Украина пришла к определению своей суверенности – Кети Чухров

Российская философ и теоретик культуры Кэти Чухров о Майдане как способе конструирования украинского суверенитета, сходстве между советским и европейским проектами и фейковой мифологией.

Та революция, которая происходила год назад- это была буржуазная революция, либо это было что-то другое? Что она дала Украине в поиске смыслов, в поиске нас самих?

Сегодня мы можем говорить о ситуации, когда Украина пришла к определению своей суверенности. То есть вот эта долгая, долгая зона переходная, транзитивности, которая продолжалась, не могла никак артикулироваться, сейчас приходит к своей артикуляции. И в том числе благодаря отмене этой деспотии.

Создать дискурс с какими-то революционными движениями 60-х годов нельзя, потому что они напротив были направлены на де-идентификацию, это исторически было обусловлено тем, что нужно было де-идентифицировать какие-то мощные традиционные образования: семью, социальные иерархии, иерархии в образовании, колониальные образования, расовые и прочие. Это были деконструктивная революция. А здесь мы наоборот видим попытку сконструировать, сконструировать государство, народ, сконструировать его суверенность, что неизбежная фаза, мне кажется, для Украины.

И в советском надо искать универсальные ценности, наряду с провалами, и в европейском проекте надо понимать его провалы и те универсальные ценности, которые были важны. А вот эта идея, что Путин есть советское—Путин не есть советское. это было бы слишком. чтобы один человек, который занимается деспотической организацией правительства соответствовал таком огромному проекту., который формировался столетиями. Советский проект—это продолжение Ренессансного проекта, так же как и Европа —продолжение проекта эмансипации. Просто в Европе революции не случилось, а в России она случилась. То есть, в принципе, это мог бы быть в какой-то момент один проект. Разделение на неудачный восток, и советская Россия здесь, и есть удачный запад здесь - это изначально ловушка, в которую попадает наше мышление.

Категории людей, формировавших эмансипаторные теории в Европе, и те категории, которые формировали эмансипаторные теории в ранне советском - они одни и те же. Маркс - это западный мыслитель. Он, как мыслитель был важнейшей фигурой для движения 60-х годов, в этом есть универсальная связь, мы не можем сказать, что универсальное существует где-то в Европе,а на территории советского этого не было. Наоборот надо считать так, что есть универсальность, к которой могут подключаться разные регионы. Вот это деление на цивилизованную Европу, которая сама не может отвечать за эти идеи, потому макрополитическое, геополитическое строение Европы, которое занимается неолиберальной экономикой , своими интересами, торгует газом с Россией, - это не та Европа, которая формировалась в система Просвещения, и в системе эмансипаторных ценностей. Это как бы несколько разных европ. И мы часто отождествляем наши утилитарные экономические интересы, макрополитические, связанные с интеграцией в какую-то более удобную экономическую зону с идеями эмансипации. А идеи эмансипации могут быть совсем неудобными экономически.

Многие европейские эксперты и политики заявляют, что события в Украине показали Европе и миру, что такое европейские ценности и борьба за них. Что сейчас на повестке дня в Европе? Нам кажется, что с одной стороны, мы вызываем ностальгию у многих стран, которые пережили протестные движения, которые привели к изменениям, как было в Польше и Европе, а с другой стороны, сталкиваемся с некоторой снисходительностью: они это уже пережили и забыли, а мы только переживаем. Как вы считаете?

Европа- это такая вещь, которая никогда не была над, это антинациональный проект, в том смысле, что там не должно быть национальных государств. Это, в некотором смысле, те же Советы. Тот же проект социальной демократии, который мог бы реализоваться. Но мы видим что на каждом участке наоборот, утрируются проблемы, мигрантов, возникают ксенофобские настроения, все больше увеличивается разрыв между бедными и богатыми, проект Европы как некое вненациональное универсальное, общее, дом для каких-то эмансипированных граждан, это, конечно, замечательная идея, но сама по себе утопичная.

В Грузии тоже была эта проблема: многие люди стремились на запад, просто потеряли терпение за эти 10 лет ожидания в очереди. Вот транспарантная экономика, вот борьба с коррупцией, вот институты социальные, которые занимаются образованием, вот неправительственные институты, но все равно эта интеграция не происходит. Наверное, на не скоро бы и произошла, и поэтому люди подвергаются этому ресентименту и становятся антизападниками, это время очереди, ожидания, которое Европа предъявляет для еще не развитых и недоразвитых стран, оно оскорбительно, безусловно. С другой стороны, альтернативой является еще более чудовищная коррумпированная ситуация, и вот это является драмой для многих постсоветских стран. И мне кажется, для Грузии,а также для Украины.

Почему чеченская война, почему грузинская война не вызывали такой всплеск патриотизма. Я имею в виду в России. И почему они подвергались критике гражданского общества. Мне кажется, это такой liminal zone. Зона непроясненности, где русское, а где украинское.

Эта зона непроясненности всегда была. где кончается Россия, и где начинается Украина. Вроде, есть суверенное государство, у него есть четкие границы. Но тем не менее есть такое ощущение, что это и мы чуть-чуть тоже. Вроде, это другая страна, но чуть-чуть и наша. И это существовало подкоркой, как-то подсознательно, на каком-то уровне. И вдруг это выбилось наружу, когда возникла вот эта парадигма русского мира, и многие говорили о том, что эти украинские события сменили парадигму развития общества.

Был проект такого неолиберального, технократического эдвансмента, промоушена. И вдруг возникает эффект Олимпиады, возникают украинские события, и парадигма меняется на проект новой России, нового русского мира, объединения, выступления против чистогана, против доллара, хотя все это правительство только и занималось построением капитала в долларовом и евро эквиваленте. И возникает другая мифология и другие герои.

Повторение и ретроспективное повторение какого-то прошлого величия, которое то ли было, то ли не было—непонятно, мне кажется, реанимация истории царской семьи, истории какого-то величия,объединения советской империи с александром невским,- мне кажется, это такая новая фэйковая мифология, конструирование истории, пишутся новые учебники. Это истерика, связанная с коллапсом идеологии.

Люди, которые страдают, и страдают, в большинстве от социальных проблем, и они страдают вне идеи, то они найдут эту идею. в чем-то. Они найдут ее либо в потреблении, а если с потребления нет, они найдут то в какой-то другой идее. И этой идеей, если это не коммунизм, или не какие-то социальные изменения, окажется обязательно религия, идея национального единства. Такая же ситуация была в Германии, там же тоже была борьба двух идеологий- фашистской или коммунистической. И как только проигрывает коммунистическая, в 19-м году, в Германии, когда происходит полный коллапс левых и социальных движений, начинается аппроприация их идей. Фашистская Германия все время пользовалась идеей бедности, помощи рабочим, бедным. И вот эта идеализация рабочего человека  она была не меньше. чем например. у социалистических проектов. Она была очень мощной у Муссолини в нацизме. Она аппроприирует идею угнетения и подводит под национальное величие, потому что самое большое унижение человека- это его угентенность, и эта угнетенность нуждается в каком-то смысле. И место этого смысла всегда будет занято.

Неолиберализм этим хорош в кавычках, что прокрывает всё экономикой, хорошо функционирующей экономической ситуацией wellfare state. Но когда у вас нет wellfare state и общество сегрегировано, то этот смысл и эта идеология обязательно возникнут, кто-нибудь будет ее обязательно встраивать в общество.

/Ольга Иванова, Богдан Кинащук