Пьяные россияне и сон на столах. Воспоминания об оккупации и освобождении Чернобыльской АЭС
В начале апреля 2022 полсотни работников Чернобыльской атомной электростанции собрались у ее входа, чтобы поднять украинский флаг. Его сняли российские военные на второй день полномасштабного вторжения сразу после оккупации станции.
Часть работников, вышедших на ночную смену 23 февраля, вместо 12 часов продолжили выполнять свою работу под дулами автоматов все 36 дней оккупации. За то, что они не допустили повторения событий 1986 года, в годовщину памяти о трагедии на Чернобыльской АЭС президент наградил их орденами «За мужество».
Александр Черепанов был одним из сотрудников, переживших оккупацию Чернобыльской АЭС. В интервью hromadske он рассказал об оккупации станции, риске техногенной катастрофы, страхах и том, как чувствует себя через год после тех событий.
Не думал, что россия нападет
Александр более 18 лет работает в цехе, где перерабатывают жидкие радиоактивные отходы. Их цементируют, упаковывают в бочки и отправляют на захоронение. Он родом с Урала. Его родители приехали в Украину во время ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
В начале 2022 года на новости о возможном вторжении Александр реагировал как большинство украинцев: прислушался, но в нападение россии не верил.
«Допускал, что будет что-то на Донбассе. Но что россияне пойдут дальше, даже не думал», — говорит мужчина.
В феврале слышал в новостях, что российские военные проводят учения в Беларуси. Через эту страну работники ЧАЭС ездили на электричке из Славутича на работу. Однако заметных изменений в деятельность станции эти слухи не принесли. По словам Александра, карантин на его работу повлиял больше.
Мы поняли: нас никто не сменит
Ночная смена Александра Черепанова началась в восемь вечера 23 февраля и должна была продлиться 12 часов. Но на следующий день он позвонил по телефону родным, что домой не приедет.
«После пяти утра по радио сообщили, что на территорию Украины вошли российские войска. Начальник смены сказал, что предприятие переходит на аварийный режим. Это означало более жесткий контроль и постоянные обходы. Мы поняли, что нас никто не сменит — электричка из Славутича не выехала».
С семи утра начальник смены приказал персоналу спуститься в бомбоубежище. Руководители и старшие мастера остались — часть оборудования нельзя было оставлять без присмотра.
«В душе каждого из нас была какая-то паника. Не понимали, что с нами будет. россияне ходили тут как дома. А мы выполняли свои обязанности. Затем в бомбоубежище спустился один из охранявших объект нацгвардейцев: “Станция переходит под контроль россии. Мы складываем оружие, потому что нам некуда деваться”».
Перед зданием администрации под дулами танков и БТРов шли переговоры между россиянами и руководством станции.
«После них начальник смены сказал, что мы выполняем только его команды. То есть, подчинялись Украине».
В цехе, где работает Александр, их было шестеро.
«Спустя некоторое время мы прекратили переработку радиоактивных отходов. Склады были заполнены. Вывозить не могли. Контролировали состояние оборудования, отходов в баках».
Больше всего хотелось хлеба
На ночь мы размещались кто где. Одни в санпропускнике, где работники переодевались и оставляли вещи. Другие клали доски на стулья. Кому-то приходилось устраиваться на столах.
Спали по 3-4 часа. Александру иногда снилось, что он идет по территории станции с коллегами, а россиян нет — исчезли.
В столовую ходили раз или два раза в день. На ужин идти по темной улице редко кто-то решался. Потому что у оккупантов было оружие и они часто пьянствовали. Через четыре дня закончились хлеб и молочные продукты. Но были овощи, фрукты и мясо. Порции становились меньше — нужно было экономить. Больше всего хотелось хлеба.
«Без него не наедались. Потом была ротация части работников станции, во время которой привезли дрожжи. Девушки в столовой напекли булочек. Это было вкуснее всего», — впервые за время разговора Александр улыбается.
За более чем месяц он похудел на 8 килограммов. Говорит, при его 110 кг это было даже хорошо.
«Что чувствовалось, это усталость моральная», — признается.
По словам Александра, каждый день походил на предыдущий. Люди начали теряться во времени. С коллегами разговаривали, придумывали сценарии, как выбраться со станции и убежать по лесам. Слушали новости — по радио постоянно шел марафон. Так прошел месяц.
Слышал голос младших, и становилось тяжело
Александр понимал, что оккупанты способны взорвать станцию. Но боялся другого, чтобы с родными ничего не случилось.
«На мыслях о смерти я не концентрировался. Что это изменит? Надо делать свою работу и все», — объясняет.
Звонил родным с мобильного. Так, чтобы оккупанты не видели.
«А потом пропала мобильная связь. Мы звонили по телефону со стационарных на стационарные. У кого из родных дома не было — приходили в офис ЧАЭС в Славутиче».
Иногда на эти телефонные звонки жена брала детей. Их у супругов четверо — 17, 15, 13 и 8 лет.
«Я слышал голос младших, и становилось тяжело. Дети спрашивали: “Папа, когда ты вернешься?” А я не знал, что ответить».
20 марта, когда произошла ротация части работников станции, Александр не уехал. Посоветовался с женой, она была за то, чтобы он оставался на станции.
«В городе ситуация была еще хуже, чем на станции. Спали мы, конечно, на прикроватных тумбочках и столах. Но крыша, еда, горячая вода были. А в Славутиче продукты заканчивались, летали ракеты, в домах было холодно. Семья могла уехать за границу. Но жена говорила, что без меня они с детьми никуда не поедут», — рассказывает мужчина.
Все подразделения россиян что-то тащили
Александр Черепанов рассказывает, что российские военные могли проверить документы у работников ЧАЭС, но не трогали их.
«Была договоренность с российским военным руководством, что они в работу не вмешиваются и нас не трогают. Предприятие критическое может произойти все что угодно, поэтому персонал должен свободно перемещаться по рабочим местам», — объясняет мужчина.
Александр видел, как россияне мародерили.
«Затаскивали в БТРы все подряд: переноски, болгарки, старые обогреватели. Забивали барахлом машины. Но они же тупые: электрочайник украли, а подставку к нему оставили. Здесь брянский ОМОН был, буряты, росгвардия, спецподразделение по охране, регулярная армия. Все входящие подразделения что-то тянули».
Александр говорит, работники переживали, что оккупанты натворят беды.
«Приехали ведь не специалисты. В начале у них даже дозиметров не было. Нам поступала информация, чтобы мы были осторожны, потому что могли наставить мин. Когда исчезло напряжение на генераторах, тоже была вероятность аварии на хранилище, потому что не подавалась вода для охлаждения».
Чтобы оккупанты меньше вмешивались в работу станции, работники их пугали и запутывали. Иногда подтрунивали.
«Мы с руководителем проходим мимо россиян. Он говорит, чтобы те слышали: Ты таблетки выпил? — “Выпил, а ты?” — “Нет, ты же мои забрал». — “Ну ты же старый, а я еще хочу иметь детей”. Было любопытно видеть их выпученные глаза. Но было несколько ФСБшников. Мы их тоже пытались испугать радиацией. Они говорят: “Вы лапшу нам не вешайте, мы все это знаем”», — продолжает Черепанов.
По дороге в столовую видели сломанную дверь
Александр говорит, что из того периода не забудет три вещи: день захвата ЧАЭС, момент поднятия флага над станцией и день, когда он вернулся домой.
«Мы готовились ко второй ротации. Ходили разговоры, что сменят всех работников, никто не остается. Уже было известно, что из Гостомеля россиян отбросили. Но мы не понимали, что будет на ЧАЭС, когда закончатся боевые действия.
31 марта утром начальник смены сообщил, что нацгвардейцы уезжают. Нам запретили уходить с рабочих мест. А потом стало известно, что и россияне уезжают. В 15 часов нас отпустили на обед. Их уже не было.
Мы — более 50 человек — остались одни. Территория голая. Спрашиваем друг друга: “И что теперь делать?” — вспоминает растерянность работников Александр.
Потом была зачистка, вошли Вооруженные силы Украины.
Украинский флаг, снятый россиянами на второй день оккупации, один из работников увез домой во время ротации. Надо было найти другой. Начальник смены попросил поискать везде. Нашли пять. Один из них 2 апреля был торжественно поднят под украинский гимн.
«Было чувство гордости. И что вот-вот будем дома», — описывает Черепанов свои эмоции.
Всех работников самой долгой смены наградили орденами «За мужество». Черепанов вместе с другими работниками смены вернулся домой 9 апреля.
Десятидневная вахта на станции
О своем возвращении домой Александр сказал только жене. Она встретила его на площади Славутича. Родителям позвонил по телефону. На слова «Да, Галя» ответил: «Мама, это я».
Дети знали, что к ним в тот день придут гости. Кто именно — мама не признавалась. Просила только приготовиться. Когда Александр вошел в квартиру, дети повисли на нем.
«В такие моменты невольно выступают слезы», — радостно вспоминает Александр.
Говорит, в тот день он ел вкуснейшие домашние блюда — пиццу и суп.
Александр Черепанов рассказывает, что сейчас график работы стал тяжелее. До большой войны смена продолжалась 12 часов, дорога на работу, которая пролегала через территорию Беларуси, на электричке — 45 минут. Теперь перешли на вахтенный режим. Так, станция работала около двух лет после аварии 1986-го.
«Теперь работаем по 10 дней. Четверо суток дневная смена, четверо — ночная. Два дня уходит на дорогу. Потом столько же отдыхаем», — рассказывает Александр.
Его жена тоже работает на ЧАЭС. Ездят на работу поочередно.
«Я приезжаю домой, а она назавтра уезжает. Практически не видимся. И дети тоже нас не видят подолгу», — говорит Черепанов.
Признается, что после оккупации по-другому стал смотреть на жизнь.
«Начал еще больше ценить семью и жену. Стараемся проводить время вместе. Поняли, что не надо жизнь откладывать на потом».
Александр верит в победу Украины.
«Мы научились стрелять даже из палки, руками забирать танки. Нас могли уничтожить, но не сломить. Страну восстановим. А труднее всего будет вытеснить гниль, которая переобулась и осталась здесь».
- Поделиться: