«Невакцинированные — большой биореактор для вирусов-мутантов». Ликбез по COVID-19 от молекулярного биолога

Биологи говорят: чем быстрее в обществе идет вакцинация, тем меньше мутирует вирус. Чем больше людей вакцинировано — тем меньше вероятность появления «злых» штаммов. Какой здесь механизм, какая зависимость?

Чтобы вирусу мутировать, ему нужно, во-первых, размножаться в человеке, во-вторых — как можно в большем количестве людей. Если сама по себе вероятность полезной для вируса мутации маленькая, то она растет по мере того, как вирус проходит больше и больше репликаций в одном человеке. И по мере того как он размножается в большем и большем количестве людей. Это такая математическая закономерность.

Люди иногда видят эту закономерность наоборот. Они знают, например, что чем больше антибиотиков люди принимают, тем больше возникает резистентных к антибиотику штаммов бактерий. И, мол, раз мы людей вакцинируем, то и штамм будет подвергаться большему давлению отбора, именно у вакцинированных будут возникать опасные, резистентные и к иммунитету, и к вакцинам штаммы.

Ну да, вирус как бы накачивает мускулы благодаря сопротивлению.

На самом деле, здесь совершенно другая логика, не такая, как с антибиотиками. В тело вакцинированного человека вирус может попасть, но дальше он пройдет всего пару циклов репликации — и организм от него избавится. Шансов на то, что в процессе этих репликаций успел отобраться какой-то особенно сильный штамм, мало. А когда вирус попадает в тело невакцинированного человека, то первые 3‒4 дня вирус действительно размножается без давления иммунитета. Потом человек начинает выздоравливать. И в это время, когда на вирус начинает действовать иммунитет, начинается отбор — и штаммы, устойчивые к иммунитету, успевают не только появиться, но и передаться другим людям. Невакцинированные люди более заразны, они дольше будут разносить устойчивый штамм.

В невакцинированном теле у вируса больше возможностей «погулять по буфету»?

Совершенно точно. Причем он уже вовсю «гуляет по буфету», а потом его начинают выгонять. Больше шансов выжить и дальше «гулять» у тех, кто научился быть невидимым для выгоняющего. То есть — для иммунитета. А в вакцинированном теле у него гораздо меньше шансов «гулять по буфету», его слишком быстро выгоняют, отбор «невидимок» не успевает произойти.

Известный биоинформатик и молекулярный биолог Михаил Гельфанд сказал, что невакцинированные люди — это большой биореактор для возникновения новых неприятных вирусов-мутантов.

Нужно ли измерять уровень антител после прививки?

В Европе, в США, там, где вакцины были достаточно хорошо проверены, прошли клинические испытания и доказали, что вызывают защиту, уровень доверия к ним у людей достаточно высокий. И там никто не идет измерять антитела. Конечно, хватает и антиваксеров, но в целом люди верят, что вакцины работают.

В России ситуация другая. Проверен в третьей фазе хотя бы частично только «Спутник». Про «КовиВак» нет даже промежуточных данных об эпидемиологической эффективности. И люди хотят понять, сработала ли вакцина и в какой степени.

Это только проблема доверия?

Есть и другие аргументы, но прежде чем их привести, я хочу заметить, что мои коллеги, очень уважаемые биологи, часто совершенно правильно замечают, что уровень антител отражает только часть картины. Из этого и делается вывод, что уровень антител измерять не нужно, поскольку он малоинформативен.

Но ведь так оно и есть, иммунитет работает и за счет «клеток памяти», когда антител уже нет.

Аргументы моих коллег правильные.

Но всю эту картину меняет дельта-штамм. Он очень быстро размножается в верхних дыхательных путях. Причем уже известно, что в самом начале инфекции он с одинаковой скоростью размножается и у вакцинированных, и у не вакцинированных.

Но если антитела есть, то вирус редко вызывает тяжелое течение болезни, потому что они — первая линия обороны организма. Грубо говоря, антитела не дают вирусу спуститься в легкие. А для того чтобы заработали «клетки памяти», требуется время.

Это можно сравнить с началом войны: страну атакует враг, пока пройдет мобилизация, он уже далеко продвинется. Но на границе врага встречает пограничный спецназ, и чем больше его бойцов, тем более вероятно, что он удержит врага, пока не подоспеет армия.

Антитела — тот самый «спецназ», который должен быстро нейтрализовать «врага», чтобы человек не успел сам заболеть и заразить других. В то же время Т-лимфоциты и клетки памяти — это «регулярные войска», они очень нужны, но им легче вести войну, когда пограничный спецназ уже сократил численность врага.

И тест должен сказать, достаточен ли «контингент спецназа», в какой мере человек защищен от заболевания?

Осторожно скажу — да. В целом именно так, хотя бывают, конечно, исключения. Мы знаем, что у части людей не возникает антител, а с увеличением возраста доля таких людей в группе становится больше. Скорей всего, у этих людей в принципе труднее раскачать иммунную систему. Но, так или иначе, антитела — это показатель. Как правило, высокий уровень антител к S-белку означает высокий уровень нейтрализующих антител, а тот, в свою очередь, отражает общую способность организма противостоять инфекции. Тем не менее я бы советовала даже тем, у кого тест показал высокие антитела, все равно беречься. Общаться меньше, пользоваться масками.

Тогда какой практический смысл в анализах на антитела?

Практический смысл хотя бы в том, что если антител мало, то нужно скорей ревакцинироваться.

Есть уровень антител, который можно назвать пограничным: если вы обнаружили, что он ниже, то лучше или особенно поберечься, или принять решение о ревакцинации. В США, в некоторых европейских странах и в Израиле гражданам уже рекомендована ревакцинация.

Какое значение в результатах теста на антитела считать нормой?

В декабре прошлого года ВОЗ разработала стандарты и предложила всем производителям тест-систем на антитела пользоваться единой шкалой измерений — BAU (Binding Antibody Units) на миллилитр. До этого каждый производитель теста предлагал свою собственную систему измерений.

В качестве такого «золотого стандарта» выбран усредненный уровень антител переболевших. Это 150 BAU на миллилитр сыворотки крови. Такой уровень принято считать защитным. Чтобы защититься от дельта-штамма, антител требуется в два-три раза больше.

То есть там, где разгуливает дельта, а она сейчас разгуливает везде, хорошо бы иметь антител больше чем 450 BAU на миллилитр.

Добавлю, что все оценки ориентировочные и достаточно грубые. Человек может заболеть и с высоким уровнем антител и, наоборот, не заболеть вовсе без антител.

Есть такой метод лечения ковида — моноклональные антитела. Такие лекарства известны онкологам, а что это такое применительно к коронавирусу? Они действительно вылечивают сразу?

Это конкретный тип антител к S-белку коронавируса, они нейтрализуют вирус очень прицельно и надежно. Насчет «сразу вылечивают» — сильное преувеличение, хотя само слово «сразу» здесь ключевое: их надо применять как можно скорее. «Окно», когда они могут помочь, исчисляется несколькими днями от появления самых-самых первых симптомов. Когда человек заболевает, первое время иммунная система пытается распознать «врага», она начинает ту самую «мобилизацию», о которой мы говорили. Если больной не привит, то вирус за это время успевает учинить разные безобразия. И когда иммунитет подключается, ему уже приходится иметь дело с врагом, внедрившимся достаточно глубоко на территорию.

А моноклональные антитела — это «наемники», которых очень быстро кто-то «одолжил», они очень хорошо знают «врага» и умеют его побеждать. Их надо только доставить вовремя в нужное место — к «линии фронта», и они помогают справиться с вирусом. Проблема в том, что вирус мутирует и меняет обличье, поэтому его надо атаковать с разных сторон, а каждое моноклональное антитело может атаковать вирус только с одной стороны. Для решения этой проблемы сейчас в США стал применяться «коктейль» — смесь нескольких разных моноклональных антител, соединенных в одном препарате.

Это не то же самое, что плазма переболевших?

Это очень похоже на нее. Не буду вдаваться во все детали, смысл в том, что в плазме, помимо антител, может быть много «лишнего» и даже опасного. Здесь все противоречиво. Несмотря на публикации, где связывают уровень антител в плазме с ее способностью помочь больному, в США не рекомендуют лечить пациентов плазмой переболевших. А моноклональные антитела — это рекомендованное средство в первые дни заболевания.

Почему бы тогда не лечить этим средством всех?

Это очень дорогое лечение, одна ампула — сколько-то тысяч долларов, хотя в США страховка его оплачивает.

Кроме того, промежуток, в который надо успеть применить моноклональные антитела, это первая фаза болезни — вирусная. Это «окно» очень узкое. Когда человек попадает в больницу, в реанимацию — это уже вторая фаза, в которой применять моноклональные антитела бесполезно.

Минувшим летом мы узнали, что появился новый штамм коронавируса — йота. Что это за зверь? И на чем основаны данные о 80-процентной смертности от него?

Штамм йота, на самом деле, известен с октября 2020 года. Его обнаружили в Нью-Йорке и начали изучать наряду с другими штаммами. Но он исчез. Дельта вытеснил его полностью, и йота уже давно нигде не появляется. За то время, что йоту изучали, действительно обнаружились эти страшные цифры — 82%. Теперь они всплыли в российских СМИ. Эпидемиологи предположили, что в одной из групп смертность увеличилась по сравнению с «родительским» штаммом на 82%. Что это значит? Если из всех заболевших умирал 1%, то стало 1,82%. Увеличение смертности — это, конечно, плохо, но от уровня в 82% это очень далеко.

Но что действительно тревожит — это вообще колебания в заразности и в смертности, которые происходят у штаммов.

Вирусологи нам когда-то обещали, что вирус со временем перестанет быть таким злым, будет вызывать что-то вроде легкой простуды и прочее. К сожалению, по тому, как вирус эволюционирует, мы пока не видим, чтобы он становился «добрее» к людям.

Были и другие прогнозы: этот вирус с нами навсегда, он будет более и более «злым».

К любым прогнозам надо относиться с осторожностью, мы до сих пор не все понимаем про этот вирус. Мой прогноз в том, что все-таки вакцины уменьшат и циркуляцию вируса, и его опасность. Вирус останется, но воздействие его на людей будет минимизировано.

Автор: Ирина Тумакова, «Новая газета». hromadske публикует материал при поддержке «Медиасети»