«Мама, мне делали больно». Как работают с детьми, пострадавшими от насилия на войне

Точной статистики и понимания того, сколько детей пострадали от изнасилований и сексуального насилия на войне, нет. Периодически появляются сообщения от уполномоченной по правам человека Людмилы Денисовой или генерального прокурора Ирины Венедиктовой и возникают истории в соцсетях, рассказанные волонтерами.

Психолог Наталья Пашко работала с детьми, пострадавшими в результате сексуального насилия, еще в мирные времена. В 2014-м она как волонтер работала с выезжающими из Крыма, Донецкой и Луганской областей. После начала полномасштабной войны стала помогать детям, пережившим опыт насилия.

hromadske поговорило с психологом о масштабах военных преступлений против детей, о том, как психологи сотрудничают с правоохранительными органами и о том, к кому следует обращаться за помощью, чтобы не навредить ребенку.

Изнасилование — это часть геноцида, унижение народа

Поле сексуального насилия — это самое сложное по последствиям преступление, вызывающее чувство беспомощности, нарушение внутренних и внешних границ. Это унижение, обесценивание. Во время войны у этого преступления иная ​​специфика, чем в мирное время.

В мирное время изнасилование очень редко является спонтанным действием — скорее спланированным. В военное время многое зависит от того, насколько военные могут справиться со стрессом, с уровнем боевых вызовов в контакте со смертью, с напряжением, угрозой, насколько они смогут владеть собой, своими эмоциями и уровнем возбуждения.

Если это неподготовленные люди с нарушенными компонентами моральных ценностей и интеллектуального развития — они будут насиловать всех: детей, пожилых людей, женщин. Для них это разрядка на животном уровне, высвобождение напряжения, злобы. Это часть геноцида, унижение народа. В таком случае нет избирательности, есть реактивность. У них отсутствует контроль как фильтр нравственных ценностей, правил: они стремятся к власти и контролю над другим народом.

Чтобы свидетельствовать об опыте насилия, человек должен быть в безопасности

Следует понимать, что о случаях изнасилований мы будем узнавать еще в течение долгого времени. Когда человек во время войны переживает изнасилование, у него проявляются такие острые состояния, как шок, ступор. А чтобы начать свидетельствовать об опыте насилия, он должен оказаться в безопасных условиях, в ситуации стабильности. Там, где хотя бы на время нет угрозы.

Реагирование на рассказ об изнасиловании должно быть тихим и структурированным

У пережившего насилие есть страх: человеку кажется, что об этом не стоит говорить. В стране идет война, нет общей безопасности, существует угроза, что человека могут найти. Есть и нежелание оказаться в центре историй в социальных сетях или новостях.

Поэтому реагирование на такие случаи должно носить тихий и структурированный характер.

Мы совместно с Офисом генпрокурора разработали памятку для родителей о том, как можно сообщить о военном преступлении против детей. Чтобы показать, что посреди хаоса все же есть определенный порядок реагирования, есть этика.

«Значит, это со мной что-то не так»

Когда родители узнают, что их ребенок подвергся насилию — конечно, необходимо сообщить о факте преступления. Это их ответственность, а также важный момент в контексте возвращения ребенку чувства безопасности, преодоления чувства вины, предоставления помощи.

Что такое свидетельство о преступлении на уровне ребенка?

Когда происходит насилие, он переживает опыт, с которым сложно себя соотнести, который сложно отредактировать, идентифицировать, от которого сложно защитится. Нарушается его внутренняя безопасность. Если с ребенком не поговорили, не поверили его словам или если ребенок не увидел реакции взрослых — он винит себя. «Значит, это со мной что-то не так»,— такими будут его мысли.

Из опыта работы с пострадавшими детьми я знаю: им важно видеть, что родители поверили, что с ними говорят правоохранители, следователи. Это помогает восстановить чувство безопасности, справедливости и нарушенных границ.

Знайте, что первым этапом является свидетельство о преступлении в контексте восстановления ребенка. Уже после этого — обращение за психологической помощью: короткое, если вы находитесь на территории, где продолжаются боевые действия, чтобы стабилизировать состояние ребенка. Долговременная работа возможна тогда, когда ребенок будет в безопасном и стабильном месте.

