«На 18-летие мне подарили броник и каску», — разговор с Ивоной Костиной, главой платформы Veteran Hub

Татьяна Огаркова

Можно ли найти свое дело в жизни и добиться успеха, если нет высшего образования и даже не сдал внешнее независимое оценивание (ВНО)?Безопасно ли несовершеннолетней девушке без загранпаспорта самостоятельно путешествовать автостопом по Европе?Есть ли в Украине молодежь, владеющая английским языком лучше, чем русским?

22-летняя Ивона Костина, глава платформы Veteran Hub, на эти вопросы отвечает утвердительно. Громадское поговорило с Ивоной о ее необычном жизненном пути, а также о Майдане, антитеррористической операции (АТО)и о деятельности по реабилитации ветеранов.Разговор записан для программы«Жизнь других» с Татьяной Огарковой.Публикуем сокращенную версию, полный разговор смотрите на видео.

Ты — глава платформы Veteran Hub, тебе 22 года, когда начался Майдан, ты даже не была совершеннолетней.Во время разгона студентов 30 ноября 2013года, ты была под стелой (скульптура Берегини на Майдане Независимости — ред.).Как это было?

Мне было 17, когда начался Майдан.А та ночь... наверное, тогда это было крупнейшим актом физического насилия в моей жизни.Мы были в центре самой стелы, но мне удалось выхватить оттуда еще двух девушек, и мы убежали.

Все, кто были вокруг, пострадали гораздо больше.Мы видели, как людям разбивают головы, как их забивают дубинками.

И уже на следующее утро ты снова была на Майдане?

Тогда мы сбежали с Майдана, укрылись на Бессарабской площади в какой-то пиццерии, заставили девушек закрыть двери и вызвали моих родителей, которые приехали за нами на машинев четыре часа утра.

Утром мы доехали до Михайловского собора, присоединились к людям, которые там были.Моих знакомых, с которыми мы бежали, забрали на автобусах домой во Львов, а я пошла на свои курсы.Я тогда училась на бармена.

Почему набармена?

Я хотела путешествовать, а это были легкие деньги, как мне тогда казалось, и это было очень легкое образование.На этих курсах у меня произошел конфликт с людьми, которые их преподавали.Они очень поверхностно понимали происходящее. Говорили о Майдане так: «у меня есть бизнес», «меня это не волнует, это мне повредит».

У меня тогда была травма, я только пережила сложные для моего возраста события, и по мне это очень ударило.Я двачасапо телефону с плачем пересказывала маме, что чувствую.Я бросила те курсыи никогда больше туда не возвращалась.А уже на следующее утро меня мама вытолкала в 11 утра на Майдан.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:«Мы не можем отменить смерть человека.Но все остальное сделать можем», — интервью с волонтеркой Лесей Литвиновой

А мама не боялась тебя отпускать?

Наверное, боялась.У нее тоже есть своя политическая позиция.Она понимала, что происходит, и что я все равно там буду.

Утром я просыпаюсь, и мама говорит: там сегодня марш, там куча людей, давай, езжай.И я поехала. 1 декабря мы собрались под стелой.Люди, которые были там ночью 29 ноября, теперь обозначили себя опознавательным знаком.Мы все наконец познакомились, и решили оставаться на этом месте.С тех пор мы четыре месяца работали на кухне под этой стелой.

О жизни в Африке, британском и украинскомобразовании

В детстве вы долго жили в Африке, и даже начальную школу ты посещала в Африке.Как так получилось?

Мы много путешествовали в моем детстве.У меня очень много ярких воспоминаний с полуторагодовалого возраста, когда мы путешествовали круизом по Европе.А потом мой отец получил работу в Африке в украинском посольстве.Сначала в Ливии, затем в Нигерии.В общей сложности мы почти три года прожили в Африке.В обеих странах где-то плюс-минус по полтора года.

Я училась в британской школе, это было решениеродителей.Тогда в украинском посольстве оплачивали детям сотрудников только русскую школу.Самостоятельно платить за школу было довольно дорого, сравнительнос зарплатой, но мои родители на это пошли.Они сказали, что для них важно, чтобы я приняла другую культуру, получила другие связи, знакомства и опыт.

Они не отдавали меня в русскую школу, ведь вся семья была украиноязычной.

Можно сказать, что ты знаешь английский с детства?

Я его выучила раньше, чем русский.Мы почтине общались дома на русском, только с бабушкой иногда, потому английский в совершенстве я изучила раньше, чем русский.

