«Я езжу на каждый похорон к своим бойцам» — Банкай

«Они бы не хотели, чтобы их называли "рабами Божьими". И поэтому на похоронах есть две части: первую проводит священник, а вторую — "Азов". У нас есть традиции, по которым мы хороним бойцов», — рассказывает Банкай.
Как в «Азове» поддерживают семьи погибших собратьев? Как работает Патронатная служба? Кто идет на штурмы и как они проходят? Откуда берутся неадекватные командиры в отдельных подразделениях?
Об этом «азовец» Банкай рассказал военнослужащему и ведущему hromadsке Сергею Гнездилову в новом выпуске «++ подкаст».
О жизни до полномасштабного вторжения
До 24 февраля я был неосознанным гражданином. Сейчас я понимаю, как было военным во время АТО, как к ним относились гражданские. Я тоже был гражданским, и у меня было такое же отношение — мне было безразлично. Я проживал свою жизнь: тренировался, выступал по боевому самбо, работал, жил, кайфовал.
После полномасштабного вторжения я понял, что не могу стоять в стороне.
У меня была своя охранная фирма. Я занимался сопровождением — личной охраной иностранцев.
Последний мой клиент был из Америки. Он знал, что будет полномасштабная война. Мы вывезли его на границу, в Закарпатье, и там наши пути разошлись. Он тогда сказал: «Давайте я вас заберу к себе, в Америку, дам работу, устрою». Двое из четырех наших ребят уехали с ним. А мы — я и мой собрат Егерь — пошли в ближайший военкомат.
Там была очень большая очередь на медкомиссию. И оказалось, что из этой толпы только мы двое были добровольцами, все остальные стояли по состоянию здоровья — косили.
О непонимании гражданских, как функционирует армия
Гражданские полагают, что их бросят на штурм или они будут сидеть в окопе. Это из-за нехватки информации. Нет популяризации военной профессии.
Гражданские не понимают, что армия — это большой механизм, который должен работать слаженно.
Ты можешь прийти как слесарь, токарь, водитель, оператор БпЛА, бухгалтер. За каждым бойцом стоят еще 5-6 тыловиков, которые насчитывают зарплату, кормят, привозят топливо, ремонтируют технику.
Когда попадаешь в «Азов», тебя спрашивают: где ты можешь принести больше пользы подразделению, где ты себя видишь? Если, к примеру, приходит шофер, у которого большой водительский стаж, он может быть механиком, помогать с техникой, его никогда в жизни не бросят в окоп.
В наше подразделение приходят по собственному желанию. Здесь не нужны люди, которые пришли из-под палки — они не будут полезны, они не будут эффективны.
О принудительной мобилизации
Нужна ли принудительная мобилизация? Думаю, что да, потому что мы заканчиваемся. «Трехсотые» могут очень долго не возвращаться в строй.
У меня есть пример — два молодых парня до 22 лет, у которых ампутация — верхние и нижние конечности. Когда я позвонил им, говорят: «Друг Банкай, пожалуйста, не исключай нас из списков, не заводи нас вне штата. Мы хотим вернуться в роту». Друг Шиша — у него нет ноги — говорит: «Я сяду за дрон, за FPV, только, ребята, оставьте меня в роте». Я прекрасно понимаю, что он восстановится, может, через год, и его нужно кем-то заменить.
Нужно популяризировать армию. Приди в ряды Вооруженных сил, Национальной гвардии как специалист своей сферы. Ты будешь полезным, ты не будешь в стороне.
Я за то, чтобы все-таки не было принудительной мобилизации, чтобы просто донести до людей, что они должны стать ответственными. Если уже будет критическая ситуация, то, вероятно, принудительная мобилизация нужна.
О штурмах
Сейчас не нужны «мясные штурмы», как было у «вагнеровцев» — 70 человек бегут на штурм, просто пушечное мясо, это ужас. В настоящее время работает тактика малых групп.
Что лучше: вывести людей на броне, потерять 20 человек одним прямым попаданием или отправить подготовленную слаженную группу? Даже если будет прилет, а будут крыть в любом случае, потери могут быть гораздо меньше.
Очень много популярных в интернете видео с точки зрения военной тактики, военного дела — это просто ужас. Там такое скопление на одну точку — сидят 5-10 человек. В этой группе нет опытного сержанта, командира огневой группы, который скажет: «Рассредоточьтесь, не стойте друг возле друга». Ведь когда на войне страшно, у человека есть такая специфика — сплачиваться, а просто один прилет — и вся группа минус.
Подразделения «Азова» слаженные, есть планирование, артподготовка. Сначала работает артиллерия, минометы, СПГ, АГС, только потом идет штурм.
Первый штурм, пожалуй, самый тяжелый, тебе действительно страшно. Но если у тебя есть командир отделения, который говорит, что делать, команда слаженная — это успешный штурм. Если такого человека нет либо он становится «двести» или «триста», должен быть тот, кто его заменит. Группа должна четко понимать, как она будет работать в той или иной ситуации.
О боевых офицерах
Друг Редис, командир нашей бригады, прошел путь от солдата к офицеру, и он понимает, как все происходит.
Боевые офицеры есть не только в «Азове», в 3 штурмовой или еще в каких-то медийных подразделениях. Например, 92 бригада — очень мощная, я знаю, что там есть достойные боевые офицеры. Так же 80 десантно-штурмовая. Эти подразделения не так популярны, но там надежное командование.
Сейчас у меня тыловая должность, я уже офицер, прошедший путь от солдата. Ко мне может прийти боец и на что-то жаловаться — это нормально. Если у него есть проблема, я знаю, как ее решить. Все управление роты знает, потому что это боевые люди.
О важности сержантского звена
Человеку нужно дать пройти путь солдата, затем путь сержанта, и только после этого посылать в учебный центр.
У меня есть друзья, которые после школы пошли на военную кафедру. Два раза стреляли из автомата, и они — младшие лейтенанты. Получают офицерское звание, потому что были на военной кафедре, что-то послушали, где-то дали деньги — что они тебе расскажут?
Сержантское звено очень важное. Многие вопросы могут решиться на уровне командира отделения или главного сержанта взвода, роты.
Кто ближе к солдату, чем сержант? Это пример для солдата, это мама и папа, проводник между офицерами и солдатами.
Сейчас в стране очень большая проблема с кадрами сержантского и офицерского звена. Хорошего организованного солдата можно сделать, но им должен кто-то управлять, его должен кто-то понимать.
О потерях
Потерять одного бойца — уже много, потому что за ним стоит семья, за ним стоят друзья, братья, сестры, невеста, жена, дети. Это большая потеря — один человек.
Я звоню своим друзьям, которые уже долго служат в десантно-штурмовых бригадах, не первый контракт — сейчас штурмуют все. Кто ты там по гороскопу — Телец, Дева, Весы? Ты — штурмовик. Действительно, есть «мясные штурмы», где за день потери, как у нас за 3-4 месяца.
Никто не готов к смерти. Приходят 18-летние ребята, говорят: «Я готов погибнуть за государство, за Украину!». Я говорю: «Друг, у тебя с психикой все хорошо? Как ты можешь быть готов к тому, чтобы погибнуть? Почему ты не скажешь: "Я готов стать специалистом, я готов отвечать за личный состав, за своих собратьев, я готов освобождать территории". Как ты можешь быть готов к смерти? Это мгновение, и мы все рано или поздно умрем».
О том, что не стоит бояться армии
Тыловая часть подразделения, пожалуй, больше, чем боевая часть.
Армия — это престиж. Военный идет на работу так же, как врач, как пожарный.
Когда граждане попадают в зону боевых действий, в прифронтовой город, для них это что-то новое. А ты думаешь: что здесь такого — обычная жизнь. Да, здесь все военные, но здесь обычная, нормальная жизнь. Этого не нужно пугаться.
Пройди собеседование в «Азове», заполняй заявку, тебе позвонят. Если ты действительно подходишь подразделению, мотивирован, хочешь быть частью этих событий — пожалуйста. Никто тебя не отправит на штурм.
О ранениях
Мы заехали в Серебрянское лесничество, и когда только выгружались, попали под минометный обстрел. Я пошел посмотреть на позиции, и меня тяжело ранило — несколько обломков 82-й мины залетели в руку.
Приехал в госпиталь, пацаны сняли с меня броню, шлем, забрали автомат, и у меня с собой остался только телефон.
Мне вводят общий наркоз, я только «отъезжаю» — и вижу, как хирург ножницами разрезает мой «убакс» — боевую рубашку. Я его только купил, он новый, думаю: «Друг, да оставь!» Просыпаюсь — а я уже такой веселый батя, который на грядки вышел — на мне шорты, розовая футболка, какие-то резиновые тапочки, и меня отправляют дальше.
За день я проехал три больницы, прежде чем попасть в госпиталь. Там мне сделали две операции — удалили мертвые ткани, достали обломки.
Со мной сразу связался куратор из Патронатной службы, спрашивает: «Друг, мы знаем, что ты "триста". Что тебе нужно?" — Мне нужна зарядка, повербанк, зубная щетка, паста». Они мне привозят.
О Патронатной службе
Это внешняя служба, которая помогает бойцам «Азова».
Два или три дня назад я звонил своим раненым бойцам: «Друг, привет, что тебе нужно, чем помочь? Может, мы сейчас с пацанами скинемся с ротного общака, закроем?» — «Нет, нет, мне все патронатка подвозит».
Были случаи, когда мои бойцы теряли телефон на позициях или во время эвакуации. Патронатка привозит телефон, чтобы ты был на связи, симку тебе делают.
Патронатка сопровождает тебя после лечения, она смотрит, чтобы у тебя были выплаты на МСЭК, на ВВК. Она курирует реабилитацию бойцов «Азова».
Это ангелы, это уникальная служба. Если у бойцов других бригад будет такая служба, как патронатка «Азова», это очень круто.
Патронатка заботится о погибших, раненых. Это мать, которая лечит, оберегает, любит тебя.
О традициях «Азова»
Традиции сплачивают коллектив. Когда проходит награждение, мы говорим: «Служу украинской нации». Это идея нации Украины, и это не связано с радикальным национализмом.
У нас есть крымские татары, азербайджанцы — кого у нас только нет. Как можно назвать это просто праворадикальной жесткой движухой, которая никого не пускает? Нет, это не так.
Очень много традиций тянется еще со времен Казацкой Сечи. Это традиции предков.
У нас есть традиция, как мы хороним бойцов, и есть речь от собратьев. Я произношу речь всегда, когда приезжаю. Говорю, что это достойный воин, это не раб Божий, он добровольно сюда пришел — в «Азов» никого не затягивают.
Чтобы кто-то на моем похороне говорил «он — раб Божий», и все плакали — ни в коем случае. Пацаны, приезжайте, прочитайте молитву, раскачайте движуху.
Об уважении к семьям погибших собратьев
Не хочу, чтобы у меня в подразделении был конвейер: один погиб — и о нем забыли, не вспоминают, не связываются с его семьей.
У нас погиб друг Мирик — человек, который был в «Азове» с 2014 года. Через три дня после его смерти у него родился сын. Как не позвонить по телефону его жене, отцу и не спросить, как у них дела? Мы подразделением скидываемся деньгами, и не потому, что у них какая-то проблема, это просто уважение к семье собрата.
Тот, кто служит в подразделении, видит, что если он погибнет, то о его семье никто не забудет. У него есть собратья, которые не дадут погибнуть памяти о нем.
Когда мы выйдем на ротацию, хотим собраться и объехать всех. Зачитать молитву украинского националиста, почтить пацанов, пачку сигарет на могилу положить. Заехать в каждую семью — рассказать какие-нибудь истории, что-то вспомнить. Это важно.
- Поделиться: