Все меньше тех, кто может сказать: война началась в 2014 году

Мы сражаемся за признание настоящей даты начала войны уже год, но точно знаем, что проигрываем. Слишком неравные силы. Мы все равно бьемся, потому что в этом наша боль и наша правда...

...широкие и глубокие водоразделы иногда раскалывают общество, и тогда кажется, что их уже никогда не залечить. Но заживают они удивительно быстро.

Ющенко! — Янукович!

Майдан! — Антимайдан!

Порошенко! — Зеленский!

Господи, я уже забыла, кто из донаторов нашего волонтерского фонда был за Порошенко, а кто за Ющенко. Есть и такие, что были за Януковича, и что? Давно уже рядом с майдановцами на фронте гибнут бывшие «барсики» из Антимайдана. Мгновенно зарастают раны, когда наступает единственная и великая война, единственная великая цель.

Совершенно другая картина с неглубокими порезами. Когда вроде бы общество и не разделено радикально, просто ранило чье-то слово, просто кто-то неудачно выбрал срок или временную привязку.

— Я начал волонтерить так же, как и все, с 24 февраля 2022 года.

— Когда я пошел в военкомат? Как и все, после 24 февраля.

— Когда началась война, мы эвакуировались почти сразу, 25 февраля, но потом вернулись, чтобы пережить войну вместе с нашим городом.

— Спасибо военным и волонтерам, которые с самого начала войны взяли неимоверное бремя на свои плечи и тянут его уже год! Спа-си-бо!

Тут и проходит та незначительная трещина, а на самом деле глубочайшая пропасть. Впрочем, заметна она только тем, для кого война началась тогда, когда началась. Когда наступила Крымская аннексия (20 февраля 2014 г.) и госдума россии разрешила путину ввести войска в Украину (1 марта 2014 г.).

— Война началась в четырнадцатом году! — нахмуря брови, провожаем мы рип ван винклей, которые проспали восемь лет войны и проснулись только с массовым вторжением россии, когда ракеты долетели до их личного, еще недавно такого безопасно-тылового, порога.

— Ой, не придирайтесь к словам! — раздраженно кричат нам. Это в худшем случае.

— Ой, спасибо, я учту. Я буду говорить: «Когда началось вторжение россиян».

И опять неправильно — царапают нас по сердцам те неумолимые девятилетние боль и кровь. Ведь первое вторжение россиян в Украину и довольно массовое началось в Крыму, 20 февраля, 2014 года.

Следующее вторжение россиян, и тоже массовое, было в августе 2014 года, тогда мы потеряли Иловайск и весь сектор Д.

А третье значительное вторжение произошло зимой 2015-го, когда на наши силы, защищавшие Дебальцево, были брошены сугубо российские военные подразделения.

Я хорошо помню, когда в переговорах о зеленом коридоре из Дебальцево российский генерал подчеркнуто пожаловался: «Хорошо вам, у вас есть волонтеры. А у меня скоро семь тысяч солдат заходят в Дебальцево, даже не знаю, как их прокормить».

И мы вцепились ногтями в стол, чтобы не вцепиться ему в глаза. Поэтому, как ни крути, а вторжение россиян в Украину в феврале 2022 года — уже четвертое за все время войны.

Почему я это знаю? Почему все это знают другие, они уже готовятся подать возмущенные голоса:

— Стоп, автор, но Иловайск не входил в сектор Д! Это был сектор Б!

Привет, ребята, я все это помню, как помню те даты и секторы (господи, кто-то еще, кроме нас, помнит секторы первых лет войны и их границы?). Я также помню, как хейтили в свое время и вас, и ваши действия, как кричала страна, что с фронта возвращаются уже совсем ненормальные, убийцы, что среди них 93% тех, кого нужно отправлять к психологам, а то и психиатрам, прежде чем интегрировать в общество.

Я помню и то, что представителей Первой войны (еще один глупый и вымученный срок) становится все меньше — мы вымираем во время этого последнего нашествия последнего нашего боя. Вы погибаете первыми, потому что с вашим опытом вы всегда идете первыми. И все меньше становится тех, кто может сказать: «Война началась в 2014 году. Во время этой войны погибли тысячи военных и множество гражданских украинцев. Оставлены в руинах города и села, и все это — именно с 2014 года».

И кто может иронически удивиться, сдерживая горькую улыбку: «Как? Неужели вы все этого не знали?»

Как будто и знали все восемь лет до 2022-го. Как и слышали. Смотрели по телевизору репортажи с фронта, которых становилось все меньше. Но так уж устроена человеческая психология, что знать и сопереживать — это несколько разные термины и немного разные движения души. Поэтому и отворачивались на перронах вокзалов от военных в форме, а те спешили поскорее домой, и первое, что делали, переодевались в гражданское.

— Почему? — спрашивали мы.

— Не знаю, — отвечал каждый или каждая. — Неуютно как-то. Слишком много осуждающих взглядов.

За что осуждали? Да хотя бы и ни за что. За немой упрек пропасти между этим, небритым, в грязной и заношенной военной одежде и постоянным праздником любого большого города. За подсознательный протест против нарушения целостности картины мира. Я и сама знаю эти взгляды и упреки.

Я все это видела, вырываясь из Дебальцево или Песков в праздничный, чистый, большой какой-то город и портя картину ботинками с налипшей на них грязной глиной Донбасса. Святой глиной Донбасса.

И вдруг полетели ракеты. Вдруг мы все сравнялись. И те, кто слышать не хотел о войне до сих пор, после 24 февраля пережили такое, чего мы, причастные к войне, не переживали все восемь лет. Что в самых страшных снах даже нам, соприкасающимся, не могло присниться. И дети нашей войны, бывшие дети тыла, научились так же быстро различать на слух калибры, как прежде учились их ровесники из прифронтовой зоны Украины.

Весь год срабатывают триггеры, проносятся флешбеки:

— Когда началась война, мы собрались быстро. Мы успели убежать из Бучи и счастливы этому.

— Весь этот год страшной войны я...

Или открытым текстом:

— Ой, разве у вас была война? Вот наша война — это война.

Сквозь хор этих голосов я вдруг слышу голос сестры Артура (год гибели 2014-й):

— Если это не была война, то где тогда погиб мой брат?

Голос мамы Вадима Жеребило (год гибели 2015-й):

— А где же тогда погиб мой сын, если это не была для вас война?

И голос мамы Димы Захарова (год гибели 2016-й):

— За кого же тогда мой сын погиб, если для вас это не было войной?

И совсем тихий голосок малого сына Кати Носковой (год гибели 2015-й):

— А мне говорили, что моя мама погибла на войне. Где же она тогда погибла, если вы говорите, что война началась только год назад?

Я отвечу вам, мои дорогие, позвольте? Поднимаю я руку с задней своей парты. Я знаю точно, за что погибли они, за что вы до сих пор и вовек в безграничном и безутешном вашем горе.

Все те тысячи военных, которые погибли, получили ранения, умерли потом от ранений в госпиталях, все те, кто потеряли конечности, все искалеченные и контуженые первых восьми лет войны — все они потратили свои жизни на то, чтобы как можно дольше на наши мирные города не сыпалось российское железо. Чтобы как можно дальше оттянуть это предполагаемое и неумолимое — последнее массовое вторжение россиян в Украину. Свои здоровье и жизнь они положили к нашим ногам в защиту нас. И происходило и происходит все это ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ, которая началась 20 февраля 2014 года и продолжается по сей день. Вот и все.

Нет, нет. Еще не все.

Украинцы, дорогие мои. Если вы вдруг решите сказать: «24 февраля 2022 года мы проснулись и поняли, что началась война...» — вспомните едва слышные голоса матерей, жен, детей военных, погибших на войне в 2014-м, 2015-м, 2016-м, 2017-м, 2018-м, 2019-м, 2020-м, 2021-м, начале 2022 года. Услышьте их. Затем прислушайтесь и, возможно, вы сможете услышать совсем тихие голоса самих погибших, как всегда слышим их мы. Поверьте, что они погибли за всех нас. И перечеркивать их смерти и потери — как топтаться по их могилам.

...Мы сражаемся с датами чуть меньше года — но мы точно знаем, что проигрываем. Слишком неравные силы. И хотя мы уже не докажем, что война началась не год назад, а девять, хотя мы не переломим мнение общества, и этот тонкий водораздел перерастет в глубокую пропасть — между причастными к войне с ее начала и тоже причастными к войне, но только с 24 февраля 2022 года — мы должны с терпением заезженной пластинки повторять и сражаться за сроки и числа, потому что в этом наша боль и наша сила.

— Война началась в 2014 году. Не становитесь на могилы, пожалуйста. Не топчите цветы на этих могилах. Подвиньтесь, пропустите маму погибшего в этой войне. И ту вот маму. И вот еще тех. Пустите их к родным могилам. Могила 2014 года. 2015 года. 2016 года...

Это авторская колонка. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.