Почему они не возвращаются

Сотни тысяч украинских беженцев сейчас в Польше. Недавно в этой стране в конце концов было принято решение о продолжении их международной защиты. За правительственный проект изменений в спецзакон о защите украинских беженцев 9 февраля проголосовали депутаты Сейма.

Защиту ограничили лишь четырьмя месяцами — до 30 июня 2024 года. В то же время другие страны Европейского Союза продлили срок пребывания беженцев из Украины до марта 2025-го — на год, в соответствии с рекомендациями Еврокомиссии.

В Польше сейчас идет дискуссия, что условия пребывания беженцев нужно изменить, а при этом пересмотреть объем льгот и социальных выплат. Такой пересмотр не состоится сейчас, но вполне возможен уже после 30 июня, когда истечет срок документа.

Среди беженцев немало тех, для кого даже имеющиеся скромные возможности в Польше — настоящее спасение. Мы пообщались с теми, кому некуда возвращаться в Украину. А также с теми, кто не возвращается из-за проблем со здоровьем, хоть и имеет дом в Украине на относительно безопасной территории, вдали от линии фронта.

«После инсульта я не могу работать»

Надежда Грицик с четырьмя детьми уехала в Польшу в начале войны. В Катовице их приютила польская семья по программе «40+», по которой полякам государство возмещает убежище для украинцев. Семья прожила так месяц, после чего владелица квартиры заставила беженцев покинуть квартиру.

«Я помню, как мы остались в парке, шел дождь, я звонила всем организациям, волонтерам, просила хоть какое-то жилье. Страшно было остаться с детьми на улице. Младшей дочери тогда исполнилось всего 2 года, она была испугана, плакала», — вспоминает Надежда.

К счастью, нашлась комната в общежитии, где разместили беженцев. Здесь семья (как и многие другие украинцы) живет до сих пор.

Женщина пыталась снять квартиру, но это для нее слишком дорого. Приблизительно через месяц после начала полномасштабного вторжения Надежда попала в больницу с инсультом, а сейчас каждые три месяца проходит лечение.

«Если раньше, в Украине, я много работала, в том числе на заводе, то сейчас — не могу, быстро устаю. Врачи запретили быть на холоде и тяжело работать. Могу иногда подработать немного на складе — поработать неделю, но это не постоянно», — рассказывает многодетная мама.

И добавляет, что для нее выплаты на детей в Польше — существенная помощь. Старшая дочь и два сына Надежды учатся в польской школе и продолжают онлайн-обучение в украинской. Младшая дочь ходит в сад. На каждого несовершеннолетнего ребенка украинским беженцам, равно как и гражданам Польши, государство ежемесячно платило 500 злотых, а должно платить даже 800. Это примерно 4700 и 7500 гривен соответственно.

Кроме средств на детей семья получает еще 130 злотых социальных выплат (около 1200 грн), а дети в школе питаются бесплатно. Надежда признает, что в случае отмены этих льгот для беженцев семья окажется в затруднительном положении — на сегодняшний день далеко идущих планов семья Грицик не имеет, по крайней мере, пока продолжается реабилитация Надежды после инсульта.

Почему они не возвращаются в Украину? Многодетная мама не скрывает, что остаться без ежемесячной финансовой поддержки более 2000 злотых (почти 19 тысяч гривен) было бы очень трудно.

Что будет с семьей, если Польша после 30 июня упразднит эти выплаты на украинских детей? Надежда ответа пока что не имеет.

«Ехали с оккупации неделю. Я упала на кровать в общежитии в Познани и поняла — дальше не поеду»

Лариса (имя изменено — ред.) решилась выезжать из родной Каховки, когда оккупация продолжалась уже более 7 месяцев. В городе Херсонской области до сих пор живут ее старенькая мама и сестра.

«Из окна моего дома когда-то был вид на набережную, реку. Не осталось ничего, потому что Днепр там пересох после подрыва Каховской ГЭС. Немногочисленных моих соседей, еще живущих в городе, оккупанты выгнали из дома, и сейчас из нашего дома они ведут огонь по украинским позициям», — рассказывает беженка.

В прифронтовом городке остались пожилые люди, которые не решаются выехать, потому что боятся не выдержать тяжелую дорогу. А еще — «любители русского мира». Одного из коллаборантов россияне назначили мэром Каховки. Лариса признается, что в начале оккупации россияне хотели произвести хорошее впечатление: в апреле 2022-го «даже клумбы посадили», но быстро прекратили изображать спасителей — перерыли эти клумбы окопами. Также россияне много мародерили, вывозили все из банков, магазинов, даже мебель из школ.

«Мы решили бежать из города, когда россияне объявили "референдум". Они ходили с автоматами по квартирам и потребовали голосовать. На тот момент имела единственную возможность уехать — через Крым, потом — в россию, оттуда — в Латвию, и наконец — в Польшу», — рассказывает украинка.

Она выезжала еще по украинскому паспорту. Сейчас это уже невозможно — россияне заставили даже ее больную маму взять российскую «корочку», иначе отказывали в инсулине.

Перевозчик требовал 400 долларов с каждого путника, но результат не гарантировал. Автобус госпожу Ларису проверяли на каждом блокпосте, а больше всего — на бывшей админгранице с Крымом.

«Что интересно, пропускной пункт на выезде в Крым россияне так и не убрали. Нас проверяли очень тщательно, а мужчин держали по 8–10 часов. Раздевали, искали наколки с трезубцем. Меня спросили, нет ли подруг в ВСУ».

В путь Лариса взяла всего несколько теплых вещей и пару белья. Не осмелилась везти даже документы на квартиру. Через несколько дней автобус довез до границы с Латвией. Там россияне намеренно держали большую очередь. Пускали по 10 человек раз в три часа. Люди ждали под открытым небом — в дождь и холод.

«Все путешествие по оккупации длилось неделю. Когда мы наконец-то доехали до Познани, я упала на кровать в общежитии и поняла, что дальше не поеду. Хотя с самого начала собиралась ехать к знакомой, которая жила уже несколько месяцев в Ирландии, в Дублине. У меня не было сил ехать дальше. Еще боялась, может, вдруг меня там не примут как беженку, куда я тогда денусь?» — вспоминает беженец из оккупированной Каховки.

В Познани Лариса нашла работу на складе — раньше в Каховке она работала менеджером по продажам. Так и живет в комнате в хостеле, куда попала еще в первый день приезда в Польшу. Мечтает вернуться в Украину, но пока ее родной город в оккупации, возвращаться ей некуда.

«Не знаю, о чем мечтать, наш город в оккупации. Страшно, если все останется как сейчас».

Никаких выплат женщина не получает — до сих пор живет за счет того, что сама заработала раньше.

«Трудно начинать жизнь в 80 лет, еще и в другой стране»

Людмиле Тимофеевой 77 лет, ее мужу — 82. Они из Мариуполя. Оба уже в Польше перенесли по несколько операций. У мужчины была онкология: зимой 2022-го он как раз имел операцию на суставах, после нее было тяжело двигаться.

«Наш 9-этажный дом на окраине Мариуполя бомбили с первого дня. 10 дней мы просидели в подвале, двери и окна в квартире выбило, на улице мороз -15 градусов. Во двор выходили только вскипятить воду. Когда обстрелы усилились, украинские солдаты помогли эвакуироваться в больницу. С собой успели взять только документы и баночку консервов».

В больнице не было ни хлеба, ни воды. Спали на цементном полу. Несколько картофелей Людмилы с мужем, их дочь и 60-летний зять растянули на четверо суток. В больнице было огромное количество раненых — прооперированных перевозили в подвал, а в аптеку рядом составляли тела погибших.

Для мужчины Людмилы удалось достать инвалидную коляску. Несколько суток ждали эвакуационных автобусов, потом еще несколько — добирались на подконтрольную Украине территорию — из Мариуполя в Запорожье. «Как только автобус пересек последний российский блокпост, мы все так закричали: “Ура! Доехали!”».

Людмила рассказывает, что мужчину удалось эвакуировать чудом, ведь он почти не ходил. Уже в Запорожье попал в реанимацию с пневмонией, обострилась и онкология.

«Нас поселили в детский сад. Я впервые за месяц помылась в душе. До сих пор рыдаю, как захожу в душ — слава Богу, что имею человеческие условия жизни», — признается Людмила.

Сейчас супруги живут в польской семье по той же программе «40+», что и Надежда. В Польше получают по 215 злотых (чуть больше 2000 гривен в эквиваленте) ежемесячной социальной помощи по возрасту. Родных в Украине, на неоккупированных территориях, нет. Что будет делать семья, если Польша отменит выплаты и бессрочную программу «40+» для пенсионеров?

«Я не знаю, что мы будем делать. В Мариуполе уничтожен наш дом на Куприна, 33. Уничтожена наша жизнь. Мы всю жизнь работали, теперь на старости лет остались налегке».

Что дальше? Пока никто из них не знает, как жить — ни украинское государство, ни польское не дают ответа даже тем, кто наиболее уязвим. Будем надеяться, что их относительно стабильная жизнь в Польше не изменится по крайней мере еще в течение 4 месяцев — до 30 июня 2024-го.

Материал подготовлен с помощью MediaPort Warsaw, хаба для украинских журналистов в Польше и при поддержке международной инициативы Media Lifeline Ukraine.