«На брусчатке Грушевского кто-то положил Твой большой портрет». Воспоминания о Майдане и о погибшем Саше Капиносе

Из записей про 30 ноября 2013 года

Собираюсь ехать в гости к родителям, заказала билет, перед выходом заглянула в фейсбук. Сознание не принимает того, что произошло сегодня ночью. Одеваюсь, иду. Телефонные разговоры короткие:

— Ты уже там?

Или:

Идем вместе.

Не нужно было говорить, куда.

Площадь оцеплена ВВшниками по периметру. Бурые пятна на мостовой свидетельствуют о страшных событиях ночи.

Скрипом кожаных ботинок, стуком тоненьких каблуков и шарканием старых сапог Украина спешила к Михайловскому... Людей все больше и больше с каждой минутой. Завтра — Вече. Волонтеров просят записываться в медики. Собираю контакты, рассылаю знакомым. Невероятные ожидания от завтрашнего дня.

Про 1 декабря 2013

Не спится. Просыпаюсь рано. Очень волнуюсь. Уверена, что нынешний день принесет нам победу. Нет ни капли сомнений.

Иду к Михайловскому гораздо раньше назначенного времени. Улицы еще пусты. От этого немного жутковато. Возле Украинского дома — машина «скорой». Возле нее женщина. Ей делает инъекцию медицинская работница. Сознание подсказывает: что-то в этой картинке не так, какой-то очень странный взгляд у медработницы. Здороваюсь и спрашиваю, нужна ли какая-то помощь. В ответ слышу угрозу и требование «убраться вон». Рядом — никого. Ухожу. Еще больше сомнений, действительно ли это медик.

Сбор волонтеров в команду медиков в 10:00 возле Музея истории Украины. В их числе и я. Не могла остаться в стороне. Спустя много месяцев осознала, что записаться в медики с нулевыми знаниями было безответственно. В случае чего-то наша задача — вытаскивать из толпы раненых и потерявших сознание. Из выданных медикаментов — бинты, перекись, перчатки, вата, валериана или что-то подобное. Раздали белые футболки со свежевыкрашенным красным крестом. Руки от него краснели. Разделились на группы – один медик и два таких, как я. Обменялись телефонами со своей группой — женщина-медсестра лет 55-60 и парень лет 30.

Бурным потоком люди сходились в центр столицы, чтобы изменить ход истории, Украина восстала против несправедливости. Какое же это счастье! Душа поет и танцует от этого осознания!

Первые ряды захватывают КГГА, Майдан наш!

Морозно. Нужен чай. Какой-то парнишка в противогазе сует мне 90 гривен, бегу в супермаркет, покупаю хлеб и сыр, начинаем делать бутерброды. Какая-то бабушка приносит банку огурцов. Кто-то приносит коробочку салата. Люди просят чаю. Пока нечем согреть воду.

Идем по Майдану, поглядываем, никому ли из людей не стало плохо. Очень мирная и спокойная атмосфера, люди разговаривают, переминаются с ноги на ногу, греясь. Вдруг какой-то парень взволнованно упрекает нас: «Что вы здесь делаете, там срочно медики нужны, много раненых». Бежим. Женщина-медик из нашей группки говорит, что вымоталась и не в силах бежать. Далее идем вдвоем вверх по Институтской. Слышны взрывы, дым. После взрыва толпа начинает панически бежать вниз. Никогда не была в такой ситуации, осознанно действовать не выходит. У входа в метро «Крещатик» окровавленный дедушка. Заматываем голову бинтом, предлагаем отвести в «скорую». Отказывается, говорит, что сдадут в милицию. Много крови. Дым. Встречаем координатора, он говорит идти в КГГА под свою ответственность, потому что в любой момент туда может ворваться «Беркут». Хочется есть. Но нечего. Запасной выход завален какой-то мебелью, если ворвется «Беркут», не выйти. Сортируем медикаменты на 2-м этаже. Почти полночь. Завтра на восемь часов мне на работу к деткам. Звонить, что не приду уже поздно. Я не могу уйти отсюда, должно произойти что-то важное, и я должна быть здесь. Но ведь завтра на работу. И я ухожу. А кто-то остается. И я презираю себя за то, что ухожу. Запрыгиваю в последний поезд метро и сажусь на корточки, медленно сползая по стенке. Женщины напротив смотрят на меня своими кожаными куртками, яркими напомаженными губами и высокими каблуками. Они не знают, что происходит в стране? В вагоне какой-то другой мир из параллельной реальности. «А как же дальше?» — крутится в голове, и слезы падают на клетчатую куртку.

Иллюзия победы за один день оказалась хрупкой и разбилась о входную дверь съемной квартиры. Так для меня закончился первый день изменившей нас зимы.

А потом был завтрашний день и следующие. И один из них был для того, чтобы мы встретились глазами, а потом и сердцами. В подземном переходе на Майдане, на мастер-классе по традиционным народным танцам, куда все сходились, чтобы немного согреться.

«Мою маму тоже зовут Елена и она тоже работает с детьми, как и Вы, Лена!»

Телефонами не обменялись, у Саши его тогда и не было, украли в Доме профсоюзов.

С тех пор на Майдане я искала Твои глаза, дорогой мой Саша с Кременецких гор, мой Майдан, мой благородный Казак.

Ты часто отвечал или начинал разговор цитатами из стихов или песен. Именно Ты научил меня так осознанно и гордо петь славень, тогда он стал гораздо больше, чем просто песней. Твое слово владело необычайной энергией, Ты спокойно умел привлечь собеседника на свою сторону, даже когда в начале взгляды были противоположными.

Аромат свободы в моих волосах... Так пахли Твои руки, когда Ты возвращался с Майдана. Так пахло наше стремление быть свободными. В те дни у нашей Свободы был аромат жженой резины. А когда взрывались гранаты, можно было услышать ее голос.

В самом уютном уголке моей памяти есть мгновение. Ты тогда в очередной раз приехал из дома на Майдан, а я приехала туда после работы. Мы крепко обнялись. Затем в пригоршнях Ты протянул мне большое красное яблоко. И я его взяла. И тогда Твои глаза засияли. Впоследствии в подаренной книге я прочла, что это значило для Тебя. То яблочко символизирует Твою любовь, которую я приняла.

Над Майданом шел дождь. Мы подошли к сцене и, прислонившись и держась за руки, слушали чье-то пение. Ты говорил, что любишь дождь. Мы вместе любили дождь и друг друга. Какая-то девочка с Майдана укрыла нас дождевиком. Подошел седовласый мужчина в летах и ​​попросил разрешения сфотографировать. «Вот, Лена, будем с тобой в газете...» Он знал того дедушку, Саша вообще знал очень многих людей на Майдане. Это было единственное наше фото, где мы вот так вдвоем. К сожалению, все эти годы не знаю, где найти его, ведь название газеты вспомнить не могу.

Я почти не брала с собой фотоаппарат на Майдан, у меня только несколько фотографий, которые когда-то забежала сделать перед поездкой к родителям на Рождество, чтобы показать им.

И среди этих фотографий должна быть одна важнейшая. Однажды после Огнекрещения я попросила разрешения у Саши сфотографировать его возле баррикад на Грушевского. Он же ответил: «Любимая, сейчас не надо, сфотографируешь меня здесь после победы».

Приблизительно через месяц после этого я расклеивала на Майдане объявления и опрашивала людей, чтобы найти свидетелей ранения, которое 18 февраля стало смертельным для Тебя. Не хотела верить в это и, как всегда, искала глаза Твои на Майдане. На брусчатке Грушевского кто-то положил Твой большой портрет. Люди обрамили его сотнями свечей и цветов. Это было ровно на том месте, где Ты просил сфотографировать тебя после победы, мой дорогой Сашка с Кременецких гор, мой Майдан, моя Революция достоинства.