Мамы на фронте: либо воюю я, либо мой ребенок

Леся Литвинова, Евгения Колесниченко и Валико Коробкадзе
Леся Литвинова, Евгения Колесниченко и Валико Коробкадзеhromadske

«Ты плохая мать, потому что бросила ребенка и пошла на войну». Такие упреки в адрес женщин—военнослужащих — не редкость. Часто — и это болезненно — их пытаются этим уколоть родные. Война раскалывает общество во многих областях, и материнство — одна из них. hromadske рассказывает три истории женщин, которым пришлось сделать нелегкий выбор.

В случае гибели — опекунами станут друзья

Йивга говорит, что найдет тихое место, чтобы меня набрать. Она сейчас на фронте. Связываемся через мессенджер, потому что мобильной связи у нее нет. Да и эта периодически прерывается.

Для разговора женщина села на входе в курилку стабилизационного пункта. Болтают, кричат, смеются до этого места и внутри. А мимо нее проходят молча.

Евгения Колесниченко, позывной Йивга, — 34-летняя вдова. Ее муж Евгений ступил на растяжку во время обороны Бахмута в ноябре прошлого года.

Семья Колесниченко из Авдеевки. Жили там до 2014-го, после этого — в Киеве. Евгения следила за добровольческим медицинским батальоном «Госпитальеры» еще до полномасштабки. Хотела к ним присоединиться. Но в феврале прошлого года решили с мужем, что будет воевать кто-то один. И она с детьми уехала в Польшу. Сейчас дочери Анне почти 14, сыновьям-близнецам Матвею и Андрею скоро исполнится по 11 лет.

Еще до того, как мужчина погиб, Йивга сама пригнала ему машину для подразделения. Уже тогда Евгений понял настроения жены и заручился ее обещанием, что она не будет воевать. Но знал, что это ее не удержит. Знал, что в стороне она не останется. Когда после гибели мужа она вернулась домой в Украину с твердым намерением идти на войну, то нашла дома аккуратно сложенную форму своего размера, термобелье и вещи, которые нужны для фронта.

«Решила, что должна идти в медицинский батальон. Спасать бойцов, чтобы таких женщин как я, вдов, стало хоть немного меньше», — женщина курит, поэтому фразы ее прерывистые.

Уже зимой она выехала на первую ротацию.

«Детей оставила в Польше с близкой подругой, с которой мы вместе уехали из Украины. Она и предложила присмотреть за малышами до конца учебного года, пока я буду учиться, ездить на ротации», — рассказывает женщина.

Теперь Анна, Матвей и Андрей живут с сестрой Йивги в Киеве. Их дедушки и бабушки с обеих сторон — на оккупированной территории.

«Сестре нелегко, всем нелегко. Но она согласилась, потому что дети уже не маленькие, плюс-минус могут о себе позаботиться и развлечь. Я перевела их полностью на онлайн-обучение, чтобы снизить риски хождения в школу, поиски бомбоубежища. Я позаботилась о быте, чтобы у всех было свое пространство. Для этого сделала ремонт, плюс на мне их материальное обеспечение. У них все хорошо, все обустроено, живут дружно», — говорит Йивга.

Говорим о ее выборе — выборе мамы оставить детей, чтобы пойти на войну.

«Когда погиб муж, я желала деятельности. Этап волонтерства уже не устраивал. Чувствовала — нужно больше. Я могла остаться возле детей, смотреть в потолок и бесконечно плакать о муже. Но я выбрала: лучше быть далеко, но делать что-нибудь полезное.

Моя мотивация — вернуть как можно больше военных домой или обратно в строй, чтобы они были более или менее здоровы. Моя мотивация — воевать вместо своих детей, чтобы им не пришлось спустя какое-то время. Так я их защищаю. Моя мотивация — заменить мужа. Хотя и не могу полноценно, потому что у него была должность снайпера. Но это плюс один человек в армии», — объясняет она.

По мнению Йивги, большинство украинцев так или иначе должны стать в строй. Не обязательно занимать боевые или штурмовые должности. Есть и другие, также полезные и нужные.

«У каждого свой выбор, я не могу осуждать тех, кто выехал или дома с детьми. Действительно, бывают разные ситуации, когда их не с кем оставить. Но условно можно пойти на службу в военкомат в своем городе и заполнять бумаги. Ходить на службу, как в офис. А мужчины, сидящие в военкомате, могли бы служить на боевых должностях. Если есть желание, то всегда можно найти выход. А если нет, то сейчас женщины не военнообязанные. Никто их не может заставить куда-то пойти», — размышляет медик.

Ее обвиняли, мол, что будет с детьми, если она погибнет. Говорит, что обдумала этот вариант. Опекунами детей станут друзья.

«С детьми сейчас постоянно поддерживаем отношения: видео, разговоры по телефону, переписка в семейном чате. Они знают, что со мной, — я знаю, что с ними», — добавляет Йивга.

После 9 месяцев в статусе добровольца женщина мобилизовалась в ВСУ. Сейчас служит в 5 отдельной штурмовой Киевской бригаде. На стабилизационном пункте. Так же спасает раненых, как и прежде. У такого решения есть свои плюсы и минусы.

С «Госпитальерами» все было довольно гибко: ты — свободная птица, могла вернуться из ротации в батальон, могла нет. А на контракте с ВСУ полностью подвластна армии. Здесь не скажешь: «У меня ребенок заболел, я поехала домой».

«Я очень люблю батальон "Госпитальеры", этих людей. Но у них нет официального статуса. Если со мной что-нибудь произойдетранение или гибель, — никакой государственной поддержки у моих детей не будет. То есть так я тоже позаботилась о них. Сменила свободный график на гарантии для своих детей в будущем», — объясняет Йивга.

Ежедневно ее мотивация и уверенность в правильном выборе только крепчают. Особенно когда она видит, что удалось спасти раненого. Занятость и помощь другим в моменте целебны для нее самой — человека в горе.

«Ты не мать, ты — мачеха»

В соцсетях ее знают как Валико Коробкадзе. Ее любят, ею восхищаются. Она часто объявляет сборы на военные нужды, и их подхватывают люди вокруг. На самом деле эту смелую веселую женщину с дредами зовут Валентина Коробка.

Во время Революции достоинства в Полтаве она встретила среди местных майдановцев двух грузин: Валико и Джонбери. Валя вместе с Валико каждый день приходили в облсовет. Джонбери встречал их и радостно кричал: «Валико!» Так Валя стала Валико. А «Коробкадзе» дразнили ее тетю в детстве, потому что она черноволосая и похожа на грузинку.

Сейчас 29-летняя Валико на войне, в разлуке со своим двухлетним сыном Сашей.

В 2015 году под Саханкой возле Мариуполя погиб ее любимый. В какой-то момент женщина решила, что должна стать вместо него. Помнила его слова: «Если мы не будем защищать Мариуполь, они придут и в Полтаву, и в Киев. Тогда нашим детям негде будет жить, негде воспитывать их детей».

Этими словами она руководствуется до сих пор. И продолжает передавать эту мысль, чтобы донести ее людям, которые не видят смерть, не испытывают ежедневно боль, не знают о моральном давлении в армии, где нет уверенности, насколько тебя хватит.

«Всем, кто на войне, становится досадно от того, что люди, которых мы защищаем, не понимают этого. Они не готовятся к войне и оставляют себе право говорить, что держат финансовый, образовательный, еще какой-то фронт. Но они уже сейчас должны понять: дальше будет хуже. И для сдерживания врага нужно больше бойцов. Каждый может выбрать для себя соответствующую военную профессию и тренироваться», — говорит Валико, с которой тоже разговариваем через интернет.

До 2019 года в ней зрело желание воевать, но был и страх. Глядя на то, какие из девушек «Женского ветеранского движения» вышли классные военные, которые наравне с мужчинами выполняют задачи, однажды она осознала: готова.

Валико подписала контракт и решила служить водителем, потому что управляет с детства: выросла в семье фермера, где есть крупногабаритная техника. В военкомате встретила рекрутера 17 танковой бригады. Тот открыл ноут: выбирай. Там значились должности механика-водителя танка и механика-водителя БМП. Ей было интереснее другое.

В 2021-м женщина вышла замуж, в том же году родила сына. На момент полномасштабного вторжения ему и полгода не исполнилось. Женщина еще тогда рвалась к собратьям. Но осталась с сыном до этого лета — кормила ребенка грудью.

В августе Валико вернулась в строй. Но уже не водителем БМП, а пилотом дронов-камикадзе. Такое условие поставил комбат, потому что «боевая машина пехоты — очень видимая цель. И многие механики из роты уже погибли».

Сын Валико Коробкадзе СашаВалико Коробкадзе / Facebook

Теперь женщина с радостью сбивает вражеские цели. А тема разлуки с сыном ей болит.

«Меня разрывали мысли: с одной стороны надо воевать, с другой — я мама и хочу быть с ним. Дождалась момента, когда он начнет ходить и станет более или менее самостоятельным. Договорилась с мужем и своими родителями, которые будут ухаживать за ним.

Я понимаю, что связь матери и ребенка формируется с рождения, и никто другой не может заменить маму. Я понимаю это и жертвую правом своего ребенка иметь маму рядом. Жертвую, потому что россия на нас напала, и мне теперь приходится защищать своего сына так. Я не хочу, чтобы он воевал», — объясняет она свое решение.

Какой бы выбор Валико ни сделала, боли не избежать: либо она возле ребенка, а ее друзья погибают, потому что она не отдает для спасения их жизней свой опыт и знания. Либо она — «плохая мама». Ей об этом говорят чужие, близкие и даже муж: «Ты не мать, ты — мачеха».

В какой-то момент он перестал понимать и поддерживать Валико из-за ее выбора. Считает, что армия — это мясорубка, где используют людей. Не верит, что туда идут по зову сердца, и что все должны приложиться к победе. Сейчас пара в процессе развода.

«Не каждый, кто говорит мне, что я плохая мать, может сделать хоть долю того, что сделано мною: от силы воли до действий и поступков. Способны ли вы защищать своих детей ценой своей жизни?» — отвечает женщина хейтерам.

Для Валико труднее всего — не видеть собственного сына месяцами. Хотя они постоянно связываются по видеосвязи, это не заменит живых объятий.

«Он растет, так быстро меняется. И когда мне удается к нему вырваться, он уже совсем другой. Когда я приезжаю, то хочу взять его на руки, а он сворачивается. Стесняется, будто я какая-то чужая женщина. Это капец как больно», — Валико очень надеется, что Саша не вспомнит травматического опыта разлуки с ней. А когда вырастет — поймет ее выбор и будет гордиться.

«Это жизнь моя и моей семьи»

У 46-летней основательницы благотворительного фонда «Свои» Леси Литвиновой пятеро детей: Соле — 3, Варе — 9, Виталику — 14, Полине — 24, Анастасии — 27 лет.

Леся вместе с мужем служит в саперном взводе. Сейчас женщина дома, восстанавливается после операции на позвоночнике. Говорим по телефону, на фоне ее рассудительного голоса — детский лепет.

Рассказывает, что воевать до 2022-го не планировала: «У меня не было ощущения своей необходимости в войне».

Перед вторжением всех детей (меньшей тогда было полтора года, а старшие уже жили отдельно) собрала у себя дома. В селе между Дымером и Гостомелем. Думала, там безопаснее. 24 февраля она с мужем поехала в Киев, это примерно 50 километров. Работали всю ночь в фонде, а тем временем село оккупировали. Утром женщина уже не смогла добраться домой.

«Я была вынуждена пойти воевать. Из трех реакций на стресс — бей, беги, замри — я всегда бью. Во дворе военкомата формировались новые роты, новые батальоны. Конечно, я рвалась освобождать детей, но никогда не знаешь, где какое подразделение окажется, и не всегда выходит быть там, где хочешь. А своего танчика у меня нет.

Мы очутились в обороне Киева и Киевской области. И драться — это единственное, что помогало, хоть и не на том клочке земли. В нашем подразделении есть парень из Бахмута. Он с первых дней кричал: “Когда мы уже в Бахмут? Когда мы уже в Бахмут?”. И на тот момент, когда мы оказались в Бахмуте, города уже не существовало», — женщина вспоминает, что ее круглосуточно переполнял ужас.

Она не была уверена, что еще увидит своих детей. Иногда связь к ним пробивалась. Говорили, что нет ни света, ни газа, продукты заканчиваются, но дом цел. Она выдыхала: живые.

Через три недели россияне выпускали несколько человек из села. И меньшим Литвиновым нужно было срочно решить: согласны они идти или нет. Позвонили по телефону родителям. Леся с мужем перекрестились: «Идите, дети». Все обошлось.

«Если вы спросите, почему я не ушла из войска сразу, как их освободили из оккупации, скажу: война не на два дня и не на три, шашлыков не будет ни в следующем году, ни через несколько лет. Поэтому либо воюю я, либо мой ребенок. Мне не хочется видеть детей там, где я была, ни при каких обстоятельствах», — женщина настроена решительно.

Труднее всего в разлуке то, что она не с ними и не знает, встретятся ли еще. Расставаться с детьми — мучение.

На хейтеров женщина реагирует спокойно:

«На реплики о том, что я не такая, не обращаю внимания еще с Майдана. Что обо мне только не говорили: и "порохоботка", и агент кремля, и бандеровка. Если бы отвечала, уже поехала бы крыша. Это касается и моего места на войне, и моего материнства. Это жизнь моя и моей семьи, это наши решения».