Мальчики не плачут. Как пережитое в детстве физическое насилие ломает взрослых мужчин
Физическое насилие над детьми до сих пор считается методом воспитания: родители избивают малышей и считают, что им это на пользу.
Мальчики чаще подвергаются «ремню», чем девочки, потому что из них стереотипно воспитывают «настоящих мужчин», которые не плачут, не проявляют чувств и всегда готовы дать сдачи.
20 июня 2022 года парламент Украины ратифицировал Стамбульскую конвенцию о предотвращении насилия в отношении женщин, домашнего насилия, а также борьбе с этими явлениями. Президент подписал закон о ратификации конвенции. И хотя в названии документа отдельно выделены женщины, Стамбульская конвенция призвана защищать от насилия всех, независимо от пола, расы, религии, возраста.
hromadske решило исследовать, к чему приводят методы воспитания, включающие насилие, и удается ли взрослым мужчинам преодолеть свои детские травмы.
Стульчик для битья
31-летний Саша называет свою семью классической для советских времен. Мама — математики, папа — физик, большая квартира, библиотека... и искренняя уверенность обоих родителей в том, что сын должен учиться на отлично, приходить домой вовремя, слушаться их во всем и быть «настоящим мужчиной».
«Они не считали, что воспитание — это отдельная наука, что меня следует воспитывать иначе, чем это было с ними»,— говорит он.
В детстве папа избивал Сашу фактически по любому поводу: за поведение, плохие оценки, непослушание.
«Моя бабушка была воспитательницей в детском саду. Каждый вечер, когда мы приходили домой, она рассказывала о моем дне родителям. Меня заводили в их спальню, я садился на маленький красный стульчик, и там должен был думать над своим поведением и ждать, когда придет отец»,— вспоминает парень.
Папа возвращался с работы, выбирал ремень (учитывая, насколько сильно, по его мнению, в тот день не слушался сын) и бил.
«Что я чувствовал после этого? Был рад, что все кончилось. А еще — что полчаса ко мне в комнату никто не зайдет, и я смогу побыть сам. Тогда не было такого понятия, как личное пространство».
«У кого были синяки, тот считался крутым»
Саша рос неуверенным в себе: боялся реакции родителей, их оценки, боялся быть избитым.
«Постоянный гиперконтроль, гиперопека. Я должен был прийти из школы и сразу же позвонить родителям с домашнего телефона и сообщить, что я дома. На дорогу я обычно тратил 25 минут, и если звонил по телефону на 10 минут позже — вечером меня ждало наказание», — говорит Саша.
Он не знал, как найти общий язык со сверстниками, часто получал и от них — ему ломали очки, нос, били всем классом. Из-за постоянной подавленности и апатии стал думать о самоубийстве. Останавливал только страх.
За десять школьных лет Саша сменил четыре школы. Не били только в последней, там игнорировали.
«Это была еврейская школа. И считалось, что тебя булят, когда игнорируют. Твой статус определялся по тому, из какой ты семьи — богатой или бедной, еврей или не еврей. Меня это устраивало. Я идеально провел этот год».
В трех предыдущих школах дома от родителей получали все, вспоминает Саша. После родительских собраний они с одноклассниками хвалились друг другу у кого больше синяков.
«Это такой культ токсичной маскулинности — ты мужчина, мужчину украшают шрамы, а жизнь — это война. У кого были синяки, тот считался крутым», — говорит Саша.
«Бьют в школе, бьют дома, бьют во дворе... И ты понимаешь, что побеждает сила»
Саша взрослел, и методы воспитания родителей менялись. Папа постепенно начал переходить от ремня к побоям.
«Вспоминаю ситуацию, когда я пришел из школы, начал снимать обувь. Папа стоял передо мной и проверял дневник. Как сейчас помню, что там было написано: “Не работает на уроке, поведение — 2”. Его нога полетела мне в лицо. Мгновенно пошла кровь. Я до сих пор не дышу левой ноздрей», —вспоминает парень.
Мама Саши на домашнее насилие не реагировала. Напротив, обвиняла сына, что он «доводит» отца.
«Защиты не было ни от кого. Я даже не понимал, что она нужна. Бьют в школе, бьют дома, бьют во дворе. В другой школе все то же. И ты понимаешь, что побеждает сила», — говорит Саша.
«А мы что... Воспитываем тебя, как нас воспитывали»
С этим убеждением Саша жил еще много лет. Искал себя и своих людей, дважды поступал в университет и дважды бросал. Пытался строить заново отношения с семьей.
«Я начал общаться с родителями через несколько лет после того, как от них переехал. Я вообще понял, что, оказывается, с ними можно разговаривать. Раньше они никогда не спрашивали, как у меня дела. Только: как в школе, какие оценки? И осуждение, если что-то не так».
Еще через несколько лет Саша начал говорить с родными о насилии. Понимания переживания сына у родителей не встретили. Извинений тоже не было.
«Они говорили: “Это ты учишь психологию и знаешь, как все устроено в мозгах, а мы что... Воспитываем тебя, как нас воспитывали”», — вспоминает парень.
Физическое насилие в детстве мужчин
В 2021 году правозащитная организация Amnesty International провела исследование о роли насилия в социализации мужчин. В нем приняли участие 2016 респондентов.
Каждый четвертый отмечал, что в детстве или юности страдал от домашнего насилия. Когда приводили примеры конкретных ситуаций, количество утвердительных ответов увеличивалось. Оказалось, что 65% опрошенных мужчин доставались пощечины или их били ремнем.
Также половину респондентов в детстве унижали и запугивали. 17% страдали от того, что родственники лишали их жилья, одежды, личных вещей. 4% пережили сексуальные домогательства или нежелательные сексуальные прикосновения со стороны родных.
Своими обидчиками мужчины чаще всего называли отца, отчима, партнера матери.
«Меня били и я буду бить»: традиция, которую нужно менять
Владимир Станчишин, психолог-психотерапевт и руководитель психотерапевтического центра «Лабораторія змін» говорит, что в Украине очень распространено мнение, что избиения, насилие, страдания — это путь «настоящего, маскулинного мужчины».
«Считается, что девочек нужно воспитывать нежными, хрупкими. Мама скорее будет защищать от избиений отца дочь, чем сына. Сын как “настоящий мужчина” должен все вытерпеть, потому что через это проходят все ребята, и именно это его воспитывает. А все, что не про силу, воспитывает женственность — то, что отдаляет мужчину от маскулинности», — говорит психотерапевт.
Ульяна Долиняк, директор Центра педагогики травмы, также отмечает: телесные наказания нельзя считать методом воспитания. Это насилие.
«Это стереотип — что, мол, меня били, и я вырос хорошим человеком, так и я буду бить. Его нужно менять. Это очень вредит детям. Это показатель взрослого бессилия и тотальной алогичности», — говорит специалист.
Что стоит за мальчиками, которые не плачут
Дети, которых бьют в семье, чувствуют фрустрацию, страх и нуждаются в защите. Если же они ее не получают, у них включается режим выживания, рассказывает Владимир Станчишин.
Сначала ребенок хочет угодить своему обидчику, подчиниться ему, слушаться, пытается имитировать его поведение. А злобу, которую не может вернуть насильнику, сбрасывает на других — бьет более слабых.
Ульяна Долиняк отмечает: «Если мальчик переживает насилие, а ему еще и запрещают об этом рассказывать или после избиения говорят: “Перестань плакать, ты же пацан, тебе нельзя”, “Не ной”, то его эмоциональное развитие очень быстро тормозится».
Такие ребята еще с подросткового возраста могут экспериментировать с алкоголем, наркотиками, азартными играми.
«Эмоции — это то, что мы переживаем каждый день, но порой не умеем с ними справляться. И мальчики, получающие огромные дозы насилия в семье, несут в себе очень много злобы и боли. А также запрет на то, чтобы их выражать».
А потом, когда ребенок взрослеет, он может начать идентифицировать себя с насильником.
С психологической точки зрения это означает, что выигрывают только те, у кого сила. «Мол, только насильнику принадлежит власть. “Я не хочу проигрывать всю жизнь, я не хочу быть лузером. Поэтому у меня нет выбора, я должен быть таким же, как насильник”. Появляется риск, что эти ребята станут мужчинами, которые не умеют справляться с собственными эмоциями, и повторят картинку, в которой сами выросли», — объясняет психолог и добавляет: это только один из сценариев будущего детей, которых избивали. Они тоже могут оказаться в роли жертвы. А если вовремя получат помощь и защиту, есть все шансы на свою здоровую семью.
Жизнь по правилам отчима
Артуру — 22 года. Его родители развелись, когда ему было 10. Ссоры, насилие, папа постоянно пил, денег не зарабатывал. Однажды мама не вытерпела, и Артур с маленьким братом остались без отца. Меньше чем через полгода в их квартире появился другой мужчина.
«Ребенком я не мог и вообразить, мои родители могут с кем-нибудь встречаться, иметь отношения. Это было шоком для меня. Мне казалось, что мы всегда будем одной большой семьей», — вспоминает Артур.
Отчим сразу начал устанавливать свои правила — проблемы решал силой.
«Мне и раньше перепадало от мамы. Летело все, что было под рукой. Но я на это особо не обращал внимания, воспринимал как норму. Она пойдет на кухню, покурит минут десять и возвращается, просит прощения. С отчимом было по-другому».
После одной из ссор мальчик собрал вещи в свой школьный рюкзак и ушел. После уроков позвонил бабушке и сказал, что не хочет возвращаться домой.
Тогда мама пообещала Артуру, что отчим больше к нему не притронется.
«Но скоро произошел и второй случай. Он ударил меня за оценку в школе. Снова избил, накричал. Я сделал то же самое — ушел из дома».
На этот раз бабушка Артура предложила своей бывшей невестке, чтобы мальчик пожил у нее несколько дней. Женщина согласилась. Артур вернулся домой через два месяца. Ему снова пообещали, что все будет хорошо.
«Отрезал провод от телевизора и начал меня им бить»
Через неделю отчим ударил Артура в третий и последний раз.
«Отчим с мамой вечером пошли в ресторан на свидание. Меня оставили с маленьким братом. Как только они вышли из квартиры, я решил его испугать. Подкрался сзади, а он громко заорал. Оказалось, в тот момент родители еще не вышли из тамбура и все услышали.
Мужчина ворвался в квартиру и стал кричать. Артур объяснял, что все было понарошку, они с братом так обычно играют.
«Он завел меня в комнату, бросил на кровать. Сам пошел на кухню, взял нож, вернулся, отрезал провод от телевизора и начал меня им бить».
Артур остался в комнате один на один со своей болью. А через несколько дней снова убежал из дома. В этот раз — на два с половиной года.
Они с бабушкой написали заявление в полицию, сняли побои и подали в суд, чтобы мать Артура лишили родительских прав.
«Я был настолько обижен, что мама не вмешивалась и заняла пассивную позицию, согласившись на все, что предлагала бабушка. А между ними в это время началась война».
Мама без родительских прав
Артуру казалось, что с бабушкой его жизнь налаживается. Начал лучше учиться, преуспевал в бальных танцах, ездил на соревнования. Своего родного отца за эти годы он практически не видел.
«Два раза в месяц мы с бабушкой играли в игру “отыщи все чекушки отца, спрятанные в квартире”. За раз могли вынести два больших черных пакета BMW. А бывало, что зимой ходили искать его пьяного на улице, приводили домой».
В школе знали историю Артура, и учителя постоянно напоминали и настаивали, чтобы он вернулся домой.
«Никто не считался с тем, что меня там били. А через полтора года мама попросила мою классную руководительницу устроить нам встречу. Помню, иду между корпусами школы и вижу ее. У меня шок, не знаю, что делать. Забежал в какой-то кабинет, началась истерика, слезы. Я взял ножницы, спрятался под стол и кричал, чтобы мне не подходили».
В тот раз мама ушла, а Артура с нервным срывом забрала «скорая». Бабушка написала еще одно заявление в полицию, что мальчика якобы хотели похитить.
Впоследствии в квартиру к бабушке пришли специалисты из службе по делам детей и осмотрели условия. А вскоре суд лишил маму Артура родительских прав.
Возвращение домой
Через три месяца Артур сам вернулся домой и начал снова жить с мамой и отчимом.
«Я понял, что скучаю. Однажды мама встретила меня после школы, мы погуляли, сели на трамвай и поехали домой. После этого отчим ко мне больше ни разу не прикоснулся».
Сейчас он признает, что в детстве часто руководствовался советами бабушки, верил ее словам о маме, писал вместе с ней заявления в полицию. Бабушка была единственной, кто защищал и понимал его. Где еще можно получить поддержку и помощь, он не знал.
Говорят ли мальчики о домашнем насилии
В январе-сентябре прошлого года на детскую горячую линию «Ла Страда-Украина» обратились 107 812 детей. В 48,8% звонков они говоили о психологическом насилии, в 23,7% — о физическом. Гендерного распределения в обращениях детей нет.
Ульяна Долиняк отмечает, что в Центре педагогики травмы она работает как с мальчиками, так и с девочками.
«Пол ребенка не играет решающей роли. Но на мальчиков в определенной степени ложится дополнительная нагрузка в обществе и семьях, потому считается, что они должны быть “настоящими мужчинами”», — говорит психолог.
Если же взглянуть на статистику обращений взрослых на горячую линию, то в прошлом году специалисты «Ла Страда-Украина»провели 37 918 консультаций. Из них — 83,3% женщинам и 16,7% — мужчинам.
«Мы не можем утверждать, что женщины и девушки больше страдают от насилия. Скорее, — что насилие в отношении мужчин или мальчиков латентно. Оно существует, но из-за того, что нет обращений в полицию или соцальные службы, эта цифра не так высока», — объясняет юрист «Ла Страда-Украина» Дарья Пильо.
Кто может помочь ребенку?
0 800 500 225 (со стационарных телефонов) и 116 111 (с мобильных) — это номера горячей линии «Ла Страда-Украина». Детям, которые на них звонят с жалобами на избиение, специалисты советуют обращаться с заявлением в отделение или вызвать полицию.
Правоохранители могут заставить обидчика на десять суток покинуть дом, где живет ребенок, и запретят контактировать с ним. Если же дело дойдет до суда, то этот запрет будет более длительным. А если жизни ребенка угрожает опасность, то его вообще могут забрать из семьи и поселить в специальных центрах или найти опекунов.
Ульяна Долиняк советует воспитателям и учителям обращать внимание на поведение своих учеников. И говорит, что никому не помешает прислушиваться, что происходит за стеной соседской квартиры.
«Например, если вы живете по соседству с семьей, где родители выпивают, срываются, бьют ребенка, конечно, вы можете пожалеть, накормить его. Но это не спасет ситуацию. Чем быстрее вмешаются службы, тем больше шанс, что кризис в семье не будет длиться десять лет, и, что дело не дойдет до лишения родительских прав. Ведь тогда все будет все гораздо сложнее».
Также в объединенных территориальных громадах есть центры социальных служб для семьи, детей и молодежи. В некоторых из них работают квалифицированные специалисты по социальной работе, которые могут оказать помощь.
«С детьми, пережившими домашнее насилие, нужно работать. Групповая терапия пока звучит как фантастика для небольших громад, — говорит Ульяна Долиняк. — Но и обычные занятия со сверстниками, которые должны показать альтернативу, рассказать, что жизнь можно строить иначе и что можно быть крутым не только силой кулаков, но и другими способами, точно будут иметь эффект».
Жизнь после долгих издевательств
Взрослая жизнь Артура и Саши в чем-то сложилась одинаково. Оба нашли себя в пиаре и коммуникациях, свои тревоги и детские травмы проработали с психотерапевтами.
Артуру удалось наладить отношения с родителями, найти понимание и простить их.
Саша больше года назад перестал общаться с семьей. Последствия их насильственного воспитания все еще возникают в его жизни.
«Сейчас у меня генерализованное тревожное расстройство. Тревога, постоянное чувство, что меня будут оценивать, страх общаться с людьми. Я чувствую страх в каждую секунду своей жизни. Не боюсь только тогда, когда принимаю специальные препараты. Это очень мешает жить».
Своих семей у ребят нет. Впрочем, оба уже успели разработать социальные проекты о насилии и буллинге над детьми.
«Я тогда понял, насколько масштабна эта проблема, и что на самом деле проблема совсем не во мне», — говорит Саша.
- Поделиться: