«С 15-го года воюю против Украины». Репортаж из единственного лагеря для российских военнопленных
Перед поездкой в лагерь, где содержат российских пленных, я спросила Михаила Вершинина с позывным Кот, который был главой патрульной полиции Мариуполя и прошел через российский плен, как сдержать агрессию в отношении россиян, с которыми придется общаться.
«Именно в тот момент, когда вам захочется ему нагрубить, он начнет вами управлять. Помните об этом и не позвольте ему одержать над вами верх», — посоветовал Кот.
Это руководство Михаила помогло мне быть корректной, когда сжимались кулаки.
В лагерь я добиралась вместе с иностранными коллегами.
«Очевидно, что пленные будут нам врать. А мы станем распространять их ложь в своих материалах, и благодаря нам она обретет видимость правды. Как это предотвратить?» — жаловалась немецкая журналистка Андреа.
А я подумала, что украинцам проще фильтровать российскую ложь, потому что мы видели поступки оккупантов — убийства, грабежи, изнасилования.
Условие беседы с пленным таково: журналист может задавать вопросы только тому, кто соглашается на разговор. Отвечать или нет — решает пленный.
С моими коллегами (британскими, немецкими, саудовскими журналистами) российские пленные говорили живо. Мои же вопросы воспринимали иначе: угрюмо или с дерзкой улыбкой.
«россияне защищать приехали»
38-летний Дмитрий Чеботарев работал в Липецке водителем. В ноябре 2022-го подписал контракт и уехал воевать. А в августе этого года попал в плен под Роботино в Запорожской области. Во дворе лагеря он готовит доски для ремонта кровли.
«Нам там говорили, что здесь плохие люди, я с плохими людьми приехал сражаться. Приказ дали — и я приехал. Все наверху решается, я обычный рядовой», — объясняет, как оказался в Украине.
«Встретили нациста хоть одного?»
«Я об этом не хочу думать».
* * *
24-летний Роман Пономарев из Тюменской области. Год воевал в Херсонской и Луганской областях. Говорит, что его взяли в плен раненым в августе под Кременной.
«Штурм был, "азовцы" наступали, там было без вариантов».
Спрашиваю, не били ли его в лагере, не унижали ли, не отказывали ли в медицинской помощи, то есть не нарушали ли в отношении него положений Женевской конвенции, текст которой на русском языке есть на стене помещения, где ныне содержат Романа.
Отвечает, что не избивали, не унижали, пищи не лишали, а перевязку раненой ноги делают каждый день и дают антибиотики.
«Так чем украинцы плохи?» — спрашиваю.
В ответ он насмешливо кривит губы.
«Я контракт подписал, чтобы деньги заработать, но не думал, что такое начнется, очень жестокая война. "200-е", "300-е" постоянно, крови много».
«Вы думали, что по вам не будут стрелять в ответ?»
Молчит.
«А чему вы сейчас больше радуетесь: тому, что живы, или тому, что больше не нужно убивать?»
«Тому, что жив», — отчеканивает мне и снова кривит губы.
* * *
Сергею, который не захотел назвать свою фамилию, 51 год. Он лечится в лагерном госпитале — имеет раздробленный тазобедренный сустав. Кстати, лагерному медицинскому обслуживанию завидуют даже жители общины, на территории которой находится учреждение. У пленных есть свой дантист, они могут пройти УЗИ и «просветиться» на цифровом рентген-аппарате и т.д.
Сергей лежит на кровати, читает повесть Арсеньева «Дерсу Узала». Я эту книгу любила в детстве, и именно она привлекла мое внимание.
Сергей с Крайнего Севера. Говорит, что зарабатывать деньги на войне в Украине он приехал в декабре 2022 года. А в плен его взяли на Донецком направлении в июле 2023-го — он просто рыл окопы и ничего плохого не делал.
«Ну гонит, ну оборзел», — откровенно хохочут из рассказов Сергея пленные на соседних кроватях.
А Сергей (Сергей ли?) невозмутимо продолжает: «Я думал, что ну танки будут, пехота — а тут дроны! А от дрона попробуй убежать!»
* * *
У 39-летнего Евгения Клишина, жителя Ставрополя, высшее юридическое образование, хотя работал охранником. Его мобилизовали в октябре прошлого года. Ушел в армию, потому что за уклонение от службы грозило 8 лет. По его словам, не было выбора.
«Я на блок-посте стоял, документы проверял на Запорожском направлении. Нас не должны были бросать под Роботино, нас ошибочно бросили. Нам еду и воду не подвозили. Мы пять дней ничего не ели. 5 сентября пошли втроем воду искать, и нас украинцы взяли в плен. Украина мне ничего плохого не сделала, и я ей ничего плохого не сделал. У нас задача была просто стоять на позициях».
«Что вы думаете о причинах этой войны? Ради чего вы, по вашим словам, чуть ли не неделю голодные в окопе сидели?» — спрашиваю Евгения.
«Война — это неправильно. Проблемы нужно обсуждать».
«А какие между Украиной и россией проблемы?»
«Не знаю. Но очень много невинных людей с обеих сторон гибнет».
«А кто же виноват?»
«Не знаю. Когда "СВО" началась, я ужаснулся, понял, что россию втянут в войну».
«А кто же это россию втягивал в войну?»
«Не знаю».
По словам Евгения, его родные не знают, что он в плену. Как обменяют, планирует придумать что-нибудь, чтобы избежать повторной мобилизации.
Теперь он говорит, что после пролитой крови россияне и украинцы уже не один народ, что война и плен — это ужас. И даже что ему теперь очевидно: россии не стоило приходить на чужую территорию и использовать своих людей как пушечное мясо, потому что успехов нет.
«А если бы были успехи, то стоило бы?» — спрашиваю.
«Я хочу домой».
* * *
28-летний Семен Андреев — эвенк по национальности, приехал из Якутии. Фотографироваться категорически отказался. Семен уверяет, что россияне не обстреливают мирных украинцев, потому что приехали защищать их. И не надо клеветать на российских солдат. «Защищал» он недолго, повоевал всего несколько месяцев после подписания контракта. В августе 2023 года под Клищиевкой (Донецкая область — ред.) попал в плен.
«Где Якутия — зачем вы оттуда приехали в Украину?»
«Не знаю. Бухой был, наверное. Не думал, что в плен попаду. Но меня должны обменять».
«И снова пойдете на фронт?»
«Нет, в лес сбегу, лес большой».
Мы разговариваем с Семеном в самом конце крупного производственного цеха, в котором работает сотня, а может, и полторы сотни пленных. Коллеги-журналисты тоже берут здесь интервью. Работники лагеря неслышно ступают между пленными и съемочными группами.
Я стою спиной к цеху и вдруг чувствую, что что-то изменилось, в самом воздухе появилось что-то тяжелое, удручающее. Оглядываюсь назад: замечаю далеко, у самой двери, одного охранника с резиновой дубинкой; в цеху, кроме меня, ни одного журналиста и тех из лагерных служащих, которые сопровождали нас.
Искусственно оживленное их присутствием настроение пленных снова стало мрачно-давким. Мне нужно пройти цех из конца в конец сквозь мрачность синих роб. Она такая густая, что реально чувствую нехватку воздуха.
Церковь, комната для намаза и спасатели душ
Когда-то в этом учреждении на западе Украины содержались преступники, совершившие нетяжкие правонарушения. Теперь здесь россияне.
Всем здесь выдают лагерную одежду: робу, носки, нижнее белье, резиновые шлепанцы для душа, зимние и летние ботинки и т. д. А также — постель, туалетную бумагу, средства гигиены.
Пленные еженедельно посещают баню, поэтому еженедельно им сменяют белье. Благодаря генератору горячая вода есть при любых обстоятельствах.
Новоприбывшие обязательно проходят через комнату фельдшера, который фиксирует их травмы и ранения. По прибытии — двухнедельный карантин; когда он заканчивается, пленные, не нуждающиеся в госпитале, начинают работать.
Видели в магазинах плетеные кресла и другую мебель? Часть из них производят российские пленные. И сувенирные пакеты с наивно-романтической надписью: «Привет из…».
А еще пленных привлекают к ремонтам — в день приезда журналистов, например, они рихтовали крышу какого-то здания, тщательно обрабатывая доски раствором против гниения.
В воскресенье в лагере — выходной. На территории есть греко-католическая церковь, где еженедельно проходят службы. Пленные ходят на них, особенно на большие религиозные праздники.
Для мусульман обустроили комнату, где можно совершить намаз, — с ритуальными ковриками и окном на восток, как того требует ислам. Периодически к ним приезжает имам. В целом пленных посещают представители различных религиозных общин, предлагая помощь в спасении души.
Звонки домой
Никите Седову 20 лет. Он из Урала. Попал в плен в августе под Роботино. Никита не знает, что российское командование уже сообщило его матери о его плене, поэтому очень переживает, как с ней говорить, когда работник колонии набирает ее номер.
Но, очевидно, маме не только сообщили, но и дали соответствующие инструкции: женщина спрашивает только о еде и здоровье, уверяет, что ждет и любит. Сын просит, чтобы она обратилась в военкомат и ускорила процесс обмена, говорит, что будет звонить по телефону раз в месяц.
Телефонные разговоры с семьей проходят в специальной комнате. Работник лагеря набирает номер, указанный пленным. Предварительно пленный под запись называет в телефонную трубку свою фамилию, кому звонит по телефону. Чтобы никто не мог сказать о «подмене».
Едят, как бойцы ВСУ
Все жилые помещения лагеря одинаковы. Строго в ряд — тщательно застеленные кровати. На некоторых тумбочках лежат иконы, коробки с шашками и книги на русском из лагерной библиотеки. Женевская конвенция требует, чтобы язык книг был понятен пленным. Читают в свободное время преимущественно пленные старшего возраста. Молодежь бежит на спортплощадку, где можно заниматься гимнастикой и играть в футбол.
Туалеты, душевые, умывальники — просто больничной чистоты. В кухне с холодильником можно приготовить чай, кофе и хранить купленные в лагерном магазине или полученные из дома продукты. Никто из пленных, с которыми я разговаривала, не жаловался на еду. Согласно Женевской конвенции, военнопленных следует кормить, как бойцов собственной армии. Поэтому по рациону и калорийности пища лагерников не уступает пище ВСУ.
Питание — трехразовое. Мясо, рыба, овощи — каждый день. Мы, журналисты, обедали в лагерной столовой вместе с пленными. На первое — борщ, по количеству картофеля, свеклы и моркови в нем — вполне домашний. На второе — кукурузная каша, которая прямо плавает в масле, котлета, салат из капусты.
23-летний Владимир из Оренбурга (3 месяца в плену) и 33-летний Андрей из Перми (4 месяца плена), которые раздавали еду, рассказали мне, что в лагере есть огород, на котором пленные выращивают зелень, картофель, лук, свеклу, морковь, баклажаны. Еду готовят собственноручно, даже наловчились выпекать хлеб.
За столами в столовой сидят по четверо. Поели, сложили посуду на поднос. За командой сотрудника лагеря встают, руки за спину. Один из четырех тихонько говорит: «Три-четыре», — и на этот счет они четко и громко скандируют по-украински: «Дякуємо за обід!»
«Пусть хоть за еду, а поблагодарят», — объясняет мне этот «воспитательный момент» один из сотрудников.
Бандера все видит
Ненавязчивых воспитательных моментов в лагере много. Например, высаженный бархатцами трезубец и стела со стихом Шевченко «Злоначинающих останови». Каждое утро звучит гимн Украины.
Несколько раз в день, в частности во время построения, пленные оказываются на аллее между двумя стенами. На одной стене вдоль аллеи висят портреты украинских гетманов. А на второй стене — стенды, рассказывающие новейшую историю Украины. Среди них — стенд об участниках освободительного движения. Здесь Петлюра, Чучупак, Коновалец, Шухевич и Бандера.
«Украина первая на нас напала»
В тюремной пекарне из-за тепла печи и запаха теста даже уютно. 29-летний Максим следит, как просеивается мука для выпекания хлеба.
«Я воевал, — говорит, — чтобы мой дом на Донбассе украинцы не разрушили. Я не по соотечественникам, я по врагу стрелял. Украина первая на нас напала. На Донбассе с 2014 снаряды летают. Я оборонялся».
* * *
Дмитрию из оккупированной Горловки в октябре исполняется 50 лет. В плену он уже 9 месяцев.
«Я год провоевал и никого не убил. Намеренно не стрелял, потому что у меня сын 22-летний от первого брака в Днепре. Может, тоже на фронте — как я мог стрелять? Я просто с оружием сидел в окопе, когда меня украинцы взяли в плен. Я никаких законов не нарушил».
Он мечтает, что его вот-вот обменяют и он вернется в Горловку.
«Украина в любом случае проигрывает войну. Вообще Украина без россии не сможет существовать. И что такое Украина? Я в 14-м году проснулся, а Украины уже нет».
По словам Дмитрия, война закончится тогда, когда кончатся деньги у обеих стран и президенты договорятся между собой.
«Это же политика, простые люди повлиять на нее не могут. Но после войны Украина будет очень злой. На кого телевизор скажет, на того она и будет злиться. На той стороне то же самое будет. Такая политика».
* * *
42-летний Руслан из Донецка артистически играет интонациями и паузами, апеллируя ко мне и своим двум товарищам, с которыми вместе работает в цехе. Товарищи с ним совершенно согласны и постоянно бросают свое «во-во, точно».
«В 14-м году моя дорогая родина Украина пошла усмирять нас танками, потому что Донбасс не хотел ни НАТО, ни Европу. Донбасс работал, а Украина на Майдане скакала. И незаконно Януковича свергла. Мы хотели автономии, как в Крыму, а нас назвали террористами. Украина первой стала нас убивать. Мы вынуждены были брать оружие из музеев, из отделений милиции, чтобы защититься. Я лично с 15-го года воюю против Украины».
Руслан уверен, что россия давно могла бы разбомбить всю Украину. Но не делает этого, потому что не бомбит мирных людей. А Мариуполь, по его мнению, уничтожили «азовцы». Мужчина уверен, что все проблемы во власти, которая тянет страну в НАТО и ЕС.
Слушаю этих мужчин из оккупированного Донбасса и понимаю: российская пропаганда все же дает свои результаты.
Мы не такие, как они
Ожидая транспорта до железнодорожной станции, я прошлась по селу. Хотелось поговорить с местными о лагере и российских пленных.
«Что я о них думаю? Ничего хорошего. Убивали наших детей, беременных женщин. Не верю, что они не знали, куда идут, не верю, что не стреляли. Им не место в Украине, нужно их как можно быстрее менять на наших», — говорит 73-летняя Мария Степановна.
Ее соседка, 63-летняя Ирина, добавляет: «Мой сын контузию на фронте получил сейчас в терробороне. Я очень зла на тех (кивает в сторону лагеря — ред.). У нас рассказывают, что они плачут от радости, когда их домой возвращают. Плачут, а потом снова идут против нас. Были здесь такие, что по два раза в плену сидели. Вот смотрите, пластиковые окна им поставили, чтобы случайно не замерзли. Наверное, дома такого не имели, как здесь. Живут за наш счет. Их хорошо кормят, не то что наших бедных парней в плену. Но кормить их надо, потому что мы не такие, как они. Кормить и обменивать на наших».
- Поделиться: