«Обвиняли в том, что я снайперка “Азова”». Зачем россияне берут в плен наркозависимых в оккупированных городах

О том, что у россиян были списки, по которым планировали искать, брать в плен или расстреливать украинцев, было известно еще до начала полномасштабной войны. Позже они действительно начали целенаправленно приходить с обысками домой к активистам, терроборонцам, волонтерам, родственникам военных в оккупированных городах и селах.
Люди, которые были на программе заместительной терапии, признанной методом лечения наркозависимости, также попадают в списки оккупантов. Их преследуют и берут в плен за препараты, которые для них жизненно необходимы.
hromadske рассказывает историю наркозависимой и ВИЧ-позитивной жительницы Мариуполя Анастасии, которую россияне задержали во время фильтрации, когда она пыталась уехать из оккупированного города. Причиной стали ее таблетки.
«Без заместительной терапии было очень тяжело. Меня крутило, у меня месяц не было сна»
Полтора года благодаря программе заместительной терапии (ЗПТ, — ред.) Анастасия смогла жить без наркотиков. Регулярно приходила в мариупольский наркологический диспансер, где получала таблетированный метадон и благодаря этому нормализовала свое состояние.
С 2005 года этот препарат входит в Базовый список основных лекарственных средств. Это означает, что он безопасен и обладает доказанной эффективностью в лечении наркозависимости.
24 февраля, когда началась полномасштабная война, лекарства у Анастасии оставалось мало.
«Мне нужно было идти в больницу, но я ни с кем не могла созвониться, чтобы узнать, работает ли она».
Когда россияне разрушили наркологический диспансер, где Анастасия получала лекарство, ей удалось оттуда забрать четыре пластинки упренорфина. Это не тот препарат, который она принимала обычно, но они могли бы помочь ей позже.
Со временем без лекарства у женщины начался абстинентный синдром (по-народному «ломка», — ред.). Для пациентов заместительной терапии этот процесс опасен и иногда может стоить жизни. Человек испытывает сильные физические боли и психологические страдания, могут проявляться хронические заболевания. Бывали случаи, когда из-за отмены препарата у пациентов останавливалось сердце.
«Без заместительной терапии было очень тяжело. Меня крутило, у меня месяц не было сна».
Вместе с тем женщине приходилось постоянно искать безопасное место для себя. Она пряталась в подвале, позже переехала к свекрови в частный дом в 7-м микрорайоне Мариуполя. Когда и туда начали прилетать снаряды «Градов», решила, что нужно быть рядом со своей матерью.
«Это было примерно 13 марта, точно сказать не могу, потому что тогда потеряла счет времени. Я шла пешком под обстрелами из одного конца города в другой искать маму. Вокруг лежали тела погибших. Мама была в подвале моего дома. Там мы с ней и остались».
«Из-за фотографии в каске на работе они обвиняли меня в том, что я снайпер из “Азова”»
Шли дни, и Анастасия понимала: из Мариуполя нужно уезжать. Но для этого нужно было пройти фильтрацию в Безымянном (село в Донецкой области, — ред.).
С собой женщина взяла таблетки бупренорфина, которые она обнаружила в разрушенном наркологическом отделении.
«Сначала их заинтересовали мои татуировки. Затем они обнаружили таблетки. Мне пришлось рассказать, что это за лекарство. После этого россияне меня задержали».
Анастасию привезли в Новоазовск (временно оккупированный город в Донецкой области, — ред.) в местное отделение милиции. Там ее удерживали три дня без еды и воды.
«В туалет можно было ходить с их разрешения. В комнате меня держали одну, я больше никого там не видела. Только вокруг повсюду лежали окровавленные бинты.
Каждое утро они заходили и спрашивали:
“Будешь говорить?”
“Что говорить?”
“Что видела, что знаешь”».
Как оказалось, оккупантов заинтересовала фотография Анастасии, которую они нашли в соцсетях. Там женщина в каске на рабочем месте, на заводе «Азовсталь».
«Они хотели выбить, что я воюю. Проверяли ключицы, все татуировки, спрашивали, что они значат. Из-за фотографии на работе, они обвиняли меня в том, что я снайперка из “Азова”. Им казалось, что именно так, в каске, они должны выглядеть».
На третий день плена Анастасии сказали, что ведут ее на расстрел. Надели наручники и надвинули шапку на глаза. «Я подумала: слава Богу!».
Заступившие на смену военные вывезли женщину из отделения милиции. Уже в пути водитель сказал снять наручники.
«У меня руки худые, и я смогла из них выскользнуть. Снимаю шапку, вижу, что меня везут в Седово. Раньше на допросах я им рассказывала, что у меня там родственники.
Человек за рулем говорит: “Радуйся, что ты попала в нашу смену”».
Почти месяц Анастасия была в Седово. Время от времени возвращалась в Мариуполь. Жить там было невозможно, а со здоровьем Анастасии и подавно. Маму женщины депортировали под дулом автомата в россию, в Тамбов.
«Я раз пять ездила в Мариуполь. Тогда по городу уже почти не прилетало. Обстреливали в основном “Азовсталь”. Когда наши защитники вышли с завода, я собрала рюкзак, чтобы тоже уезжать».
«Требовали, чтобы он сдал людей, получавших услуги ЗПТ в Мелитополе»
Из Мариуполя женщина выехала в оккупированный Бердянск. Оттуда до Запорожья ей помогла выбраться региональный координатор Всеукраинского объединения людей с наркозависимостью «Волна» Наталья Калужская. К тому моменту она уже скоординировала маршруты примерно для 20 семей.
«В Мариуполе до сих пор остаются наркозависимые, которые были на программе заместительной поддерживающей терапии. После Насти я смогла помочь уехать еще двум людям. Восемь наших пациентов погибли, многие исчезли, и я даже не знаю, как их найти. Списков нет. А медсестры, у которых они могли бы быть, — в россии».
Случай Анастасии, когда наркозависимость стала причиной задержания оккупантами, не единичен. По информации Наталии, во временно оккупированном Бердянске «слили» список пациентов заместительной поддерживающей терапии.
«Я знаю, что там “наведываются” к пациентам ЗПТ, а некоторых уже задержали и отправили в 77-ю бердянскую колонию. Некоторые наши пациенты — в оккупированной Оленовке.
Когда мы с мужем в марте выезжали из Мариуполя и ночевали в Бердянске, слышали от местных, что оккупанты, не скрывая, говорили им, что “имеют идею умертвить геев и наркоманов. Очистить территорию от негодяев”. Мол, после этого люди заживут. Так они ищут внутренних врагов», — говорит Наталья.

Глава «Волны» Олег Дымарецкий также рассказывает, что пациенты ЗПТ на временно оккупированных территориях стали мишенями для российских военных.
Их преследуют, забирают телефоны и препараты заместительной терапии, берут под пристальное наблюдение, избивают. Часть людей насильно выгоняют на работу: копать траншеи, привлекают к тяжелому труду.
Региональные координаторы «Волны» особенно почувствовали на себе приход оккупационных властей в их города, говорит Дымарецкий:
«Алексей Квитковский, представитель Луганского региона, с семьей пересекал все границы под преследованиями, обстрелами.
Наш региональный представитель из Мелитополя, Александр, не буду называть его фамилию для его безопасности, был избит, его держали под дулом автомата, допрашивали, требовали, чтобы он сдал людей, которые получали услуги ЗПТ в городе. Его довели до такого состояния, что он должен был пешком с семьей выходить из Мелитополя».
«Для них — это просто раздача наркоты, за которую преследуют в уголовном порядке»
Сложившаяся сейчас ситуация напоминает ту, которая была в Донецкой и Луганской областях в 2014 году.
Когда россияне начали оккупировать восточные регионы, они тоже лишили пациентов заместительной терапии права на лечение.
«На оккупированных территориях наркозависимых не считают людьми. Они не имеют права, возможности лечиться. В Луганске и Донецке наркополитика такова, что за факт употребления можно получить годы заключения. Там уголовный кодекс на 90% скопирован с российского. О заместительной терапии не может быть и речи — для них это не лечение», — рассказывал hromadske правозащитник Андрей Яровой после того, как его освободили из плена в 2019-м.
Летом 2018 года Андрей ехал с гуманитарной миссией на оккупированную территорию, где его задержали с 38 таблетками бупренорфина. Тем самым лекарством, за которое отправили в плен жительницу Мариуполя Анастасию во время фильтрации.
Украинского правозащитника приговорили к 10,5 годам лишения свободы за контрабанду наркотиков.
«Мне не задавали вопросы о заместительной терапии. Следователь понимал, что я не представлял угрозу для их “государства”. Он мне говорил, что если бы я болел раком и получил лекарство — это одно дело. А заместительную терапию в их республике не признают. Для них это просто раздача наркоты, за которую преследуют в уголовном порядке», — рассказывал Андрей.

Охота на наркозависимых
Сейчас правозащитник возглавляет Национальную горячую линию по наркозависимости и заместительной поддерживающей терапии. С началом полномасштабной войны количество звонков, говорит он, увеличилось втрое. Андрей уверен, что тактика россиян на оккупированных территориях с 2014 года не изменилась. Они не воспринимают наркозависимых как хронически больных, которым необходимо лечение.
«В россии заместительная поддерживающая терапия находится в подчинении не отрасли здравоохранения, а — политики. Почему так, я не понимаю. Наркозависимость — это чисто медицинская проблема. Зависимому человеку необходимо лечение».
В россии для наркозависимых есть несколько вариантов: «перетерпеть» и просто прекратить употреблять наркотики (что фактически невозможно), лечь в наркологический диспансер на детоксикацию или попасть в тюрьму. Такого лечения, как заместительная поддерживающая терапия, признаваемая ВОЗ и применяемая в большинстве стран, в россии нет.
«Если принимать во внимание опыт 2014-15 годов, списки пациентов заместительной терапии — это вполне возможная практика, которую россияне могут использовать и сейчас. Как и тогда они будут закрывать сайты ЗПТ, а всех пациентов будут брать на карандаш».
Более того, россияне, оккупировавшие восточные регионы в 2014-м, воспринимали пациентов ЗПТ как преступников, на которых, кроме всего прочего, можно было повесить нераскрытые уголовные дела.
«Когда я был в плену, местные, которых задерживали, рассказывали, что они специально вырезали карманы из своей одежды.
Они делали это на тот случай, если их задержат, наденут наручники и постараются подложить что-то в карман, то оно просто выпадет.
Многие люди на оккупированных территориях попали в тюрьму из-за наркоупотребления, — говорит Яровой. – Пока новые временно оккупированные территории не освободят, с наркозависимыми людьми будет происходить то же самое. Я гарантирую это».
Андрей советует наркозависимым по возможности выезжать из захваченных россиянами городов и сел. Даже если человек потерял документы или уехал без них, врачи на местах проведут идентификацию через систему Helsi и помогут возобновить заместительную поддерживающую терапию.
«За это время еще ни одному человеку не отказали в лечении», — говорит Яровой.
- Поделиться: