42 дня в окружении держали оборону в погребе с трупом врага и мертвым побратимом — Герой Украины Любомир Микало

Отец и сын в одном окопе

Любомир Микало своих детей называет нежно: «Матвейко, Терезочка». Им сейчас 13 и 10 лет. Но старший у него строго: «Богдан». Может быть, потому, что ему уже 29, имеет семью, а еще — воюет.

Оба мужчины на фронте — с первых дней войны. Вопрос не идти не рассматривался.

«От нашего городка (Микалы из Шептицкого, бывшего Червонограда, Львовской области — ред.) до Беларуси — 300 километров, и ждать-прятаться, пока москаль с белорусом в дверь постучатся, мы не стали. Любой мужчина должен защищать свою семью, а тем более свое государство, в котором родился и живет. Пошли воевать мои сын, брат, швагро (муж сестры — ред.), много знакомых», — вспоминает Любомир.

Они с сыном попали в 103 отдельную бригаду ТрО. Полтора года — общие боевые задачи, общий блиндаж.

«В том, что сын рядом, больше плюсов. Я его видел и, соответственно, меньше волновался, чем если бы он был в 20 километрах и воображалось самое худшее. И еще хорошо, что в случае опасности ему можно помочь и прикрыть его. Хотя было немножко наоборот», — Любомир улыбается и рассказывает о случившемся под Лиманом в 2023 году:

«Начался штурм врага, а мы прикрывали отход наших ребят. У нас работали и артиллерия, и минометы. В то же время было много дронов, они менялись: делали сбросы и летали на перезарядку. И вот в какой-то момент дрон-разведчик закружил надо мной, я встал под дерево, а он круги наматывает, охотится. И вдруг “клац“ — это звук отсоединения чеки от гранаты. То есть сброс. За три секунды далеко не уйдешь — я пытался отпрыгнуть как можно дальше, но не нагнулся, чтобы взрыв произошел надо мной. И что-то тенькнуло ниже поясницы. Думал, ветка стукнула или комочек земли, рукой потрогал — кровь. Закричал: “Я — триста, я — триста!“. Сын был неподалеку, оказал мне первую медицинскую помощь: обработал рану, засыпал кровоостанавливающим препаратом, затампонировал».

Дома Богдан называл отца «папой», но на войне стал звать «батей». Так Любомир Микало стал Батей для всех. Позывной прилип, как вторая кожа.

Уже более двух лет как сын перевелся в дронщики, или, как их еще называют, «летуны», а отец продолжил службу в пехоте. Защищал Донецкую, Луганскую, Харьковскую и Сумскую области.

В окружении врага

Именно в Сумской области и произошли события, за которые Любомиру Микало присвоили звание Героя Украины.

30 мая 2025 года пяти военным дали задачу — выдвинуться вечером на позицию в село Алексеевка и оттуда работать по россиянам, отслеживать их передвижения. Обычно подобные выходы длятся пять-семь дней, еды и боеприпасов выдают на такой срок. Опыт таких выходов у Бати был большой.

Украинские воины считали, что враг только впереди, не зная, что тот закрепился уже сзади.

«Наша позиция должна была быть в погребе одного из подворий, потому что от домов остались одни стены. Население эвакуировалось, животные разбрелись. Погреб осмотрел дрон, мы были уверены, что он более или менее цел. Но уже перед выездом командиры предупредили: в подвал заполз “трехсотый враг“, и потыкаться туда можно только с гранатой. Это не было проблемой, и мы отправились», — говорит Любомир.

Но по дороге в Алексеевку по бронеавтомобилю открыли огонь. До позиции оставалось метров двести. Солдаты соскочили с техники и бросились к погребу, но тот пылал. Спрятались в лесополосе. Тем временем дронщики нашли другой погреб: в зарослях, неприметный, загроможденный. Дом рядом завалился от старости и давно порос сорняком. В этой суматохе один из побратимов отстал. Позже он вернулся в часть.

То есть на позицию зашли четверо бойцов.

Они слышали, как автомобиль, который их привез, снова обстреливают, поняли, что противник уже и сзади. Но делать нечего: задачу нужно выполнить.

«Если мы слышали, что враги двигаются, говорят между собой, докладывали об этом командованию — прилетал дрон и по ним отрабатывал. Также не давали врагу накапливаться, чтобы наши ребята меньше прилагали усилий, чтобы попасть к нам, когда будут зачищать все село. Обычная наша работа, ничего критического», — размышляет Алексей.

Все бы и ничего, если бы оборона не затянулась на 42 дня.

Гибель первого побратима

Погреб — земляной, глубокий, с высоким потолком, по нему ходили в полный рост, размер — приблизительно три на четыре метра. Стояла там одна металлическая кровать с досками сверху. На ней можно было прилечь, отдохнуть. Бойцы выставили стражу и дежурили по двое. На поверхность выходили редко, чтобы себя не выдать. Хоть было и лето, во влажном погребе мерзли.

В первый же день задвухсотили россиянина, который проходил очень близко. Его затянули к себе, потому что не знали, идет ли кто-то следом, с намерением выбросить позже. Но тело стало разлагаться, и трогать его не стали. Так труп и пролежал под одной из стен почти полтора месяца, забросанный мешками с мусором.

Враги проходили мимо погреба часто, у них были там свои маршруты. Украинские военные выбрали тактику уничтожать их малозаметно: единичными выстрелами, а потом еще и бросали гранату. И это была маскировка под сброс с дрона. Так противники не могли вычислить наших бойцов.

Каждый день украинцы ликвидировали одного-двух россиян, а на шестой день их шло трое. Один из побратимов Любомира открыл огонь из автомата и выдвинулся из дверей. То ли что-то прилетело, то ли был ли сброс гранаты, но обломок попал ему в шею. Мгновенная смерть. Он скатился по лестнице в подвал. Его уложили под противоположной от россиянина стеной. Все думали, что скоро их выход закончится и смогут забрать тело с собой.

Так, украинских военных осталось трое.

В общей сложности группе удалось уничтожить более 30 россиян, а по ее наведению наши дронщики ликвидировали не меньше. Погибших никто не искал: российских подразделений много, из разных направлений заходили разные люди, между собой не коммуницировали.

«Однажды я бросил гранату, когда услышал голоса, а оттуда крики [на русском]: “Кто бросил гранату?“. — “Не я“. — “Не я“. — “Может, растяжка?”. — “Может. Смотрите осторожно под ноги”», — рассказывает Батя.

Доставка «Глово» и чашка кофе на двоих

Запасов пищи, которые взяли с собой, хватило на шесть дней. После — украинские большие дроны доставляли продукты: сухпайки, энергетические батончики, упаковки воды. Правда, из девяти бутылок, которые падали и почти всегда разбивались, бойцы могли едва собрать полтора-два литра. За 42 дня на позиции ни разу не напивались вволю. Каждому выпадало не больше 500 граммов в день.

Дважды устраивали себе «праздник»: на газовой горелке сварили чашку кофе на троих и запарили пачку «Мивины».

Еще трофеили воду и еду из рюкзаков мертвых врагов. Перед этим просили своего дронщика осмотреть местность, безопасно ли выдвигаться. Попадались часто и павербанки на 50 000, на 80 000 mAh. Однажды удалось убить российского солдата, который хотел забежать в погреб. У него с собой было три полуторалитровых бутылки воды, полный рюкзак пищи.

«О, пацаны, к нам пришла доставка “Глово“. Это мы так и стали называть российские трофеи», — смеется Любомир.

В туалет ходили в бутылки и пакеты. Складывали их в уголке подвала. Когда удавалось, выносили на улицу, но разбрасывали по местности, чтобы не бросались в глаза.

Так же растягивали трупы врагов как можно дальше, прятали в сорняках, а на тех, что лежали дальше, просили сделать один-два сброса или использовать FPV. Тогда у противника не возникало вопросов, где подевались у мертвых рюкзаки и БК.

Граната, которая не взорвалась

Однажды бойцы подпустили врагов очень близко, чтобы легче было их ликвидировать. Вдруг «бах» — залетает граната от одного из них и по лестнице скачет: «тик-тик-тик». Двое военных по бокам выпрыгивали на возвышение. Батя замер на лестнице.

«Враг кольцо выдернул, а сами усики не разогнул, и они остались в гранате, в чеке, поэтому она не сработала. И мы ту гранату с другим запалом использовали против них же. Но после того случая на лестнице положили деревце, чтобы другая не могла так просто закатиться к нам», — хвалится Батя.

Смерть второго товарища

На сороковые сутки украинцев разоблачили.

«Мы нашумели. Шли четверо россиян, двоих ликвидировал мой побратим, другие двигались сзади, мы их не заметили. По нам открыли огонь, но ничего не могли сделать, потому что нас защищал козырек на погребе. Я их не видел, потому что они находились в низине, поэтому должен был выйти во двор, в полный рост, чтобы их уничтожить. Пришлось работать из автомата, забрасывать их шестью-семью гранатами. Дрон подсказывал мне, что делать, но врагам стало ясно, что здесь точно есть люди», — объясняет Любомир.

На следующий день на погреб начались сбросы, а под вечер швыряли боеприпасы с газом. Один из украинцев дышал в противогаз, другой — во влажную футболку, Батя — во влажные салфетки.

Постепенно враг разбил козырек и все вокруг гранатами, осколками расчистил подлет для FPV-дрона. Тот уже пытался залететь внутрь. Бойцы разобрали кровать, подперли вход, еще и забаррикадировали его досками. Душник (вентиляционное отверстие — ред.) заслонили каской, чтобы граната прилетела в нее, а не в погреб.

В то же время военные доложили командованию, что их засекли. Оно просило продержаться хоть несколько часов: искали вариант выхода из позиции.

«Наступила ночь, и мы трофейными лопатками копали окоп в самом погребе, чтобы там можно было прилечь, спрятаться, если дрон залетит в подвал. Ударится в стену или пол, а мы будем ниже, и обломки нас не тронут. Землю сбрасывали в мешки, ими обложили этот окоп, сверху бросили трофейные бронежилеты. И тут утром вдруг (не слышали звука) прилетела “эфпивишка“, разбила вход. Тяжело ранило нашего товарища Алекса, который сидел на лестнице, отдыхал. Ему сорвало всю бочину, я видел внутренние органы. Спасти его было никак…» — Батя вздыхает.

Тело положили возле побратима, погибшего раньше.

Украинских бойцов осталось двое. Они продолжили рыть окоп вглубь. Мозоли кровоточили, вода к обеду на следующий день закончилась.

О молитве и выходе к своим

В последние, самые тяжелые сутки, когда шансов выбраться было мало, нахлынуло много страхов. Побратим даже просил, чтобы Батя его застрелил, такое отчаяние накрывало. Одна из «эфпивишек» разбила баррикаду, обнажила вход в погреб. Еще одна залетит — и все…

«У меня таких мыслей не возникало. Был более чем уверен, что с нами ничего не случится, — признается Любомир. — Все эти 42 дня я молился: мы с женой ходим в церковь, знал, что она молится за меня, а еще родители, знакомые. И, как оказалось, когда мы уже вышли, жена сказала: “Ты просто себе не представляешь, сколько людей за вас молилось — и не только в Украине“. Вот я знал, я чувствовал эту поддержку. Действительно, случились чудеса за эти дни: когда граната закатилась в подвал и не разорвалась, когда выходил во весь рост во двор.

Конечно, мне было страшно, потому что не боится только дурак и мертвый. Но я чувствовал покой внутри и даже воодушевление, что за меня молятся. Кроме того, обещал жене и детям, что вернусь. Я должен был сдержать это обещание.

Побратима успокаивал так: “С нами все будет хорошо, все хорошо. Если мы здесь, значит, есть на это причина. Я хочу вернуться домой и тебе этого желаю, поэтому давай не будем делать глупостей”».

К концу вторых суток ребята сосали влажные салфетки, чтобы как-то увлажнить язык. Исчезла связь с командованием, но Бате удалось присоединить к рации запасной кабель. Так он вышел на соседние позиции, сообщил, что ситуация критическая и их нужно забирать.

Им передали, чтобы готовились к выходу ночью.

Бойцов больше не обстреливали, решили, что они мертвы. Чтобы усилить эту иллюзию, Любомир поджег кусочек их матраса — тот тлел, и дым вытягивало наружу.

Когда дышать ядовитыми испарениями становилось совсем невозможно, мужчина забрасывал матрас землей.

Ночью они вышли, дрон уже ждал. Ослабленные бойцы двигались за ним к позициям не менее двух километров. Очень хотелось упасть в лесополосе и уже не подниматься, но побратимы по рации ободряли: «Соберитесь, мужики, из последних сил. Вы должны дойти».

К счастью, не было ни обстрелов, ни вражеских дронов.

В другой лесопосадке нашли полбутылки воды.

«Никогда в жизни я не чувствовал так вкуса воды, как тогда», — искренне признается военный.

В нескольких сотнях метров встретили наших, те дали еще полторашку воды (больше не могли, у самих было немного). Там их также накормили и осмотрели медики. Оказалось, что у Бати сломаны три ребра (взрывная волна бросила на него мешки с землей), перебиты барабанные перепонки. До утра отдохнули несколько часов, а дальше должны были идти еще около семи километров к пункту эвакуации.

Дома: уход за женой и внучка-утешение

Легли полноценно спать уже под вечер в госпитале. Но разве это сон?

«Всю ночь я “воевал”. Все казалось, что снова в том погребе, стреляю» .

В госпитале он впервые за полтора месяца умылся, и это было невероятное счастье.

После пребывания в холоде влажного погреба Батя заболел пневмонией. И его перевели из палаты «на карантин» в подвальное помещение. Там накрыло ПТСР: казалось, что снова воюет, да еще и в бреду с высокой температурой.

Сейчас, спустя почти полгода после событий, после лечения и отсыпания, он может заходить в подвалы.

Любомир Микало написал рапорт на увольнение: у жены обнаружили онкологию, и после операции она нуждается в элементарном уходе и помощи.

«Я убираю в доме, хожу в магазин — ей этого всего нельзя. Как и волноваться».

Любомир — не только Батя, но и дед: у него подрастает внучка, дочь Богдана, трехлетняя Евочка.

«Говорит: “Дедушка, бабушка, я вас люблю“. Такое мне утешение, такое золотко», — Любомир улыбается.

Он надеется, что худшие его дни в прошлом.