В 57 лет ушел на фронт добровольцем. История учителя, 15 учеников которого погибли на войне

В госпитале ему впервые в жизни захотелось нарисовать икону. Сотворить лики Христа и Богородицы на ящиках из-под боеприпасов — показать, как на том, что несет смерть, сквозь зло и ужас войны проявляется нечто святое и милосердное.

Мы поехали к Александру в Киверцы, на Волынь — дома после демобилизации он пишет иконы. И преподает в местном лицее физкультуру и «Защиту Украины» — старается объяснить юношам, что даже незначительная халатность на войне может стоить жизни. А им, не исключено, тоже придется воевать.

Выгнали из армии, потому что старый

Когда в феврале 2022 года Александр с другими добровольцами ехал в военную часть в соседний райцентр, в автобусе оказался рядом со своим бывшим учеником, участником АТО. Разница в возрасте у них была такая, как у отца с сыном, но это не смущало.

«Я в своей способности воевать не сомневался ни на минутку. Имел армейский опыт — служил срочную в СССР, — имел жизненный опыт, умел уже спокойно и взвешенно принимать решение. Да и времени на сомнения не было. Тот мой ученик в автобусе — он охранником на израильском круизном лайнере работал, — как началась полномасштабка, покинул то свое козырное место и от мексиканских берегов приехал защищать Украину. А я в Украине должен был сомневаться? Помню настроение ребят в том нашем автобусе — это такой подъем был! Рад, что его пережил», — рассказывает Александр.

Он попал в зенитно-ракетный полк и стал солдатом мобильной огневой группы. Собратья восприняли его сначала с недоверием — мол, бог их знает, этих старперов. Но учитель физкультуры, худой и жилистый, имел прекрасную физическую форму. Его задачей было прикрывать от российских беспилотников наши зенитно-ракетные установки. Непосредственно на нуле он не был, но каждый день выезжал с ребятами по тревоге, отрабатывал по вражеским «шахедам» из автомата или пулемета. Говорит, что служба давалась легко, за себя не боялся, только очень тосковал по дому и очень переживал за родных.

В перерывах между боевыми выездами он брался за рисование. После школы Александр учился на мастера по художественной обработке дерева, рисование было одним из главных предметов. Но потом стал студентом пединститута, учительствовал и на много лет забросил резьбу по дереву и рисункам. А на войне вот снова потянуло.

Саша рассказывает, что рисовал на всем, что попадалось под руки: будь то шведский блокнот из гуманитарки или лоскут какого-то сборника кроссвордов. Рисовал не себя, не своих собратьев, а что-то отдаленное от окружающей ситуации. К примеру, джазовый оркестр — человеческими фигурами заполнял пространство листа, мысленно воспроизводил звучание джазовых композиций и абстрагировался от войны.

А потом произошло то, о чем иначе как «сто чертей!» и не скажешь. Это когда ты приходишь к командирам по госпитализации, потому что в почках донимает камешек, а они поднимают твои документы и вдруг приходят в себя, что тебе уже исполнилось 60 лет. Тебя называют пенсионером и вытуривают из войска — по возрасту. И командирам безразлично, что подтянуться на турнике ты можешь больше, чем твои 35-летние собратья.

«Я когда шел в ВСУ, не думал, что с войны можно выйти на пенсию. Я никак не мог представить, что ребята мои остаются в строю, а я почему-то должен ехать домой. Что уйду из подразделения из-за возраста, а не потому, что закончится война. Я не планировал до конца войны возвращаться домой. Но говорю же, что меня выгнали. Если бы вышел закон, что мужчины после 60 лет при желании могут продолжать службу, я бы вернулся. Ибо чего списывать людей, которые могут и хотят воевать?» — смущенно говорит Александр.

Мина на компьютере и пулемет под кроватью

Александр шел в армию учителем физкультуры. Когда в прошлом году мужчину по возрасту списали из армии, в лицее ему предложили преподавать еще и «Защиту Украины». Согласился — потому что учителей-мужчин с опытом современной войны, кроме него, не нашлось. А преподавать этот предмет надо качественно — вот уже одиннадцатый год война в стране, пятнадцать учеников Александра погибли на фронте, десятки воевали или воюют. И подготовка к армии начинается именно со школы.

Мы сидим с ним в подвале лицея, где когда-то был ученический тир, а ныне обустроено укрытие. Говорим о том, что на уроках по военной подготовке ученикам теперь негде стрелять. Но даже если бы был тир, то дети все равно не стреляли бы: ничем. Принципы стрельбы приходилось учителю объяснять по пальцам.

Учебников для предмета «Защита Украины» у Александра не было, необходимой наглядности — тоже, даже каких-то таблиц нет. По его просьбе собратья направили ему броники, каски, противогаз. Один собрат свою экипировку отдал, потому что из Англии привез себе более качественную. Смешно сказать, но это совсем не смешно, но автомат и пулемет для уроков Александр брал у реконструкторов. И после занятий держал их дома возле кровати, потому что в лицее нет специальной комнаты для хранения оружия. Реконструкторы дали ему оружие буквально на немножко — но дети его хоть увидели, подержали в руках.

«Турникеты для занятий я просил у волонтеров, из моей части мне немного прислали. Придумал нормативы по наложению турникетов — девушки иногда плакали от боли, когда я требовал затягивать турникет потуже. А я объяснял, что это не мои капризы, это о жизни и смерти. Купил на базаре муляж мины, гранаты, научил детей ставить растяжки, проводить минирование. Вот, говорю, как ты заминируешь свой компьютер, потому что россияне, как ворвутся в дом, точно к нему потянутся. И дети что-то придумывали, соображали, им интересно было. Но эту методику мне самостоятельно приходилось придумывать, и я не сразу до нее дошел. Это не физкультура, где мало слов и много движений. Здесь нужно рассказать, научить, чтобы ребенок ту мину или пулемет хоть немного освоил и не пришел на войну беспомощным котенком», — рассказывает о своем преподавании Александр.

Говорит, что в планах есть специальный класс для военной подготовки, в котором будут и оружие, и турникеты, и броники. Это было бы здорово для получения детьми практических навыков. Но когда появится такое специализированное учебное пространство, Александр пока что не знает. Понимает только, что сегодняшняя военная подготовка, особенно в сельских или городских школах, оставляет желать лучшего. Да, словно в стране нет войны.

Ему донимает и то, что уроки физкультуры, по его словам, совсем не предполагают серьезных физических нагрузок. «Ученик должен немного согреться, а не изрядно попотеть», — грустно смеется учитель. Но ведь будущие бойцы должны иметь хорошую физическую подготовку, потому что часто на фронте твоя жизнь зависит от того, успеешь ли ты добежать до окопа или как ловко спрыгнешь с БТРа.

Он старается объяснить это своим ученикам. По словам Александра, лицеисты не очень-то расспрашивают у него о войне. Возможно, потому, что война — в их доме и семье: родители или старшие братья воюют. Но когда он говорит, чтобы прижали к земле голову, когда ползут, потому что вражеская пуля уже может лететь, то прижимают.

Научить учеников беречь жизнь на войне — вот теперь только так бывший боец ​​ВСУ может их защитить.

Учебный год закончился, и Александр мучается вопросом, продолжать ли с 1 сентября преподавать «Защиту Украины». С одной стороны, уже разобрался, что и как следует делать на тех уроках. А с другой — хочется больше рисовать иконы. Вот только кто возьмет этот предмет? Молодые специалисты получают 8000 зарплаты — с такими деньгами даже «бронь» не привлечет мужчин преподавать. Словом, взвешивает Александр за и против — до 1 сентября есть время.

Откровение зеленых ящиков

Когда списали на пенсию, радовался, что живой и возвращается домой. Но грустно было оставлять ребят. И первые свои иконы (Христа и Богоматери) на ящиках из-под снарядов Александр нарисовал для собратьев, чтобы украсили ими свой барак, потому что вешают какие-то примитивные китайские календарики. Впервые в жизни рисовал масляными красками.

Говорит, что его работы не иконы, которым нужно молиться. Никто же не молится изображениям святых эпохи Возрождения — их воспринимают как картины, символ вечной чистоты.

«И я тоже хочу, чтобы на ящиках с маркировкой боеприпасов, несущих смерть, проявилось нечто вечное. Есть люди, рисующие иконы на внутренней стороне досок, чистой от маркировки. А меня подкупает незашлифованная деревянная поверхность, номера и буквы маркировки, следы гвоздей, металлические занавеси, трещины, надломы. Ребята мне были сначала фанерных ящиков привезли — но я не хочу фанеру, я хочу разгромленные деревянные ящики. Не знаю, как это объяснить, но в этом для меня глубокий смысл», — рассказывает Александр.

Мастерская — в соседней с кухней комнате. В трех стенах — окна и даже на потолке — можно погружаться взглядом в небо, знающее тайны высокого и вечного. Впрочем, окно в потолке утилитарное — для лучшего освещения. Краски, кисточки, палитра, лежанка, печка-буржуйка, кремовые полотняные гардины на окнах, своей нарядностью резко контрастирующие с ящиками из-под гранат, сваленными в углу.

Он повел нас с фотографом еще в другую свою мастерскую, где у него стоят станки для обработки древесины, показал целые горы тех ящиков (спасибо волонтерам — привозят) — с украинской, натовской и даже советской маркировкой, зеленые, красные и черные, как сажа пожарища. Пробуем с фотографом сдвинуть их с места — невозможно, такие они тяжелые, хоть и пустые. А ребята на фронте таскают их, полными снарядов или мин. И в голове у меня закружились мысли: сколько божественных ликов должен еще создать Александр на этих ящиках, чтобы Бог наконец дал нам победу? И что знает нарисованный им Христос о нашей войне?

Хочу, чтобы пронимало!

На мольберте у Александра еще не законченное изображение Спасителя в терновом венце. Христос плачет кровавыми слезами, и слезы красно-черной краской струятся в трещины черно-зеленой доски. Так, словно война именно для этого и повредила ящик из-под снарядов.

Я расспрашиваю Александра о вдохновении и малярных секретах. Он говорит, что часто рисует под джазовые композиции, что эта работа его очень затягивает. Вдруг решительно отмечает:

«Только не придумайте, пожалуйста, что святые лики мне появляются в моей фантазии. Ничего мне не появляется. Идеи изображений я ищу в интернете. Но только идеи, я не копирую. Когда-то в художественном училище хорошо изучил анатомию, пропорции тела, так что лики создаю без проблем. Композиция же зависит от рельефа доски и маркировки на ней. И цитаты из Библии для моих икон я тоже ищу в интернете. Вот, например, на первой иконе, которую для собратьев делал, написал: “Если Бог за нас, кто против нас?”. Это послание апостола Павла к римлянам. Очень в тему, по-моему».

По словам Александра, первую икону он рисовал где-то 3-4 дня. Теперь дело обстоит быстрее, но часто мужчина рисует-перерисовывает, пока не достигнет нужного ему эффекта.

«Какого же эффекта вам хочется?» — спрашиваю.

«Такого, чтобы как взглянуть — так и пронимало», — отвечает он.

И сетует, что порой не хватает ему опыта и мастерства в рисовании. Вот сейчас, например, никак не может сделать так, чтобы лик просматривался сквозь дымку, а очень хочется.

Свои иконы он поначалу просто дарил, теперь военные часто заказывают — за эту работу с них денег не берет. Ребята либо для себя просят, либо в подарок храмам — значит, нравится им его рисование, художнику и приятно. Не считал своих икон, но думает, что наберется их уже два десятка.

Александр проводит нам экскурсию по своему дому. Этот роскошный деревянный стол он сделал своими руками. И стеллаж со шкафом, украшенный резьбой. И этого казака, танцующего гопак и в вихре танца кружит по небу и земле, собственноручно вырезал из дуба.

На стене в одной из комнат несколько икон. Если сравнивать с иконами в мастерской, они очень академические.

«Византийский канон», — объясняет Александр. И рассказывает, что написал их его сын, который в художественной академии изучал сакральное искусство. В итоге он стал специалистом по компьютерной графике. А сейчас служит стрелком в бригаде пограничников.

«Я не хотел, чтобы он шел. Он же художник, ничего тяжелее кисточки в руках не держал. Я опасался, что он не справится. Но он справляется с января там», — в голосе Александра и нежность, и тревога, и гордость…

У него есть еще дочь и двое внуков. Александр хочет, чтобы хоть им никогда не пришлось испытать того, что испытал дед, и дядя, и их папа (зять Александра тоже воюет).

Мы идем по школьному двору — пес, давно прибившийся к Александру, бежит рядом. Как Саша дает урок, он терпеливо ждет его под дверью лицея или укрытия. Фотографируемся на стадионе — и Саша радостно обнимает какого-то юношу, срезающего дорогу через школьный двор.

«Он учился в нашей школе, недавно тоже вернулся с войны», — объясняет позже Саша. Война уравняла их в статусах — нет больше ученика и учителя, есть два собрата.

***

Напоследок мы идем с Александром в местный костел, для которого в тяжелые 90-е, чтобы заработать хоть немного денег, учитель физкультуры после уроков изготавливал деревянную мебель, декор стен, исповедальню, алтарь, фигурки святых. Потому что учительская зарплата была 30 гривен, и дочь плакала, почему в борще нет мяса.

«Я несколько костелов оформил, и деревянную лестницу изготовлял, и еще многое из дерева делал. Всю жизнь я делал то, что людям нужно, чтобы денег заработать, поставить на ноги детей. Учителю из маленького городка это было непросто. Поэтому меня не нужно романтизировать. Только сейчас я могу делать то, что я хочу. Рисовать иконки, общаться с друзьями. Мы с ними по выходным занимаемся в спортзале, потом идем на базар, покупаем 20 отборных домашних яиц, жарим яичницу, едим ее под водку, играем в карты на приседания — мне хорошо», — прощается Александр.