Впоследствии вы вернулись в Украину, и ты пошла в обычнуюукраинскую школу здесь, в Киеве.Был ли контраст?Как система образования отличается?

Для меня это был очень сложный переход.В британском образовании акцент на том, чтобы ты понял, что тебе преподают, проникся, выбрал именно то, что интересно тебе в чем ты хочешь развиваться.

Система преподавания очень логично построена.Если мы изучаем определенный исторический период, то математика и все другие дисциплины подтянуты под этот исторический период в то же время обучения.

Например, если по истории учим Древний Рим, то на творческих занятиях рисуем щиты Римской империи, а затем, на уроках физкультуры, с этими же щитами выстраиваемся в «черепахи», которыми они ходили.

В украинском образовании все было заточено больше на сдачу экзаменов, что в принципе не стояло как приоритет в британском образовании. Там экзамен был скорее проверкой самого себя, поэтому у меня никогда перед ними не было страха.В принципе, этот страх не выстроился в украинской школе.Слава богу, это база, которую не переломали.

Глава платформы Veteran Hub Ивона Костина во время интервью, Киев, 8 марта 2019 года.Фото: Громадское

Автостоп, путешествия и коммуна

После завершения школы родители отпустили тебя путешествовать автостопом за границу.Это была Франция?

В 15 лет, когда я приехала с очередного фестиваля и должна была пойти в 11 класс, сказала: «Мама, я не поступаю в университет.Я не знаю, чем хочу заниматься, я не буду тратить пятьлет своей жизни непонятно на что».

Мама расстроилась, но у нее была подруга, которая работала деканом одного из университетов.Когда моя мама пожаловалась ей, та ответила: «Это лучшее решение, которое она может принять в 16 лет».Это было достаточно авторитетное мнение для моей мамы, чтобы не заставлять меня выбирать университет.

Еще через несколько месяцев я пришла к родителям и сказала: если вы были готовы инвестировать в моеобразование, не могли ли бы вы помочь мне инвестировать в моежизненное образование, отправить меня путешествовать?

Из моих друзей с 16-летней девушкой ехать никто не хотел, потому что это большая ответственность, поэтому я пришла к маме и сказала: «Я еду сама, я буду осторожна, но я хочу поехать».Мы очень долго ругались из-за этого.Я уверена, что ей было очень непросто меня отпустить.Потом нам с ней было непросто убедить отца, ведь я нуждалась в разрешениина выезд.

У тебя еще даже не было загранпаспорта?

У меня был проездной документ ребенка.И во всех аэропортах меня спрашивали, путешествую ли я с ребенком, ведь я выглядела немного старше своего возраста.

Я полетела в Португалию.А оттуда доехала до Франции.Там я познакомилась с австралийкой, которая изучала искусство и тоже путешествовала по Европе.

Нам было комфортно вдвоем.С ней мы добрались до коммуны.Всю дорогу я очень хотела спагетти с помидорами.И вот когда мы пришли, там был костер, вокруг которого сидели люди.На огне стояла огромная сковорода, а на ней —спагетти с помидорами!

На следующее утро мы поняли, что мы в коммуне, где живут хиппи.Они живут там просто так, выбирают такой образ жизни, там не нужно ничего платить, ничего делать, ты можешь помогать, можешь не помогать.

Мне там было настолько комфортно, что я решила остаться.Там не было ничего: ни интернета, ни тока, то есть там нельзя было зарядить телефон.Я на последней зарядке сказала родителям: вот тут я нахожусь, у меня все хорошо, я спущусь в город, заряжусь, но связи у меня обычно не будет.

Я начала вливаться в это сообщество.В какой-то момент почувствовала себя монгольской женщиной, которая выносит ковры из юрты.

А общение?Это были интересные люди?О чем были разговоры?

Они были не столь интересны своими жизненными достижениями, а скорее тем, что это закрытое сообщество, в котором очень типичные четкие роли, которые они выбирали в соответствии со своими наклонностями.Есть роли, которые должны обязательно быть заняты, даже если человек под них не идеально подходит.Моя роль была — готовить пищу и оберегать это коллективное место.

То есть кухня Майдана — это было продолжение того опыта самом деле?

Да.Я погрузилась в эту жизнь, она мне очень нравилась.Это был такой консервированный жизненный опыт.Туда приходят люди, на которых ты не можешь никак повлиять.Человек может просто прийти, и ты должен это принять.Ты не можешь его выгнать или направить в нужном тебе направлении, ведь ты тоже гость.Там у меня было больше всего важных жизненных озарений о том, как люди общаются между собой.

Этот райский в каком-то смысле опыт оборвался, ведь ты вернулась.

В какой-то момент я себе представила зимние фотографии, где я стою на фоне юрты.А через полтора месяца начала задумываться о том, что я или сейчас останусь и буду строить что-то здесь, или должна двигаться дальше.Для меня это был сложный выбор, потому что мне действительно нравилось.Я поняла, что хочу двигаться дальше, я готова оставить эту коммуну как воспоминание, как место, куда я могу когда-нибудь вернуться, если она еще будет существовать.

И я полетела домой даже раньше, чем закончилась виза и мой план.Мне просто было достаточно.Не то чтобы яскучала по дому или было желание вернуться. Я просто почувствовала, что мне пока достаточно, и можно двигаться дальше.

Я пошла учиться на курсы барменов, и вот буквально через два месяца после моего возвращения начался Майдан, и все изменилось.

Глава платформы Veteran Hub Ивона Костина во время интервью, Киев, 8 марта 2019 года.Фото: Громадское

Майданкак сообщество и гибель Устима Голоднюка

Что объединяет тот опыт, который был в той коммуне, с Майданом, и тем, что происходит сейчас?Сейчас ты также работаешь в сообществах, но это уже ветеранские сообщества.

Майдан былдовольно сложнымсообществом, в котором я играла свою роль.На меня возложили очень много ответственности, мне было 17 лет, и мне со всей этой ответственностью было легко справляться, потому что это было сообщество взрослых людей, очень разных, с разным социальным опытом.

Один из охранников нашей кухни — человек, который отсидел за убийство двенадцать лет, он пьянствовал.Я не могла его устранить из этого сообщества, мне не хватало силы.Но в какой-то момент в нашей компании я стала для него единственным авторитетом, он максимально меня слушался, все выполнял.

Что на него подействовало?

Я думаю, что уважение.Я всегда стараюсь общаться с людьми с уважением, независимо от их предыдущего опыта.

Как-то у меняс этим человеком была долгая беседа, в которой я доказала ему, что если хочешь быть частью сообщества, то должен ему соответствовать, разделять определенные ценности.И он начал отвечать.

На самой кухне было очень много моментов, к которым я была не готова, — сплетен, интриг.Когда люди долго живут в одном пространстве, у них начинаются обычные социальные процессы. Сообщество не становится идеалистическим от того, что его назвутМайданом.Оно просто отражает то, что есть в обществе.

20 февраля 2014 года у тебя погиб друг на Майдане.Это Устим Голоднюк.Расскажи эту историю.

Через некоторое время я стала приходить на Майдан ночью.А потом поняла, что уже, наверное, три недели не видела солнца.Потому что дни короткие— я еду домой и еще темно, приезжаю на Майдан — уже темно.

Я решила остаться до восьми утра, чтобы просто увидеть, как восходит солнце.Из-за гостиницы «Днепр» было видно, как каждое утро в 7.30 вылетают птицы.Это была невероятная картина — они вылетали каждое утро в одно и то же время.И после этого всходило солнце.Я осталась до этого момента.И вот когда восходит солнце, появляется на потолке Устим.Ниоткуда пришел, говорит: «Я Устим».Я говорю: «Я знаю».

Мы очень подружились.У нас была хорошая компания, мы дурачились.Это был опыт дружбы, безопасности в общении.Сейчас понимаю, что, возможно, он немного романтизированный.Но для меня настолько ценно, что те три месяца все было именно так,по-юношески, очень наивно, но очень глубоко.

Устим часто приезжал к нам домой, мы его приглашали на завтрак.Конечно, в какой-то момент он помрачнел.Он понимал, к чему это все идет.

Они готовились, учились обороняться.Однажды он пришел к нам и сказал: девушки, если надо будет пойти вперед, я буду среди тех, кто пойдет.Вы просто должны быть к этому готовы, я к этому готов, я этого хочу.Затем были события 18 февраля.

Мы очень мало пересекались все те дни, потому что нас как-то разбросало.Он бился, почти не спал.

А 20 февраля нам позвонили.В девять утра я как раз ехала на Майдан, мне позвонила мама и говорит: «Устима убили».

На следующий день, кажется, привезли гроб с его телом.Это было таким переломным моментом — увидеть, чтоего действительно нет, что вот он здесь.

Глава платформы Veteran Hub Ивона Костина во время интервью, Киев, 8 марта 2019 года.Фото: Громадское

Совершеннолетиев зоне боевых действий, ветераныи искусство жить

Дальше в твоей жизни очень быстро появляется ветеранское сообщество, война, люди с очень травматическимопытом.Как это началось?

Я начала ездить в зону АТО.Это было логично.Мне там исполнилось 18 лет, и на совершеннолетие мне подарили броники каску, что было очень символично.

Однажды, когда я приехала, у нас сломалась машина, мы шесть дней просидели без машины.Мы вынуждены были остаться, это была зима.Я впервые общалась с военными так серьезно.Мы говорили на темы семьи, друзей, которые дома, их переживаний, их ротаций.

Я поняла, что мои переживания после Майдана могут быть чем-то похожими на это.И я подумала: возможно, этот опыт можно объединить, применить с пользой для них.После возвращения в Киев я начала искать людей, которые этим занимаются, писать первый драфт проекта на эту тему.Тогда это было не столь популярно.

Впоследствии я познакомилась с организацией «Побратимы», с которой с сентября 2015 года очень тесно работаю, и с ними в итоге мы создали Veteran Hub.Мы вместе в течение этих лет вырабатывали определенное отношение к тому, чем является ветеранское сообщество и что ему нужно.Мы ездили за границу, познакомились со многими специалистами в сфере дел ветеранов.В Украине эта сфера только зарождается, а в мире уже существует более 20 лет.Они много сделали для того, чтобы мы сейчас были там, где мы есть, — куча исследований, проектов, на которых мы можем учиться.

Война длится с 2014года, она сильно изменилась за это время.А сообщества и люди, с которыми вы работаете, меняются, меняется ли потребности?

В 2014-ммы были растеряны, ведь опыт, с которым столкнулись, был для нас необычным.За пятьлет это стало частью жизни не только ветеранов, но и каждого, кто живет в Украине.Мы все живем в информационном пространстве, в котором ежедневно что-то происходит.

Мы все живем в опасности, учимся с ней быть, давать ей отпор даже на уровне собственной жизни.Раньше мы умели только выживать, а сейчас перед нами самый большой вызов — научиться жить даже в тех обстоятельствах, в которых мы находимся.

Наслаждаться жизнью, продолжать ее, делать что-то ценное, за что стоило бы воевать.

Сейчас ветераны, особенно те, кто вернулся раньше, уже превращаются в сообщество, создающее что-то новое.Если сначала им нужно было закрыть собственные вопросы, то сейчас они уже переходят к вопросам о том, что могут дать обществу.

Ты глава платформы Veteran Hub, лицо этой уже довольно крупной структуры.Тебе 22 года, ты девушка, а ветераны, как правило— мужчины, очень часто взрослые.Возникали вопросы типа: «Апочему эта девочка знает, что мне нужно, почему я должен ей доверять?»

Я никогда не позиционировала себя как того, кто решит, как это должно быть.Я создаю условия для того, чтобы была возможность решать.Я менеджер. Я умею сделать так, чтобы люди сошлись и поговорили о важных темах.В этом моя сила как руководителя проекта.

Моя задача — направить их, модерировать, объединять, находить общий язык, но не решать за всех, как это нужно.

Но мы не являемся единственными создателями всего, мы — платформа.А на этой платформе уже работают люди, профессионально умеющие делать это в своих направлениях.

Где ты себя видишь через 10 лет?Война, будем надеяться, рано или поздно закончится. Проблема ветеранов исчезнет?Возможно, тебя будут интересовать какие-то другие закрытые сообщества, которые переходят в открытые?

Процесс ветеранского перехода от одного статуса к другому довольно похож, на мой взгляд, на процесс миграции.Когда люди меняют закрытые культурные сообщества на большие глобализированные.

Мы это видели, когда из-за конфликта в Сирии многие мигрировали в европейские страны или в Штаты и оседали там.Их сложности с интеграцией в этом сообществе были иными, но в чем-то имели подобный алгоритм.

Я вижу себя через 10 лет как человека, который использует опыт ветеранских сообществ как инструмент для того, чтобы понять большие процессы, происходящие в сообществе людей в зависимости от изменения пребывания в пространстве или их перехода от своих традиционных сообществ к открытым.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:«Крымскотатарская культура — это больше, чем чебурек», — интервью с крымским активистом Алимом Алиевым

Этот материал также доступенна украинском языке.

Подписывайтесь на наштелеграм-канал.