Бои под Херсоном, которые сделали танкиста Дмитрия Дозирчего Героем Украины

«Херсон сдали без боя». Такой тезис до сих пор распространяется в соцсетях. На пятом месяце широкомасштабной войны немногие знают о боях на Херсонщине в первые дни вторжения. Многие люди до сих пор считают, что оккупанты прошли в областной центр чуть ли не парадным маршем. Однако это не так.

У нас есть несколько Героев Украины, которые получили самую высокую награду именно за бои под Херсоном в первые дни российского вторжения. Один из них — Дмитрий Дозирчий, командир танковой роты 59-й отдельной мотопехотной бригады имени Якова Гандзюка. 24 февраля Дмитрий вместе с 33 танкистами своей роты встретился с вражеским десантом. россияне высадились на мосту через Днепр. В результате вся 59-я бригада оказалась в окружении. И Дмитрий повел свою роту на прорыв.

В боях под Херсоном рота Дозирчего победила россиян. Это позволило вывести из окружения и всю бригаду. За это Дмитрий Дозирчий получил «Золотую Звезду».

Тот день — 24 февраля — и первый боевой опыт запомнились ему почти во всех деталях. Во время встречи с hromadske на Херсонском направлении Герой Украины Дмитрий Дозирчий рассказалсвою историю боев на Херсонщине.

«Недалеко от нас ударили по воинской части»

В феврале мы проходили слаживание на полигоне Широкий Лан (расположен в Николаевской области в 90 км от Херсона, — ред.). Где-то 19 февраля нас всех срочно переместили в Херсонскую область на Алешковские Пески. Там началась подготовка: боекомплект загружали, топливо дозаправляли, сами машины (имеются в виду танки, — ред.) готовили.

А где-то уже через день мою роту переместили под Железный Порт и Лазурное (курортные села на Черном море, — ред.). Когда-то ребенком я отдыхал в Железном Порту. Теперь у нас была задача — не допустить высадки десанта.

Я до последнего не верил, что россия начнет широкомасштабное вторжение. Думал, что может быть обострение где-нибудь на Донбассе.

Еще 23-го мы заканчивали ремонтировать машины, устраняли недостатки, поэтому легли спать примерно в час ночи. А уже где-то в 5 часов мне через радиостанцию ​​передали, что слышат пролеты неизвестных объектов, похоже на реактивные двигатели. Сначала думали, что это какая-то авиация.

Но потом услышали взрывы: недалеко от нас по воинской части ударили. Я сразу поднял личный состав по тревоге, все заняли машины и ждали указаний. Со мной был заместитель командира танкового батальона Терелецкий. Он дал команду на выход в район ожидания. И примерно в 6 утра мы выдвинулись в район ожидания вблизи Лазурного.

В тот момент мы все еще не знали о широкомасштабном вторжении. Находились далеко от своих основных подразделений — примерно в 70 км, в таких местах, где интернета не было, едва пробивалась мобильная связь.

Я дозвонился своему командиру, доложил об общей обстановке и получил указание как можно быстрее переместиться в район Новой Каховки (более 90 км по прямой, — ред.).

Я собрал всех своих командиров, объяснил, что это уже не учения, и приказал сообщить об этом всему личному составу. В тот момент в моей роте было много людей без боевого опыта. Лишь три бойца из 34 непосредственно участвовали в боях 2014-2015 годов. Все остальные — в основном молодежь от 20 до 35 лет.

Я дал указание, чтобы по маршруту движения не скапливались, потому что работала вражеская авиация — мы их слышали, но не видели. И еще сказал, чтобы в случае столкновения с противником открывали огонь на поражение.

«Я присмотрелся, что в кабине точно не наши»

Около 11 часов мы встретили врага в районе Голой Пристани. В нашем направлении двигался КрАЗ. Мы сначала приняли их за наших, здоровались. А потом я присмотрелся, что в кабине точно не наши. Они ушли в лес, там спешились. Мы пытались их уничтожить, но им удалось уйти.

А уже вскоре в районе той же Голой Пристани над нашими танками прошла вражеская авиация — около пяти вертолетов Ка-52 (эти вертолеты могут поражать бронетехнику, — ред.) и еще примерно 10-15 вертолетов десантников. Я принял решение не открывать огонь по ним, чтобы не провоцировать. Завел свою колонну в густой лес. Вертолеты ушли в направлении Херсона.

Мы вышли через лес в район Алешек. Там уже невозможно было разобраться. Какие-то подразделения ехали из Раденска, мы продолжили движение в направлении Каховки. Я вел колонну за собой и видел, как с той стороны все уходят. Начали думать: куда ты едешь, оттуда все бегут, а ты направляешься туда.

Не доезжая до Новой Каховки километров 20, я получил звонок от командира своей воинской части. Узнал, что враг уже был в населенном пункте, занял мост, заблокировал выезд и не пускал наши силы — начал уничтожать.

