(Не)святые отцы или крест на церкви московского патриархата

В первый день зимы президент Владимир Зеленский подписал — во исполнение соответствующего решения Совета по нацбезопасности и обороне — указ №820 с достаточно типичным для такого рода документов длинным названием: «Об отдельных аспектах деятельности религиозных организаций в Украине и применении персональных специальных экономических и других ограничительных мер (санкций)». Многие представители политически активной публики сначала восприняли указ едва ли не как шаг к немедленному запрету в Украине деятельности Украинской православной церкви московского патриархата.

Потому что еще до 24 февраля мы привыкли, что указы на основе решений СНБО означают быстрые и жесткие действия властей, даже если те не очень согласовываются (или совсем не согласовываются) с законодательством. В этом же случае речь шла о реализации давнего требования патриотических кругов, выдвинутого с учетом достаточно активного сотрудничества верхов УПЦ МП с русской православной церковью — и, по многочисленным свидетельствам, с российскими спецслужбами.

Впрочем, даже по названию указа легко убедиться, что о запрете пока не идет. Одна из причин — УПЦ МП не одно юридическое лицо: соответствующий статус имеют тысячи его приходов и других подразделений, на что сразу указали наблюдательные публицисты.

В целом указ отводит правительству и Госслужбе по этнополитике и свободе совести два месяца на экспертизы и подготовку законопроекта о будущем статусе УПЦ МП (подробный разбор всех нюансов журналистами hromadske на основе экспертных мнений смотрите здесь). Однако немедленные последствия тоже наступили.

Так, СБУ провела обыски в монастырях и епархиях УПЦ МП в разных регионах, и обнаружила, в частности, антиукраинские агитматериалы (надо отметить, что такие обыски начались еще до президентского указа — см., например, здесь, здесь и здесь). Против десяти человек — иерархов УПЦ МП — ввели персональные экономические санкции (хотя практически все они недосягаемы ни для фискальных, ни для правоохранительных органов). Некоторые получили и подозрения за прямое сотрудничество с врагом — хоть и с формулировкой о «нарушении равенства граждан» по религиозной принадлежности.

На первый взгляд церковники сдаваться не собираются. Большую огласку получило рукоположение в архиереи Ивано-Франковской епархии архимандрита Никиты, который «прославился» накануне секс-историей с хористом. Общественность восприняла это как плевок в лицо. Следует, однако, отметить, что именно решение о назначении Никиты на место предшественника (сбежавшего в россию) было принято еще до скандала. В этом смысле сам скандал кажется «пробным камнем»: отважатся ли после такого руководители УПЦ МП утвердить собственное же решение о повышении скандального собрата?

Они отважились. Но, кажется, подобные жесты — это все, что УПЦ МП может противопоставить государственной машине. Чтобы понять, почему у этой конфессии нет шансов на серьезное сопротивление, следует кратко пробежаться по ее истории.

Наследие императора

Собственно, можно начать еще со времен Римской империи. Как известно не только из Нового Завета, но и по многочисленным историческим изысканиям, организационные основы христианской церкви как мощной разветвленной структуры закладывались соратниками Христа уже после его смерти. К тому же величайшую роль в этом сыграл бывший борец с христианами апостол Павел — единственный из апостолов, кто никогда не встречался с Христом лично. Долгое время Церковь вела подпольное существование, и только при императоре Константине (272-327 н.э.) получила официальный статус и право иметь собственность, согласно Миланскому эдикту от 313 года.

В отличие от многих историков XX века (особенно советских), современные исследователи не считают, что Константин этим эдиктом сделал христианство государственной религией. В конце концов, император и сам крестился только на пороге смерти. А вот чему Константин точно положил начало, так это — традиции «цезарепапизма», то есть верховенства и вмешательства светской власти в дела церковной власти. Сам он вряд ли мыслил категориями тысячелетий — однако, по преданию, во время созванного по его же инициативе Никейского собора 325 года заявил участникам: «Вы епископы внутренних дел церкви, я от Бога поставлен епископом внешних дел».

Основатель Константинополя имени себя, император пользовался христианством как чисто политическим инструментом. На том же Никейском соборе, формальным поводом для которого были богословские и процедурные, как мы бы сказали сейчас, споры между популярным александрийским священником Арием и александрийским же епископом Александром, император принял сторону последнего. Но позже оказывал уже поддержку арианам. Все это вскоре привело к первым — но далеко не последним — кровавым войнам в Европе, когда церковь с центром в Риме боролась против различных «ересей».

Русь и цезарепапизм

Когда позиция primus inter pares («первого среди равных») епископа Рима, наследника святого Петра, постепенно превратилась в титул папы, главы церкви на Западе то веками сотрудничали со светскими владыками на равных (как в случае Льва III и Карла Великого), то с переменным успехом боролись с ними, причем за кусок именно светской власти (как во время борьбы за инвеституру или «Авиньонского плена пап»).

Совсем другая история разворачивалась на Востоке, в Византии, или же в Восточной Римской империи, которая не испытала тех разрушений, которых в V в.н.э. потерпела от нашествия германцев империя Западная. Как известно, раскол христианской Церкви на православную Восточную и католическую Западную официально произошел в 1054 году; но принципиальные противоречия между Римом и Константинополем созрели за столетие до того. Одним из проявлений и последствий этих глубинных отличий было то, что константинопольские патриархи практически никогда не конкурировали за власть с византийскими императорами — по крайней мере открыто. Напротив, они, несмотря на многочисленные конфликты, в целом системно служили светской власти.

