Трое легких, один средний, один погибший. Ночь с медиками 3 ОШБр на Харьковском направлении

Тир из простреленных кастрюль

«Мы днем почти не работаем. Дроны летают постоянно. Здесь не то что эвакуировать, бойцы порой целый день не могут выйти с позиций из-за риска сброса. Выезжаем ночью», — говорит Маргарита. С марта 2024 года она присоединилась к 3 ОШБр и теперь работает медиком. До этого училась медицине на разных курсах и в волонтерских организациях.

Мы идем с Маргаритой вдоль поля, щедро усыпанного подсолнухами. Желтые цветы — молчаливые свидетели того, скольких бойцов медики возвращали с того света. Сейчас подозрительно тихо. Не слышно ни техники, ни работы артиллерии, ни двигателей зеленых пикапов с полевой дороги. Поле — через дорогу от дома, где сейчас база медиков. Собственно, дом они используют как склад для брони и кухню. А сами живут в блиндаже рядом: так безопаснее. Неподалеку бегают три кошки — запрыгивают в каски, забавляются.

В центре двора умывальник, за ним — брусья и турник. После того как медики снимают броню, остается самое главное — «снять с себя» каждый вызов и каждого раненого. Именно спорт помогает разгрузить голову, здесь это не прихоть здорового образа жизни, а необходимость.

Солнце касается горизонта, небо становится ярко-оранжевым. Комары обсаживают кожу. Издалека на ветке виднеется дырявая кастрюля. Рядом еще некоторые кухонные принадлежности с дырками. Здесь стрельбище — военные совершенствуют навыки.

«Это я стреляла», — Маргарита тычет пальцем в приклеенную мишень с дырками на девятках и десятках.

Трое легких

Заходим в блиндаж. Мне он напоминает студенческое общежитие: комната почти такого же размера, внутри живут шестеро. Двухъярусные кровати, изготовленные из незачищенных досок. Присутствующие резко поворачивают головы в мою сторону, жмут руки, как это делают в 3 ОШБр и «Азове» — не ладонь, а дальше запястья, держа руку ближе к локтю. Такое рукопожатие происходит еще из Древнего Рима, чтобы убедиться, что в рукаве нет ножа и ты действительно свой.

«Когда 3 ОШБр была на коксохимическом заводе, дни пролетали быстрее сверхзвуковых ракет», — рассказывает механик-водитель сегодняшнего экипажа. Он медленно спускается с кровати и идет на улицу курить. На соседних койках медики одобрительно поддакивают.

На Харьковском направлении, говорят, гораздо спокойнее. Большую часть времени днем они занимаются привычными делами. Через соцсети следят за миром, который пошли защищать. Кто-то листает TikTok, смотрит фильмы. Однако, когда наступает ночь, экипаж прячет все девайсы и окунается в легкий сон, зная, что в любую секунду появится работа.

В четыре часа утра меня будит Травмат: «Через двадцать минут выезжаем. Маргарита уже поехала на кейсевак». Если перевести это на гражданский язык: поехала забирать раненых с передовой. Травмат — человек сорока лет, крепкий. Сегодня он работает на машине медицинской эвакуации. К нему Маргарита должна доставить раненых бойцов, которых мужчина довезет в стабпункт. На «скорой» матово-зеленого цвета едем с Травматом к точке передачи раненых.

Останавливаемся среди полей. По рации сообщают, что вместе с четырьмя ранеными будет один погибший. На помощь приезжает экипаж из стабпункта. Если есть возможность раненых не везти вместе с погибшим — это делают.

Через несколько минут прибывает кейсевак из передовой. Из пикапа выходят первые двое раненых. Они легкие — с контузиями. Берут за ручки черный пакет. Другие двое — также легкие — держат пакет с другой стороны. Синхронно переносят тело в «скорую». Дверь громко закрывается, погибшего забрали.

Пустой кейсевак Маргариты в ту же секунду разворачивается, поднимает облако пыли и едет обратно на точку — ждать следующего вызова. С четырьмя ранеными на «скорой» отправляемся в стабпункт.

Я просто устал

Двое бойцов сидят на кушетке, один — на кресле возле задней двери. Травмат начинает осматривать первого раненого.

Осколок попал ему в бедро. С момента ранения прошло уже много часов, недавно рана повторно начала кровоточить. В кейсеваке его рану протампонировали, теперь все в относительном порядке. Изредка солдат смотрит на рану и закатывает глаза. С разорванной штаниной он сидит в углу, говорит, что все хорошо, просит его не беспокоить, будет ждать полноценную медицинскую помощь в стабпункте. Он склонил голову на бронежилет и уставился на пол машины, которая на полевой дороге подпрыгивает, словно пес, который очень рад видеть своего хозяина.

У другого раненого — контузия и небольшие обломки на подбородке. В кейсеваке ему наложили бандаж, отчего шея увеличилась вдвое. Он тоже ждет полноценную помощь в стабпункте.

«Вот это у меня воротник, конечно, ребята», — боец достает телефон и впервые смотрит на себя после ранения. На лице нет и намека на грусть или страх. Только усталость и радость оттого, что до сих пор жив.

Солдат с улыбкой смотрит на каждого из трех побратимов, убедившись, что все заценили его иронию. Травмат помогает ему снять бронежилет. Под ним на кофте несколько струй засохшей крови.

В другом углу мужчина, не снимая бронежилета, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. У него контузия. Всю дорогу ехал молча, порой кивая Травмату, мол, все ок, не беспокойся.

Время от времени бойцы открывают глаза, чтобы не уснуть и быть в сознании. Люди с контузией — как в алкогольном опьянении. Есть проблемы с координацией, языком, их тошнит, болит голова. На восстановление нужно до недели времени.

Рассвет. Мы минуем поле подсолнухов. Боец, который всю дорогу сидел в углу с откинутой головой, смотрит на желтых великанов и едва заметно поднимает левый кончик губ в улыбке. Травмат снова спрашивает, все ли окей. «Да, все хорошо. Просто устал».

Стабпункт

Возле госпиталя уже светло. Медики выходят встречать раненых. Берут под руки бойца с осколком в ноге. Солдат с ранением в шею иронически показывает бандаж командиру:

— Смотри, как меня расперло!

— Ну чисто спасательный круг! Вот даешь… Все в норме?

— Да, все гуд. Есть сижка (сигарета — ред.)?

В помещении в отдельную коробку бойцы сбрасывают порванный камуфляж, переодеваются и идут на обследование. В одной из операционных латают бойца другой бригады. У него осколочные ранения ноги, паха и лица. Спрашиваю начальника передового хирургического отделения о травмах, с которыми чаще всего доставляют пациентов.

«Сейчас под 90-95% осколочные, иногда проскакивают пулевые, но это только во время штурмов. Когда нет активных штурмовых действий — это осколочные. Пулевых немного, но они сложнее. Если это ранение в жизненно важные органы, из-за пути и времени эвакуации многие не доезжают, потому что во время штурмовых действий это почти невозможно. Если сравнивать с 2022-2023 годами, сейчас гораздо больше поражений дронами: FPV, сбросы. Здесь также используют газовые гранаты, нейропаралитические газы. Тяжелых отравлений я еще не видел от этого», — отвечает Ярослав.

Труднее всего, говорит, видеть детей, у которых ранения, несовместимые с жизнью. И взрослых тоже. Когда доставляют бойца, он еще жив, но ты понимаешь, что нет возможности задержать его на этом свете.

У хирурга Ярослава сегодня хорошее утро. Раненых, которых мы доставили, уже распределили по палатам и оказывают им медицинскую помощь. С ними все будет хорошо. Экипаж медевака возвращается «домой». Минуя поля подсолнухов.

Автор: Макс Черный