Команда прорываться в Херсон

Командир решил прорываться в Херсон. Я получил указание от командира воинской части двигаться в направлении Алешковского моста, взаимодействовать с пехотой, уничтожать противника, разблокировать мост и занять его оборону, чтобы обеспечить выход воинской части из окружения.

Когда мы приехали в Алешки, там уже стояло огромное количество гражданского транспорта, машинами были заблокированы заправки. Все пытались уехать в направлении Херсона, но их обстреливали и очень мало гражданского транспорта выпускали. Антоновский мост (переправа через Днепр на окраине Херсона, — ред.) был заблокирован российскими десантниками.

У наших машин оставалось мало топлива. Я получил указание разблокировать мост и занять оборону, а дальше что-то должно было решиться с дозаправкой.

Перед Антоновским мостом есть еще один через реку Конка. На нем было очень много людей — личный состав в гражданском. Поначалу было такое чувство, что это наши люди, они на технику никак не реагировали. Я тогда не принял решение стрелять по ним, но дал указание: в случае агрессии с их стороны — уничтожить (это все-таки были россияне, — ред.).

Мы начали продвигаться на танках под мостом. Моя машина шла первой, за мной первый взвод, второй, третий.

Мой танк зашел на мост, мы прошли уже больше половины переправы и удивились, что ничего не происходит. Я переспросил своего наводчика Илью Кучеренко, заряжена ли пушка танка, и дал указание быть наготове: как только обнаружит врага — открывать огонь самостоятельно.

И тут по танку что-то прилетает — такой резкий удар. Я сначала подумал, что это Илья выстрелил. После удара очень сильно зазвенело в ушах, белая краска с внутренней стороны башни посыпалась на нас. Илья ответил, что это не он стрелял. И после этого мы уже начали отрабатывать по всем вспышкам, какие видели, уничтожали врага. Мы принимали удары на себя: было видно, откуда стреляют, и два моих взвода уничтожали противника.

Берцы и куртки после выстрела разлетаются

Что тяжелее всего, так это, наверное, были первые выстрелы. После того как уже увидел, что все нормально, что они такие же люди, как мы, так же разлетаются берцы и куртки после выстрела, начали их уничтожать и проходить дальше.

Под мостом мы уничтожили миномет. Там уже стояла развернутая станция связи. А еще 30-40 человек личного состава были на мосту с противотанковыми средствами РПГ-7В и ПТУРами. То есть они уже нас ждали. Блокировали Новую Каховку и ждали, что вся бригада будет выходить через это направление.

Мост мы отбили, заняли оборону. Я доложил командиру, что все задачи выполнили. А он переспросил про мост — Антоновский ли это. А ведь я не местный, не разбирался в тех мостах. Ну, прошел мост, наверное, Антоновский. И тут я вспомнил: когда направлялся на полигон на собственном транспорте (со стороны Херсона, — ред.), то сначала проезжал длинный мост, а потом коротенький с полицейским блокпостом — вот этот, который мы отбили. И я понял, что нам была команда отбить тот длинный мост.

Продолжаются активные боевые действия по разблокированию моста, а люди как на каком-то кинофильме в первом ряду на 5D

Большим шоком для меня было поведение гражданских. Вот едет по мосту танк, открывает огонь по вражеским целям, а навстречу — легковушка: люди сигналят, мигают, руками машут, на телефоны снимают. Ехала фура, враг стрельнул, возможно, в наш танк целился, а попал в фуру. И вот она уже горит, а люди все равно едут, снимают все на телефон. И для меня это было шоком: здесь идут активные боевые действия по разблокированию моста, а люди как на каком-то кинофильме в первом ряду на 5D.

И еще гражданские мешали. Мы ясно видели, что противник работал противотанковыми средствами из-за легковых автомобилей. Поначалу мы не могли стрелять. Но когда увидели эти выстрелы по нам, то открыли огонь по автомобилям.

Когда мы заняли первый мост, подъехал гражданский «Жигуль». Из него вышли три человека в штатском, только штаны военные. Стали где-то в сотне метров от нашей крайней машины. И из РПГ выстрелили танку в «жопу». Все знают, что задняя часть танка самая уязвимая. На машине была бочка со смазкой, в которую попала граната. Бочку пробило, смазка вылилась, загорелась — начала гореть первая трансмиссия. И в этот момент пробило башню в сторону наводчика-оператора.

Охваченная огнем машина проехала метров 150

Тогда он погиб. Это была моя первая потеря. А механику-водителю Васе Чернобаю удалось спастись. Башня была раскурочена, пушку поднять не могли, она придавила механика. А дальше такая картина: охваченная огнем машина отъехала метров на 150 от других, чтобы не произошла детонация, и уже там пытается поворачивать вправо-влево, чтобы башня хоть немного подвинулась. Как только это произошло, Вася вместе с командиром вылез из машины. Командир получил осколочные ранения в районе спины и грудной клетки. Они пытались открыть люки, чтобы достать наводчика, по крайней мере, его тело, но машина все сильнее пылала. И они не успели. Отошли от нее метров на 60, и машина взорвалась — детонация боекомплекта. Впервые я увидел, как танк на запчасти разлетается. Это было самое страшное. Первая потеря — самая болезненная.

После разговора со своим командиром примерно в час дня, когда выяснилось, что нам надо идти дальше на Антоновский мост, я собрал командиров взводов. И тут над нами пролетела вражеская авиация – три «Сушки». Понятно, что все попадали, люки позакрывали. Две «Сушки» вернулись и над полицейским блокпостом сбросили две авиабомбы. Не знаю, ошиблись ли они, или таким образом пугали. Но в мост бомбы не попали — пролетели метров на пять дальше, упали на склон и скатились в болото. И уже там через несколько секунд взорвались. Такое ощущение, будто тебя кто-то взял так хорошо и к этому полицейскому блокпосту прижал. Все попадали тогда. В ушах вообще такой шум был, что капец полный. И земля из болота поднялась — тупо черная-черная, и начала падать. Такое ощущение, будто два-три КамАЗа подняли землю и просто высыпали ее на тебя.

«Ребята, едем дальше на Антоновский мост!»

Я встал, отряхнулся, посмотрел. Говорю: нет, ребята, а ну по машинам отсюда, пойдем дальше выполнять задание на Антоновский мост.

На подходе к нему (расстояние между двумя переправами примерно 2 км, — ред.) снова моя машина идет первой. Мы заходим на Антоновский мост примерно в 14 часов. И тут начинаются фейерверки.

Слева за мостом Херсон, а справа — дачные массивы (на самом деле и слева, и справа от моста — поселок Антоновка, с левой стороны он переходит в Херсон, — ред.). И с тех двух направлений по нам начали стрелять, перекрестным огнем бить по машинам.

Наша рота танков шла колонной с дистанцией 80-100 метров. И почти каждую машину они обстреливали. Я дал указание открывать огонь по выявленным целям. Но мы шли по мосту, а противник был очень низко, и у нас не хватало угла опустить пушку, чтобы уничтожать цели.

Мы дошли до середины моста и увидели, что за ним, за заправкой на высоте, стоит их пушка. И отчетливо увидели личный состав у этой пушки. Мы произвели выстрел, в пушку не попали, но личный состав от нее скрылся. Продвинулись дальше и оказались на дороге, по обе стороны — холмы. На высотах тоже был личный состав рф, и они начали стрелять в упор из РПК, которые танку ничего не могут сделать. Мы уже открывали люки, из НСВТ, стреляли и из обычных автоматов, уничтожали врага.

Уже за мостом наши машины начали глохнуть — дизельное топливо заканчивалось. Механики уже подкачивали ручным насосом, чтобы вывести машины на подъем. За нами через мост прошли еще три БМП и две БРДМ. Это наша пехота, которая вместе с нами должна была освобождать мосты. А получилось так, что я танками освободил, а потом уже пехота начала продвигаться. И уже после того, как мы закрепились, пехота принялась зачищать эти высоты.

Я выбрал две машины, в которых было больше топлива, и оттащил все остальные танки немного дальше в безопасный район. И уже эти две машины остались на прикрытии моста. Это было около 17 часов.

После этого уже Евгений Пальченко подошел со своими, чтобы укрепиться на мостах, занял оборону и обеспечил выход бригады. Там еще десантники из 80-й бригады подошли и поддержали, потому что Евгений один остался на мосту без пехоты.

Когда мы прошли эти два моста, очень активно начали уезжать гражданские. Люди направлялись как со стороны Алешек, так и из Херсона на объездную дорогу в направлении Николаева.

«Хочу вернуться в Железный Порт»

Тот первый день широкомасштабного вторжения помню лучше всего. Уже следующие дни — 26-27-28 февраля — не так держатся в голове. А 24-е словно перед глазами пробегает каждый день.

Сейчас хочется на собственном танке заехать в Херсон, проехать по тому маршруту, по которому двигался в первый день. И выйти на направление Железного Порта, где мы находились.

Когда мы туда зашли (в Железный Порт до полномасштабного вторжения, — ред.), нас приветливо приняло местное население. Привозили все необходимое для быта, просто приезжали пообщаться, ребятишки наведывалась.

Мне просто хочется вернуться туда и защитить тех граждан, которые находятся там, чтобы они были в безопасности (Железный Порт, как и Херсон, сейчас под оккупацией, — ред.). 

Те люди для меня как родные, они нам помогали. И в тот момент, когда дали команду отойти (утром 24 февраля, — ред.), мне было тяжелее всего. Из-за того, что я с этими людьми почти сроднился, они мне были по душе.

Если бы сейчас была возможность что-то им передать, то я бы сказал, чтобы они нас ждали. Мы обязательно туда вернемся.