Вместе с тем патриарх оставался, так сказать, «не первым, но и не вторым» персонажем византийской политики: в частности, патриархи Константинопольские неоднократно бывали регентами при малолетних императорах, а случалось, и управляли городом и империей при временном отсутствии вполне полноправного правителя рабочем месте».

Но в целом византийская традиция взаимоотношений церковных и светских властей подражала позднеримской, зацементированной императором Константином.

Впоследствии такой подход был спроецирован и на Русь. Знаменитый митрополит Русской православной церкви Илларион (ок. 990-1088) — как утверждает летопись, первый на этом престоле русич, а не посланный из Константинополя грек — потому и стал митрополитом, что Ярослав Мудрый желал избавиться от «опеки» Царьграда, отношения Киева с которым в то время доходили до вооруженных конфликтов. Впоследствии Царьград, он же Константинополь, должен был признать это решение, формально принятое Собором русских архиереев, — но по явной инициативе и под плотным контролем великокняжеской власти.

Московский «прогресс»

Очевидно, эта традиция сохранилась бы в Киеве и дальше. Но монгольское нашествие привело к тому, что сохранилась (и укрепилась) она в Москве. В 1299 году митрополит Максим перенес свою резиденцию из Киева — который все больше приходил в упадок после разрушения монголами шестью десятилетиями раньше — во Владимир-на-Клязьме. А в 1325 году митрополичий престол переехал в Москву (наследники Максима еще сохраняли титул «митрополитов Киевских и всея Руси»!).

Получение митрополией — уже Московской — автокефалии, то есть независимости от Константинополя в конце XVI века было следствием вполне светской политики великих московских князей (см. об этом кратко, например, здесь). Еще в большей степени это касается обретения ею статуса патриархии в 1686 году, после присоединения к Московии в результате российско-польских войн левобережной Украины и Киева.

Что уж говорить, если даже российская Википедия недвусмысленно демонстрирует, что это событие стало следствием интриг, подтасовок и элементарной раздачи взяток.

Покорение российской православной церкви царской власти достигло пика при Петре I, когда церковью начал управлять Святейший синод, все члены которого назначались правителем (с 1722 года и до падения российского самодержавия в 1917-м). Дальнейшие шаги сделал Сталин, который, вопреки достаточно распространенному среди наших современников мнению, не запрещал церковь — но жестокими репрессиями поставил ее, как и все остальное в СССР, под жесткий государственно-партийно-спецслужбистский контроль.

Нынешняя ситуация в РПЦ, глава которой патриарх кирилл (гундяев) всячески старается подчеркнуть преданность путину и пытается казаться еще большим «ястребом» (прежде в отношении Украины), показывает: российских церковников такое «сосуществование» с государством вполне устраивает.

Церковь без будущего

УПЦ МП может не иметь формальной юридической или даже канонической связи с РПЦ (как там и настаивают сейчас). Однако преемственность «цезарепапистских» подходов более чем очевидна. Большую часть периода Независимости с 1991 года УПЦ МП пользовалась приверженностью власть предержащих вплоть до высшего руководства государства — и именно в этом, а не в широких массах верующих, традиционно заключалась ее сила.

Однако после 2014 года кардинальное изменение положения страны — внешнего, и, как следствие, внутреннего — превратило эту силу в слабость.

Именно в этом контексте известный своей публицистикой архиепископ Черниговский и Нежинский Евстратий (Зоря), заместитель главы Управления внешних связей Православной церкви Украины, после появления указа №820 сформулировал «Семь проблем московского патриархата в Украине» — небольшой текст, получивший большой резонанс. Конечно, как последовательный критик РПЦ и ее сателлитов, архиепископ Евстратий не может (да и не должен) выглядеть незаинтересованной стороной. Однако трудно отказать владыке в глубине анализа. По сути, он говорит именно о том, что традиционный сращивание УПЦ МП с государством — или, точнее, «приращивание» к нему — вредит и государству, и самой этой конфессии (в анализе владыки «семь проблем» последовательно вырастают одна из другой, а основной является именно эта).

УПЦ МП все еще имеет существенные ресурсы внутри Украины, как и относительно немалые группы «активистов» (не путать с простыми прихожанами, нередко и не задумывающимися, к какой именно конфессии принадлежат — хотя после образования ПЦУ их число, очевидно, сильно уменьшилось). Нежелание Банковой «рубить с плеча» может быть и оправданным. Насколько — станет понятно через те же два месяца, в течение которых должны появиться результаты религиоведческой и имущественной экспертиз и соответствующий законопроект.

Однако уже сегодня очевидно, что вернуть себе прежний статус УПЦ МП способна разве что на российских штыках. И, наконец, это был сознательный выбор ее верхушки — точно так же, как сознательным выбором руководства россии было начать полномасштабную агрессию, после которой эта страна уже не вернет свои предыдущие позиции в мире, даже независимо от результатов войны.

Автор: Александр Михельсон