С чего начинается Африка? Для меня — с долгого, медленного и другого Египта

Перед тем, как отправиться из Каира на юг, я решила месяц посвятить настройке на «режим странствий». После безумных месяцев сборов и эмоционального истощения я не представляла для себя возможным сразу рвануть в путешествие. Итак, несколько недель в Египте.
Эту страну я полюбила с первого визита в 2012 году. Тогда еще не утихли столкновения, и кое-где горели огни революции. «Арабская весна» 2011 года прокатилась по странам Ближнего Востока и не обошла Северную Африку, где ее центром стала площадь Тахрир в столице одной из крупнейших стран континента. Последствия революции Египет переживает до сих пор. Поэтому я познакомилась с Египтом именно тогда, когда дымовые завесы закрыли его от мира так, что туристическая экономика, доходами от которой жили миллионы людей, просто рухнула.
Это страна, землю, солнце, воды и людей которой мне почему-то захотелось узнать получше. Мне показалось, что там точно есть что-то давно и глубоко сокрытое, как мумии в гробницах. И это породило желание найти общий язык с теми, кто населяет страну сегодня — быть не в роли туриста, которому показывают и предлагают что-то украшенное, ассимилированое под тебя вместо правдивой реальности. Так я сразу начала учить арабский, и это сработало просто удивительно.
Первое мое «Салам уалейкум, йабеша» (Добрый день, друг!) переключает лицемерный тон общения с «ю а бьютифул, купи вот этот ковер за 100500 денег» на искреннее удивление и уважение: «Велкам ту Иджипт, май френд» — и дальнейший диалог, нормальные местные цены и приглашение на чай.
В Египте работают правила ощущений, здесь тебя тестируют на доверие, на устойчивость и реакцию. Это зачастую установленные правила игры, как, например, эти вечные торги на рынках. Можно по европейской привычке взять и сразу заплатить объявленную стоимость товара, но если принять ее как призыв к игре, то можно не только снизить цену в несколько раз, но и пройти тест, перейти на другой уровень взаимоотношений. Чтобы увидеть то, что не на поверхности, а глубже.
И сразу становится видно, что люди здесь вопреки чрезмерной общительности и улыбчивости при первом контакте — глубоко несчастны и закрыты. Настоящая жизнь египтян протекает в их домах, семьях и в их сердцах, полных тоски — от бедуинов Синая, покрытого марсианскими колючими горами и окруженного красивым рифом, до пустынного мистического оазиса Сива. Мне посчастливилось попасть в места, где можно увидеть уникальные этнические различия людей, узнать об их секретах и наблюдать на фоне впечатляющее разнообразие природы.
На Синайском полуострове, где когда годами ходил Моисей и где до сих пор живут бедуины, находится удивительная столица альтернативного Египта — Дахаб. Слава Богу (Аллаху, конечно), на Синае есть Шарм-эль-Шейх, который фильтрует толпы туристов, едущих погреться под египетским солнышком, и до Дахаба доезжают лишь те, кто готов нырнуть поглубже. От дайверов, виндсерферов и йогов до европейских диджитал-номадов, приезжающих сюда со своими семьями и ноутбуками, арендующих жилье у местных кочевников и пережидающих наши зимние холода.
Все прелести этой бедуинской деревни раскрывать не буду, в моем путешествии это место уже не в первый раз дало мне верное направление мыслей, от прохладной воды замерло на миг дыхание, чтобы чище видеть и чувствовать, куда двигаться, а ветер слегка подул в спину.


Когда я уехала из синайского хиппи-оазиса, Египет повсюду преследовал меня ощущением гендерной несвободы и постоянного контроля своих движений, слов, одежды. Что угодно привычное для меня дома может вызвать тут если не негодующие взгляды женщин, то липкое внимание мужчин. Но я привыкла уважать традиции и всегда прикрываю колени и плечи в местах, где только живут только местные.
То, что поразило меня больше всего, произошло на другом конце страны — в оазисе Сива, в западной Сахаре на границе с Ливией. Здесь живут особые жители Египта — сиванцы. Это представители почти десяти разных племен, которые тысячелетиями населяли оазис, проходя мимо и останавливались, чтобы напоить верблюдов, а затем — выращивать сады и огороды.
Когда-то они построили из пальмовых каркасов и глины крепость, где жили и оборонялись. Несколько столетий назад в пустыне внезапно пошел дождь, который не прекращался несколько дней, стены города растаяли под его струями, как сахарные. Знал ли об этом оракул Амона-Ра, когда пророчествовал именно в Сиве, или историю изменили упрямые чужеземцы, которые всегда пытались покорить райский остров в пустыне?
К Сиве всего лишь 30 лет назад провели асфальтированную дорогу. Поэтому попав сюда, начинаешь чувствовать, что тебя окружают не только сотни километров пустыни, но и очень тесное изолированное сообщество людей, преследующих тебя исподтишка осторожными и заинтересованными взглядами. Но на улицах Сивы сразу заметно неожиданно прохладное поведение мужчин и таинственное отсутствие женщин. Они появляются здесь редко в виде темных теней, проносятся от переулка до двора, лишь изредка выходя к соседке и за хлебом.


Женщины в Сиве не пользуются словом «счастье». Когда спрашиваешь, счастливы ли они, Сальма говорит, что здесь нельзя быть счастливой — только довольной. Но это означает не то чувство удовольствия, которое мы обычно вкладываем в это слово. Это когда удовлетворены потребности: дом, еда, лекарства (самим женщинам в аптеку ходить нельзя, а больница в 300 километрах), одежда для детей, черная одежда для женщины на выход и несколько домашних нарядов... Трудно представить какие-то еще вещи, которые должны быть «обеспечены». Но очевидно, что слово «счастье» в местном словаре отсутствует.
Ислам пришел сюда чуть позже, чем в другие египетские и североафриканские края. Но приняли его здесь строже, чем где-либо. Слишком строго. Теперь всем здесь заправляют мужчины. Только они работают, решают, на ком жениться и сколько жен иметь. Также издавна мужчины здесь имеют однополые отношения, работая на финиковых фермах месяцами и оставляя жен на хозяйстве. Это все неочевидные, но осязаемые вещи, которые делают среду в оазисе действительно другой и по-особому закрытой.
Допытаться, почему так произошло, что и кто за этим стоит, очень сложно. Я приехала сюда во второй раз и за две недели перезнакомилась со всякими местными лидерами мнений или просто обычными сиванцами, которые могли разговаривать со мной на английском. Каждый разговор — или с руководителем туринфоцентра, или с официантом в ресторане, или с пустынным гидом — сводился к теме историко-культурного наследия, или вовсе упирался в тупик, когда речь заходила о женщинах, мужчинах, их взаимоотношениях и исламе. Даже в гугле и википедии статьи о Сиве очень краткие с повторением общих фактов и лишь на нескольких языках.
Среди тех, с кем я там познакомилась, была только одна женщина — Сальма. Она пришла на разговор в никабе, поэтому я видела только ее глаза и слышала голос. Молодая, образованная, мудрая, добрая и откровенная, насколько это возможно.
Она рассказала, что женщины в Сиве не имеют возможности получить образование: «Не всем девушкам разрешают даже ходить в школу после того, как они становятся женами. Ведь тогда для них начинается новый этап — в 13-14 лет они выходят замуж. Жену брату обычно выбирает сестра. Тот приходит на встречу, задает несколько вопросов и решает, женится он или нет. Мне повезло, потому что мой папа дал мне свободу выбирать и возможность учиться в Александрии. Но он умер, и теперь вся моя семья не поддерживает меня, потому что я работаю и хочу, чтобы другие женщины тоже имели больше возможностей».

После разговора я еду в центр «женских ремесел» за городом, где в темном длинном коридоре нахожу открытую дверь, за которой несколько женщин сидят и вышивают, а еще две чеканят картины на металле. До того, как появляется камера, все с открытыми лицами. Несколько смущенных взглядов, и «главная» говорит: «Хватит, пошли покажу музей».
Зал, запертый на ключ, представляет историю женской одежды и украшений. На манекенах яркие, расшитые бисером и цветными орнаментами открытые платья и медные украшения на волосы и лоб. Рядом стоит женщина, одетая в темный никаб, и единственное, что осталось от сиванки — это целенаправленный требовательный взгляд и большая традиционная синяя шаль, которая накрывает ее голову третьим слоем, скрывая ее истории и истинные устремления.
Знают ли сиванские женщины свою историю? Что когда-то все было иначе и они вольны были выбирать себе досуг, занятие, мужчину и одежду. Спрашиваю у Сальмы, которая пригласила меня домой на обед и позволила одним глазом взглянуть на их современную женскую жизнь. Женщины, дети, кухня, яркие наряды и очень красивые черты лица — все это спрятано за дверью дома. Она от этого вопроса нервно щурится и говорит слова, прогремевшие в моем сердце: «Они не хотят знать. Зачем им это? Даже если мы будем знать, то что мы сможем с этим сделать?»И очень серьезно поднимает на меня вопросительный взгляд.
Наверное, ничего, думаю я, все равно не понимая, как можно не стремиться знать. Не спрашивать, почему все так, как есть. Как можно не задавать вопросы. И не слишком много вопросов задаю я?
Ответ не заставил себя ждать. Мы оставили Сиву и поехали в столицу.
Мы работаем каждый день, чтобы вы первыми узнавали о новостях в Украине и мире. Поддержите нашу деятельность на платформе Спільнокошт, hromadske действительно нуждается в вашей поддержке.

Каир другой. Тревожный, пестрый и бурлящий. В больших городах я часто чувствую себя некомфортно, но здесь мне так сбило все сенсоры, что я почти бессознательно двигалась в потоке толпы или среди своих друзей. И не могла расслышать ни их, ни себя в шуме миллионов людей, транспортных узлов и мимолетных разговоров.
Здесь я встретила двух девушек — беженок из Сомали. Каждая из них рассказала, как убегала от бедности, несвободы и отсутствия выбора. Худа покинула семью, мужа и с годовалым ребенком отправилась в Каир учиться, окрепнуть и вернуться, чтобы изменить Сомали. Другая, Кафья, бежала через три страны в багажниках без воздуха и воды, осталась положительной и невероятно красивой в своих намерениях.
В Каире они получили статус беженцев, поэтому до сих пор не могут выехать за пределы Египта, но имеют возможности защищать права других женщин в офисе Юнайтед Нейшнс и медленно двигаться к воплощению собственных желаний. А «если твоя мечта тебя не пугает, она недостаточно велика и не стоит воплощения», сказала мне Худа на прощание.
1 декабря нас из разных мест и с разным опытом съехалось пятеро: Вова Демченко — эмоциональный и вспыльчивый документалист-авантюрист из Украины; Настя Парафенюк, менеджер культурных проектов, отважно прибыла прямо из Борисполя; Ира Намесникова прилетела из Таиланда — российская путешественница с многолетним опытом шатания по миру в одиночку, и Табеа Брумер — молодая немецкая фоторепортерка, которая решила поискать идей для своих дальнейших жизненных целей в коротком экстрим-турне по Египту и Судану.
Все вместе мы выехали из Каира, и нашей последней остановкой в Египте был город Асуан на Ниле. Здесь живут нубийцы. На зеленых берегах они выращивают бананы и картофель, а на воде работают капитанами моторных и парусных лодок. Женщины здесь тоже преимущественно тусуются дома, а мужчины раз за разом предлагают выйти замуж.
«Второй женой, — говорит один, — будешь?» Шучу, что у меня тогда тоже будет несколько мужей, в ответ слышу возмущенное недоумение. Об этом здесь и речи не идет. Тогда решаю просто съехать на шутку о приданом, о верблюдах, которых надо моей маме выслать за меня. А они: «Ты что!? Это же не за деньги! А по любви».


Конечно, они знают, что мы женимся по какой-то «любви», и шутят и подражают, чтобы мне понравиться. Но все же. Женясь на родственницах, как это принято издавна, не особо выбирая, а порой даже не знакомясь с невестой до свадьбы, что они называют словом любовь? Есть ли в этих отношениях хоть немного романтики, вздохов, страсти и биения сердца? Или они видят в этом один из социальных шагов и обязанностей, а во мне — только экзотику, которую престижно посадить в клетку своих традиций, которые давно потеряли всякий смысл?
И, думаю, не слишком ли обеспокоена любовью и «сердечными вопросами» я. Иногда чувствую, что идти за своим сердцем — это то, что получается у меня лучше всего. Но пути, которыми оно ведет, слишком бескомпромиссны и круты. И на них легко оказаться один на один со своими желаниями и чувствами, в которых сложно встретить попутчиков. Разум стремится знать ответы, сердце — чувствовать свободу выбора и страсть от выбранного пути. И остается только примирить разум и сердце и вести честный диалог.


- Поделиться: