Мать Владимира Балуха: «Он сказал — с кормушки террористов есть не буду ничего»
Политзаключенный Владимир Балух отказывается есть тюремную пищу, поэтому приходится искать людей, которые носили бы ему передачи. Семья Балуха — мать и жена — проживают в селе Серебрянка, неподалеку Евпатории. Громадское пообщалось с матерью политзаключенного о его состоянии и о том, как семья контактирует с Владимиром.
Крымский фермер Владимир Балух стал известным, когда в 2015-м году вывесил на своем доме украинский флаг. Тогда и началось преследование. Впоследствии его обвинили в хранении патронов и приговорили к четырем годам заключения по сфабрикованному делу.
Находясь за решеткой, Балух голодал 206 дней, употребляя только по несколько ложек овсяного киселя, сухари, воду и чай с медом. Впрочем, он прекратил голодовку на время этапа.
Наталья Балух за время незаконного содержания видела сына дважды: во время суда в Раздольном и последний раз — летом 2018 -го. В суды в Керчи доехала только его жена. 19-го февраля 2019 года Балуха вывезли в Россию, а затем в марте — этапом через другие города РФ в Тверь.
Как вы общаетесь? Звонил ли вам сын?
Он звонил из Ярославля, когда был там дня два. Мир не без добрых людей: кто-то телефон даст, поэтому он пытается позвонить. О себе ничего не говорит, только спрашивает: мама, как здоровье, что у тебя там?
Мы успели перечислить деньги, за которые ему купили продукты и курево. Невестка связалась с правозащитником и успела передать ему эту передачу. Если даст о себе знать, то моя дочь, которая находится в России, к нему поедет.
Я понимаю, что все сыновья говорят мамам, что у них все в порядке. Но вы знаете, что с его здоровьем?
Он не говорит ничего о здоровье, только «у меня все нормально».
А адвокаты с вами общаются?
Да, с адвокатом общаемся. Возможно, это и адвокат нашел правозащитника, которому мы перечислили деньги, чтобы купить продукты. Володя еще и курит. Как ехали из Воронежа, какой-то заключенный говорил ему, что надо просто табак купить. То он самокрутки делал. А теперь уже ему сигареты передали.
Когда у вас была возможность увидеться?
Я его только два раза видела: в Раздольном еще как суды шли в июне 2018-го. Затем невестка ездила в Керчь. Но ей свидание не дали. И дочь приезжала, она его тоже не видела. Говорила, что после голодания он здесь, в Раздольном, был как скелет. А уж когда в Керчи Надя (сестра) видела, то говорила: мама, немного лучше, чем здесь был.
Какая, вы думаете, нужна помощь? Вам, ему?
Мне ничего не надо, только ему. Я пенсию получаю, невестка получает. Мы стараемся ему помочь передачами. Он не питается тем, что в тюрьме дают. А 100 тыс. гривен ($3700), которые перечислили из Киева, мы все не можем снять, так как можно только по 1000 гривен ($37) в день снимать. А мы не можем каждый раз куда-то ехать. Нам еще надо заплатить адвокату 120 тыс. гривен ($4430).
Он их не ест. Сказал: с кормушки террористов есть не буду ничего.
Вы в Серебрянке в этом доме как давно живете?
С 1967 года, когда его купили. Жили в другом, колхозном доме без света, без воды. У меня дочка была маленькая, кормить ее надо, а света нет, надо подогреть на чем-то молоко. Так мы купили этот дом. Я 17 лет проработала на птицеферме. И на винограднике работала.
Как у вас вырос такой сын-патриот в Раздольном районе?
Он с детства такой. Читал литературу украинскую, всех героев знал. Все здесь было украинское. У нас была Украина. И книги были, и украинский язык, литературу в школе преподавали. Но школа была русская.
Но когда Россия пришла, все были довольны, все оказались русскими. Те люди, которые из Украины, я знаю их родителей, мы вместе работали, вот их дети вдруг все стали русскими. У нас тут была перепись — ходили и спрашивали национальность. Не по документам, а как скажешь. И все были русские.
Сейчас очень меняются взгляды. Уже люди попробовали Россию. Раньше говорили: ты что, придет Россия — у нас и тракторы новые будут, и машины, и все. Думали, что так будет. А получилось, что ничего нет. С каждым годом все хуже и хуже.
За все надо платить. Вот, например, машина, которая собирает мусор, — когда есть, а когда нет, а за вывоз мусора все равно высчитывают. Вода, газ, свет — это без проблем, платим. И каждый год дорожает и свет, и газ. Так и живем. А что мы сделаем?
А как люди общаются? С осторожностью?
Да, надо знать, кому что говорить. Я не общаюсь ни с кем, только с теми, кого знаю и могу высказать свое наболевшее, а они — свое. Преимущественно это учителя.
Например, у меня есть друзья-татары, которые еще здесь живут, с ними я могу поговорить на любую тему, ведь они все понимают. Ну и учителя у нас есть, которые тоже за Вову переживают, постоянно спрашивают.
Володя всем в селе всегда очень помогал...
Да. По нашей улице все одинокие женщины, мужчин нет. Надо им какая-то помощь, копать грядку — без разговора помогает. Бывало, целыми днями — тот попросил, тот попросил. И он, бедный, целый день ходит и помогает. Приходил черный и темный домой. Никогда никому не отказал.
Мы знаем, что это все надуманное, сфабрикованное дело, выдуманное. Вы можете объяснить, в чем проблема?
Началось с тех флагов. Сразу, как пришли «зеленые человечки», он (Володя) украинский флаг выставил и еще один — красно-черный. Один на трактор прицепил, другой на дом. Там люди чуть ли не сошли с ума — вот эти по его улице. Бегали в сельский совет. Вроде же нет такого закона, который бы запрещал флаг. Начался спор за те флаги.
Помню, однажды к нему пришел чужой человек и спрашивает: ты запчасти не продаешь? Вовка говорит: нет, какие? Тот: смотри, ну вот у меня трактор. Он говорит: у меня запчастей нет, таких как надо, еду в Раздольное и там заказываю запчасти, и их привозят.
Невестка говорит, что постоянно следили. Машина то там стоит какая-то, то там. Почему стоит — непонятно. Он знал, что за ним следят. Цеплялись за что могли, чтобы какая-то причина была.
Он несколько раз ездил в Украину, когда Порошенко избирали президентом. А когда вернулся, говорили, что он с «Правого сектора». Приехали с обыском, нашли у него флаги, забрали. А когда приехал из Украины в последний раз, привез с собой флаг и табличку — «улица Небесной сотни», которую прицепил на дом.
Приехали из сельсовета: сними, говорят, и флаг, и табличку, потому что будет плохо. Он не снял. Приехали с обыском через день или два. Все перевернули, ничего не нашли. Поехали. Он сбежал тогда, был у меня, а к нему пришли, перевернули все. Потом ко мне приехали четыре машины без номеров. Все люди в масках — приехали «террориста» ловить. Понимаете? Все село гудит — они ведь не разберутся, что Балух — «террорист». А когда приехали во второй раз — уже нашли патроны. Ну какой бы дурак оставлял патроны на чердаке в доме? Тогда его и забрали. Уже третий год.
Как это происходило — они просто сказали, что патроны есть на чердаке?
Полез один на чердак, из другого села. Они и понятых своих привели.
Володю забрали, присудили 40 суток. Потом еще 320 часов отработать или заплатить. Он сказал: не буду делать ни того, ни другого.
Потом приехали с обыском, и сказали, что нашли патроны и взрывчатку, а еще ту табличку о Небесной сотне. Все сорвали, забрали. Сказали, что «террорист».
Он столько работал. Еще как колхоз был — работал заведующим гаражом, с людьми ладил. И учился хорошо. А из него сделали «террориста».
Вы сказали, что на адвоката нужны средства. Что можно сделать?
Я коммунальные плачу, а все остальные деньги идут Вове на передачи.
Есть ли у вас официальная помощь из Украины?
Вот эти 100 тыс гривен ($3700) дали. Я не знаю, сколько из них еще осталось на карточке. Из них нужно вернуть долги адвокату.
А есть какая-то государственная система помощи?
Люди помогают. Больше всего мне помогали татары. Ему много писали письма в Крым. Говорит, были и из Германии, и из Франции, из Польши, и из Украины.
А что бы вы Володе сказали?
Сын, молись Богу, проси прощения, и чтобы ты вернулся здоровый оттуда. Я говорю, чтобы был осторожен, не нарывался там. Но они живут по-своему.
Вы также говорили, что никакого помилования у Путина просить не будете.
Нет, я помиловании у него не попрошу, потому что сын меня не поймет. Пусть Бог нас поддерживает. Будем надеяться на Бога и на людей. Мы бы сами не справились.