«Война нас сильнее скрепила». Как супруги вместе присоединились к армии и помогают спасать раненых

Підтримати

«Все считают, что я очень злая, — улыбается Светлана и на вопрос, строга ли она как руководительница, отвечает утвердительно: — Требуют от меня — а я требую от своих».

Подчиненные дали ей псевдо MARA. В славянской мифологии так называли злого духа. Медик выглядит сдержанно, сконцентрированно, но она точно не злая.

В медицинской роте Светлана формирует экипажи эвакуации, определяет задачи, обеспечивает эваки расходными материалами, медикаментами, средствами тактической медицины, кислородом, а также контролирует в них порядок.

Мы встречаемся в окрестностях Харькова, садимся в бусик и направляемся к стабилизационному пункту, откуда начинается работа медроты. За рулем — ее муж Михаил. Он перевозит медиков с места расположения в стабпункт; ездит за едой и водой; когда другие водители находятся в отпуске, подменяет их и транспортирует раненых.

«17 лет уже водительского стажа. Я люблю ездить — всегда что-нибудь новенькое», — улыбается он.

Вскоре доезжаем до пункта назначения. До линии фронта отсюда еще относительно далеко, однако последние месяцы дроны на оптоволокне, говорит Светлана, уже долетают сюда.

Стабпункт выглядит как больница в миниатюре. Ранее, вспоминает врач, это было заброшенное помещение, но медицинская рота привела его в порядок и оборудовала всем необходимым.

Здесь принимают всех: от «зеленых» — так медики называют «легких» пациентов: например, с контузиями или незначительными осколочными ранениями — до «желто-красных», то есть самых тяжелых средней степени тяжести, и «красных» — «самых тяжелых». Под них обустроили две полноценные операционные.

«Стоим здесь со смежниками (военными смежного подразделения, которое служит рядом), — рассказывает Светлана. — БОПы привозят сюда нестабилизированных пациентов, здесь им оказывают первую специализированную врачебную помощь. И потом уже стабилизированных, отмытых, переодетых везем в больницы Харькова».

В последнее время, рассказывает медик, чаще всего на стабпункт поступают военные с тяжелыми травмами конечностей, сложными переломами после контакта с минами, тяжелыми осколочными ранениями и тому подобное — подлость и низость врага, отмечает она, не знают предела.

Однако в это утро в стабпункте — тихо. Светлана связывает это с ясной погодой: на улице ярко светит солнце, на небе ни облака. Десяток людей на смене и экипаж эвака — в режиме ожидания.

«Вообще радуюсь, когда у наших нет работы», — говорит медик.

Любовь с первого взгляда

Светлана и Михаил — из соседних сел из пригорода Павлограда. Познакомились в 2003 году, когда она переехала в его село. Будущая пара жила на соседних улицах.

«Я был в восьмом классе, а она — в шестом, начала ходить в нашу школу, — вспоминает Михаил, который из-за худого телосложения выбрал себе псевдо Кощей. — Была скромной, красивой — как говорится, “любовь с первого взгляда”. Начал за ней ухаживать, она, смотрю, не против. И так со школы стал с ней встречаться».

Через пять лет пара поженилась, вскоре родился первенец. Михаил закончил «бурсу», получил права и устроился на работу водителем, его жена в это время поступила в медицинский колледж в Павлограде.

В 2010 году Светлана получила диплом фельдшера, ее муж, проработав три года, приобщился к бизнесу своего отца: брали в аренду землю и выращивали масличные и зерновые культуры. Светлана в это время меняла работы, выбирая преимущественно экстремальные.

«В спокойных местах я не работала: пошла на работу в “скорую”, потом была в горноспасательной бригаде — это люди, которые спускаются в шахту, — рассказывает она. — А потом трудоустроилась в семейную медицину. Впоследствии устала от нее, муж говорит: “Чего ты сидишь средним работником, если можно поступить в вуз и учиться?”».

Поэтому в 2016-м супруги собрали вещи и перебрались в Запорожье. Там Светлана поступила в медицинский университет, ее муж устроился на «Новую почту» грузчиком. У пары родилась дочь.

В 2018-м медик нашла работу в исправительной колонии, где отбывали наказание заключенные, приговоренные к пожизненному лишению свободы. Михаил к такому выбору жены отнесся с пониманием: «Она врач, и какие бы там люди ни были — их надо спасать».

«Я всегда собрана, холодная — это мне дала именно работа в колонии. Это колоссальный опыт по оказанию помощи, скорости реакции, самостоятельности, потому что мне там на суточном дежурстве надеяться вообще было не на кого, — объясняет Светлана. — Медицинская часть — на территории зоны. Я всегда под охраной, с оружием, пользоваться им умею хорошо. Полностью протокол инфекционных болезней я выучила только там. Как-то был очень тяжелый пациент, суицидник. Он пытался повеситься, и мы его реанимировали — это была моя первая самостоятельная реанимация».

После того как вспыхнула пандемия, Светлана параллельно устроилась в реанимационное отделение, где лечили пациентов с коронавирусом. В конце концов, получила диплом магистра и стала врачом-терапевтом, продолжила обучение в интернатуре. Однако доучиться не успела: началось полномасштабное вторжение.

«На нас смотрели, как на сумасшедших»

Из стабпункта со Светланой и Михаилом отправляемся к месту жительства медиков в одном из сел. В зарослях между домами стоит новенький эвак.

«У нас будут две рабочие “куклы”, которые будут выполнять благородную миссию, — это одна из них, — рассказывает медик, показывая автомобиль. — И еще девять — я их считаю своими детьми.

У меня в ведении под 20 медиков, десяток водителей. Машин пока больше, чем медицинского персонала. Хирург вообще один, стоматологов — двое. Нам нужны мотивированные хирурги, анестезиологи, терапевты, медсестры, анестезистки, фельдшеры, врачи по неотложным состояниям, санитары — можно без медицинского образования».

Сейчас работу стабпункта и эвакуацию удается перекрывать благодаря прикомандированным и бойцам смежных подразделений, которые служат рядом. Обеспечение у рот нормальное, поэтому вопрос прежде всего в людях, и уже дальше — в деньгах. Но рассчитывать на материальное не могут, пока не появятся новые специалисты.

«Я думаю, что люди боятся, — считает Светлана. — Рассказываю коллегам из гражданской жизни, что все спокойно, а они не верят. Но если отставить на задний план отчеты каждые три часа и некоторые форс-мажоры, в медицинской роте вообще неплохо, есть все для развития и роста».

В то, что начнется большая война, Светлана до последнего не верила. Она как раз работала в областной больнице врачом-терапевтом в рамках интернатуры. Вдруг ночью, во время ее суточного дежурства, в группе одногруппников кто-то написал: «Кажется, началось…».

«Войну я встретила на работе, — вспоминает она. — Я работала на седьмом этаже, поэтому все, что происходило в первые часы, почувствовала и увидела из окна».

россияне интенсивно обстреливали Запорожье. По тревоге Светлана и Михаил вместе с детьми с другими жителями дома спускались в подвал и находились там до отбоя.

Через месяц пара эвакуировала детей. Впоследствии, когда ситуация с безопасностью позволила, вернули их. До лета дети жили дома, потом родители вывезли их к бабушке и дедушке. Там они находятся до сих пор. Сама Светлана сразу же начала помогать тем, кто в этом нуждается.

«Первые полтора месяца гражданских в больнице почти не было, заведение на тысячу коек стояло почти пустым, — вспоминает она. — Главный врач спрашивает: “Кто хочет на эвакуацию?”. Я сразу согласилась и уезжала на сутки, потом — на выходные. Волонтеры организовывали эвакуацию детей, пенсионеров из Мангуша в Запорожье. Мы ездили туда как медики, также на перехват плеча эвакуации: гражданской “скорой” забирали людей у боевых медиков и везли их к себе в больницу».

Михаил, который ранее не служил и имеет проблемы со спиной, первым заговорил о том, чтобы присоединиться к армии. Однако Светлана попросила его не бросать семейный бизнес: она еще должна была закончить интернатуру, к тому же дети были еще маленькие.

«Тогда мне оставался год [учебы], — рассказывает медик. — После интернатуры мне предложили работу в отделении. Но я уже втянулась в эту эвакуацию, в этот постоянный движ. Поэтому сообщила мужу, что, вероятно, пойду в армию. Он сказал, что пойдем вместе. Он как никто готов ко всем моим идеям».

«В гражданской медицине жена себя уже не сильно видела, хотела помогать ребятам нашим, спасать их жизнь — тем более она умеет, — добавляет Михаил. — Я говорю: “В армию — значит, в армию. Идем тогда вдвоем”. У нас было условие, что если нас берут, то только вдвоем. Если бы меня не взяли по состоянию здоровья, я бы ее одну не отпустил».

Весной 2024-го Светлана закончила интернатуру, супруги оставили бизнес отцу Михаила. Оставалось договориться с детьми.

«Малой тогда был девятый, а сыну — 15-й, они у нас достаточно самостоятельные, — говорит женщина. — Мы спросили: “Справитесь, если мы вдвоем пойдем?”. К ним были требования — только обучение и приструнить немного свой нрав по отношению к дедушкам и бабушкам. Сказали: “Да”. Пока не подводили».

Светлана одновременно подала заявки в три бригады. Представители всех ответили в один день. В конце концов, Светлана выбрала «Хартию».

«Мне понравился разговор с рекрутером, и все завертелось», — вспоминает она.  

Впоследствии Светлана и Михаил прошли ВВК и два месяца ждали отправления в учебный центр. В ТЦК, вспоминает мужчина, на пару смотрели, «как на сумасшедших».

«Ходили в ТЦК, как ненормальные, нам все не могли собрать компанию, чтобы ехать на БОВП, — улыбается Светлана. — А у мужа друг в ТЦК, говорит: “Могу организовать, что поедете самостоятельно в учебный центр”. Мы собрали два рюкзака и двинулись туда.

Приехали в учебный центр, говорю: “Вот наши документы”. Над нами все посмеялись, но на территорию пустили, повели нас к командирам: “Вот семейная пара, приехала на учебу”.

Прошли мы БОВП: 119 мужчин и я — 120-я. Весело [было в таком коллективе], год почти прошел, а мы до сих пор поддерживаем связь, у нас есть уже потери, к сожалению».

После БОВП супруги продолжили обучение на КМБ — чисто хартийском курсе адаптации. Там Светлана уже подменяла врача в санчасти. Дальше пара вместе начала службу на Харьковском направлении. Здесь они почти год.

«Уже когда мы приехали в Харьков, нас тоже спрашивали: “Чего вы вдвоем, вы что, сумасшедшие?” — улыбается Михаил. — Ну а что нам — оставаться где-то по одному? И если бы меня забрали, а она бы осталась — я бы там переживал, что она в гражданской жизни, а она — за меня здесь».

В селе, где базируются медики, пару поселили в доме еще с пятью побратимами.

«Нас не разделяли, сказали, что ничего здесь такого нет: в некоторых домиках живут и девушки, и парни, — рассказывает мужчина. — Ребята адекватные, никто ни к кому не пристает, никого не собирается отбивать».

«Страшно, когда не знаешь, чем может закончиться день»

Пока мы разговариваем, к эваку, ласково виляя хвостом, подбегает игривый бело-рыжий пес и бесцеремонно прерывает диалог. Светлана сразу расплывается в улыбке.

«Базик! Хороший мальчик! — обращается она к собаке и объясняет: — Это наш дружбан, контуженый донбасский пес. Его привезла наша медрота еще щенком. Любит, чтобы его хвалили. Самое интересное, что у меня два котенка и он им как мамка».

Главный пес медицинской роты тем временем пристает к нам.

«Базик, не приставай! — кричит медик и продолжает: — Он вообще не кусается. Часто бьется с местными собаками, пытается показать, что он здесь хозяин, но не выходит».

В медицинской роте Светлана сначала работала на эваке, с экипажем возила пациентов из стабпункта в больницы, затем стала координатором на стабе.

«Помню, как мы везли эваком троих парней раненых из смежной бригады, — вспоминает она. — Я говорила с ними всю дорогу, чтобы никто не отключился, не потерял сознание.

После нового года я заступаю на смены координатором на стабе. Привозят раненого, который долго находился под завалами, — обезвоженного, обессиленного. И он говорит: “Я вас помню”. Это был один из трех ребят — они пролечились, вернулись на позицию. Двое из них погибли.

Только я пришла на стаб, был большой штурм и латиноамериканцев (военнослужащих из подразделения «Хартии» «Гуахиро» — ред.) через стабпункт прошло несколько десятков за сутки — это было адское дежурство. Трудно, когда на стаб привозят “красного”. Когда молодой парень и не дотягивает до даты рождения твоего ребенка — болит еще сильнее. Или когда ты знакома с этим раненым. Очень страшно, когда не знаешь, чем может закончиться день».

В стабпункте военных пытаются стабилизировать не только физически, но и морально. На «красных» из-за тяжелого состояния, к сожалению, такие методы не действуют, но «желтых» и «зеленых» поддерживают.

«Бывает, что ребята приезжают с позиций грязные, и начинают наши санитары их мыть, снимать ту грязную обувь. Они стесняются, говорят: “Не надо”. Мы их успокаиваем: “Давай будем чистенькими ехать”, — рассказывает Светлана. — У нас когда-то волонтеры привезли розовые футболки как сменную одежду, а сейчас все раненые в пижамах с мишками едут — и они от этого веселятся. Часто просто поговорить с ними, предложить чай-печенье, переодеть — и им уже становится легче».

Иногда по дороге состояние пациентов ухудшается. Но Светлана может вспомнить только два подобных случая и объясняет столь малое количество высокой квалификацией персонала.

«Мы постоянно учимся, совершенствуемся: каждый день у нас занятия по тактике или по тактической медицине, колем друг друга, еще не резали и не шили, но думаю, что скоро будем, — улыбается она. — Плюс дополнительно у нас физо, ездим в зал».

С 1 апреля у медроты новый командир, Светлана характеризует его как молодого и амбициозного, открытого к новым идеям. Вскоре после назначения, когда она находилась в командировке в Харькове, новый руководитель вдруг приехал и предложил ей временно исполнять обязанности командира отделения сбора и эвакуации.

«Говорю: “Хорошо. На сколько?”. А он: “На три месяца”. Уже пятый пошел. Думаю, он меня обманул, но все еще держусь на том, что это ненадолго, потому что нести сразу ответственность за всех людей, имущество, машины…» — размышляет медик.

Светлана — младший лейтенант медицинской службы, однако у нее до сих пор нет соответствующих ее званию погон — только солдатские, без звездочек.

«Я вообще не о должностях и не для этого сюда пришла, — объясняет она. — Я за то, чтобы делать работу, которую можешь, и учиться тому, что не можешь. Хочу сделать хоть какой-то вклад, чтобы все это быстрее закончилось: именно в окончание войны сделать вклад не могу, а в оказание квалифицированной помощи — да».

«Стали лучше любить друг друга»

Хотя Светлана и Михаил живут в одном доме, служат они в разных отделениях и пересекаются не так часто, как хотели бы. У Михаила свой командир, и полномочия жены, отмечает он, на него не распространяются.

«Я когда-то ему при командире сказала что-то пойти сделать, а командир говорит: “Успокойся! Командуй водителями из своего подразделения”, — смеется Светлана. — А так мы, кроме того, что живем на одной локации, мало видимся, потому что у него свои задачи, а у меня — свои».

Дома, говорит Михаил, жена иногда бывает суровой, иногда случаются ссоры и скандалы.

«Может мне что-то не понравиться, она может накричать: “Ты не то делаешь, надо вот так”, — а я буду настаивать на своем, — моделирует ситуацию он. — Но если и поскандалили — максимум полчаса можем подуться, не поговорить, а потом… Не вижу смысла что-то разрушать».

Никакого ухудшения в отношениях с женой, говорит Михаил, за время полномасштабной войны не произошло. Напротив — они стали крепче.

«Я ей доверял и доверяю, мы даже стали лучше любить друг друга, — уверяет он. — Война нас сильнее скрепила, мы здесь вместе, беспокоимся друг о друге. Когда я везу ребят на стаб менять, она переживает, встает со мной тоже рано — мы позавтракали, и я поехал».

В селе возле Павлограда, где остаются родственники Светланы, сейчас неспокойно: линия фронта приближается к Днепропетровской области, ее родители и дочь готовятся к выезду на запад Украины.

«Дети нами гордятся, — утверждает Светлана. — Дочь еще в школе, и когда у нее возникают конфликты с одноклассниками, говорит: “У меня родители на войне, а ваши сидят дома”».

Сын сейчас готовится к поступлению в вуз. Мать склоняла его к медицинскому. Но он выбрал ГСЧС. Светлана и Михаил объясняли, что это опасно, но приняли его выбор: «Если он этим горит, запрещать не будем».

«Родители наши уже не в том состоянии, чтобы заниматься вместе с ним поступлением, поэтому он едет самостоятельно во Львов и сдает вступительный физтест в ГСЧС, — рассказывает медик. — Хотел быть военным, но я отговорила. Ему нет 18, пусть еще попробует студенческую жизнь, не понравится — сможет поступить в следующем году в свою академию (НГУ — ред.)».

Если бы война закончилась, представляет Михаил, они бы с семьей сначала вернулись домой в село. И он бы трое суток только отсыпался. Потому что за отпуск этого не удалось: «Засыпаешь — и не засыпается, всегда ждешь, что где-то должно прилететь, взорваться». В то же время Светлана говорит, что после войны они в первую очередь соберутся, чтобы почтить память павших побратимов.

«Мы сразу сядем в машины и поедем по нашим погибшим. А потом потихоньку будем восстанавливаться. Не знаю, будет ли мне гражданская медицина уже такой же интересной, как военная. Что еще? Будем дальше жить. Да?» — спрашивает она мужа, пока ее щекой медленно стекает слеза.

«Конечно», — кивает Михаил.