Хаотическое причинение добра 

Сейчас я вижу, что в профессиональном сообществе происходит хаотическое причинение добра. Услышали информацию, и все бросились к людям в уязвимом состоянии. Но на самом деле это еще больше пугает и замыкает пострадавших в себе, как следствие, им позже будет сложно сообщать об этих преступлениях и получать помощь. Психологи должны понимать специфику военного времени.

Сейчас мы совместно с UNICEF, всеукраинским общественным центром «Волонтер» и Межведомственным координационным советом работаем над созданием Реестра психологов — он необходим для защиты прав и обеспечения интересов детей, ставших свидетелями, жертвами преступлений или самих нарушивших закон. Детям будут предоставлять доступ к услугам квалифицированного психолога при проведении с ними следственных (розыскных) действий, допроса/опроса, в том числе во время уголовного или судебного производства. Сейчас специалисты проходят обучение.

Если стало известно, что ребенок испытал сексуальное насилие, сначала с ним будет работать один психолог, который будет готовить его к проведению следственных действий, опросу/допросу. Этот человек должен быть максимально подготовленным и действовать в сотрудничестве с правоохранительными органами. Опрос должен проходить с видеофиксацией, чтобы при дальнейшем рассмотрении дела использовать саму запись, а не допрашивать ребенка несколько раз

Дети обладают способностью к восстановлению, если они получают поддержку

У меня был опыт работы с детьми двух-трех лет, которые пострадали от насилия. В таких случаях следует прежде всего работать с семьей: родителям необходимо стабилизировать свое состояние, потому что ребенок маленького возраста еще не понимает масштабов произошедшего. Он воспринимает это как «боль», но реакция взрослых, когда они восклицают: «О, какой ужас!», может дополнительно его ранить. Родители не должны привносить ужас, не должны убеждать, что этот опыт — на всю жизнь. Дети обладают способностью к восстановлению, если они получают поддержку.

«Мне кто-то сделал больно»

Дети дошкольного возраста, пережившие сексуальное насилие, могут начинать играть в это, у них иногда проявляется сексуализированное поведение. Если было проникновение, ребенок идентифицирует это как: «Мне кто-то сделал больно». И таким образом скорее об этом сообщит.

Как бы странно это ни звучало, но работать с ребенком, который имел болевой опыт, легче, чем с ребенком, которого могли стимулировать. Боль — это то, что ребенок хочет остановить, и это повышает вероятность того, что он расскажет родителям. Если мы говорим о стимуляциях, то у ребенка будет спутанное восприятие. Как то, что было приятно, может быть плохо?

Дети могут говорить родителям: «Мама, сделай мне так, как делал дядя». А родители отвечают: «Что ты за глупости говоришь, что ты фантазируешь?». Но важно понимать, что дети дошкольного возраста не могут об этом фантазировать. Если вы видите, что они занимаются мастурбацией (и имеют сценарий, как это нужно делать, тем более с привлечением других) — то это ребенку привнес взрослый, или же он мог просмотреть порнографическое видео.

Ребенок, пострадавший от сексуального насилия, может начать изолироваться от контактов с другими и акцентировать внимание на состоявшемся опыте. Может играть в это с куклами, как в зацикленный сюжет, или проявлять сексуализированное поведение во время взаимодействия с другими.

Молчать об опыте насилия

Если речь идет о детях младшего школьного возраста, то они испытывают чувство стыда как реакцию на общественные нормы. Если с ними происходит что-то вне их жизненного опыта, и об этом не говорят — они воспринимают это как нечто, в чем они виноваты. Иногда это может проявляться эффектом грязного тела, одеванием как капуста. У меня был случай, когда ребенок умышленно повреждал свои половые органы: ему казалось, что из-за них он получил этот опыт, следовательно, это что-то плохое.

Родители не виноваты в том, что произошло с их ребенком. Справиться с чувством вины они могут, поддерживая ребенка, веря в то, что он говорит, чтобы ребенок видел, что на подобные действия есть реакция взрослых и мира, и благодаря свидетельству о преступлении — чтобы в дальнейшем этот человек не совершил насилия в отношении кого-либо другого.

О военном преступлении, совершенном против ребенка, можно сообщить на сайте warcrimes.com.ua или по телефонам: +38 096 100 44 38, +38 068 323 58 56