понимаешь, что кроме моральной, эмоциональной, психологической поддержки и каких-то базовых вещей, которые можно было бы посоветовать человеку в такой ситуации, нет ничего. Потому что туда не приедет полиция.

Труднее всего — когда не можешь помочь. Или когда уже поздно. Такие случаи тоже есть. Когда человек обращается, обращается, обращается… И на какой-то раз нереагирования, когда по 15 раз полиция не приезжает, доходит до летальных исходов. До смерти пострадавшей — или уже сама пострадавшая, защищаясь, может убить обидчика.

Сложные случаи, безусловно, которые касаются детей.

Еще скажу, если мы говорим о домашнем насилии — это о насилии между близкими людьми. Где когда-то могла быть любовь, чувство, какие-то теплые отношения. И здесь не только муж и жена, родители и дети, а еще дяди, тети, бабушки, опекуны, усыновители… Это неисчерпаемый список. На самом деле круг лиц, на которых распространяется действие закона о предотвращении и противодействии домашнему насилию, очень широк.

Законодательство о противодействии домашнему насилию в Украине усилили. Но, по вашему мнению, реализуется ли оно в реальности?

Законодательство есть, и оно действительно хорошее, в смысле развитое, и порой может быть даже примером для других стран. То есть на национальном уровне есть и понимание проблематики, и включенность, и готовность. Но другой вопрос — как оно внедряется на практике. С этим гораздо сложнее. Особенно когда речь идет об имплементации на местах, на уровнях громад.

Первая проблема — безусловно, это нехватка специалистов. Если говорить о представителях разных служб на местах — в условиях войны кто-то переехал, кто-то уехал, кто-то присоединился к ВСУ, кто-то, к сожалению, погиб… Потребности растут, а ресурсы иссякают.

На местах могут вообще не считать проблему приоритетом. Хорошо, когда активное общество и все соприкасающиеся субъекты понимают потребность. А не думают: «Что вы нам здесь со своими этими проблемами... Здесь в стране война, а у нас нет дороги».

Наша организация работает с 1997 года, я лично — с 1998-го. За весь этот период это звучало постоянно: «Что вы здесь со своими семейными конфликтами, у нас есть более серьезные вызовы. Все что угодно: то выборы, то экономическая нестабильность».

Но мы ведь не о конфликтах. Потому что конфликты — это вообще часть общения. Они могут быть. Это насилие, которое совершают, и часто осознано. Это о власти и контроле. То есть обидчик или обидчица понимает, что он или она делает. Иногда это из-за безнаказанности. Потому что они не видят какого-то реального наказания.

Одна из наиболее распространенных применяемых мер — это штрафы. Но объективно это не действенно. И очень часто это деньги из семьи, из семейного бюджета. Очень часто фактически сами пострадавшие платят штраф.

По данным Всемирной организации здравоохранения, в мире каждая третья женщина страдает от физического или сексуального насилия. Эти данные можно экстраполировать и на Украину?

Это мировая статистика и тенденция. И Украина — не исключение. Это не потому, что Украина какая-то не такая и у нас здесь совсем плохо. Это есть и в странах с достаточно развитыми системами, нормативной базой и другими механизмами. Но, к сожалению, те же гендерные стереотипы — на определение приоритета они, безусловно, влияют.

Опишите основные шаги жертв домашнего насилия, которые хотят уйти от обидчика.

Нужно учитывать, какая ситуация. Если это уже крайние проявления и реальная опасность либо угрозы, то, конечно, человек просто побежит в чем есть, если сможет.

Важно знать, куда обращаться. Если здесь и сейчас есть реальная опасность — это 102. Сразу же. Не надо ни думать, ни выискивать что-нибудь.

Если же просто проконсультироваться, получить поддержку, разработать какой-то план и алгоритм действий, узнать о правовой помощи и т. д. — есть наша линия 116 123, есть государственная 1547, есть горячая линия контакт-центра бесплатной правовой помощи и т.д.

Если есть возможность подготовиться, важно иметь с собой документы: свои, детские, документы на права собственности и т.д. Или же знать, где они находятся — желательно так, чтобы обидчик не знал. В идеале — иметь какую-нибудь финансовую подушку, она тоже пригодится.

Следует продумать: «Если я иду, то куда?». Это может быть кто-то из других членов семьи или знакомые. Если есть риск преследования, может быть обращение в правоохранительные органы.

Возможно узнать, какие службы или сервисы есть в этом месте. Те же приюты, дневные центры, мобильные бригады. Чтобы иметь их контакты.

Если есть еще больше времени — и нет здесь и сейчас опасностей или рисков для жизни и здоровья — возможно, тогда в более спокойном режиме подойти и проконсультироваться, например, у юриста по поводу раздела имущества, алиментов, сбора доказательств и тому подобное. Это могут быть скрины переписок, смски, какие-то голосовые записи, это могут быть коллеги, родные, соседи, готовые быть свидетелями. Это все может быть важным в суде — при разделе имущества или при установлении ограничительного предписания.

Срочное запретительное предписание (запрет приближаться) может выдавать и полиция. Если вы вызвали полицию по факту домашнего насилия, обидчик должен покинуть квартиру здесь и сейчас.

В контексте такой печальной статистики хочется напоследок услышать от вас совет украинским женщинам.

Это будет универсальный совет всем женщинам. Очень важно иметь независимость во всех смыслах этого слова: и экономическую, и личностную. Это о том, что вы сами по себе ценны. Это о развенчании всех стереотипов, передаваемых из поколения в поколение: «Бьет — значит любит?» , «Ценная, только если выйдешь замуж?», «Куда ты пойдешь?» и «Все так живут?».

Нет. Я сама по себе ценная. Я не хочу, чтобы со мной так поступали. И я не буду терпеть, чтобы со мной так поступали.

Контакты для обращений:

• Правительственная горячая линия по противодействию торговле людьми, предотвращению и противодействию домашнему насилию и насилию над детьми: 1547 — круглосуточно.
• Горячая линия общественной организации «Ла Страда — Украина»: 116 123 (с мобильных) или 0 800 500 335 (со стационарных) — круглосуточно.
• Всеукраинский колл-центр «СТОИТЖИТЬ»: 5522 — по будням с 11:00 до 19:00.