«У меня с людьми не было долгих отношений, а с инструментом — 20 лет». Марина Круть о разврате, мобилизации и Евровидении

О возрасте

Недавно я ездила в Канаду. У меня есть друг, который видел меня еще где-то в 2019 году, и когда на этот раз я приехала, он мне сказал: «О, в прошлый раз я был знаком с девочкой Мариной, а сегодня приехала женщина Марина». Тогда я была счастлива как девочка, но сейчас я узнаю себя как женщина.

Сколько я не спрашивала у друзей, хотели бы они вернуться в какой-то возраст, никто бы не хотел. Возможно, все предпочли бы вернуть 18-летнее тело, а вот обратно в этот разум никто не хотел бы. Я бы не хотела даже вернуться в свой ум два года назад.

Мне очень интересно, какой возраст внутри чувствуют люди 70-80 лет. Действительно, только наше физическое тело стареет.

Рождается ребенок, он еще не умеет ходить, ползает и имеет очень большую связь с землей. Ребенок вырастает, встает на ноги, бегает, затем стареет и начинает снова сгибаться к земле. Интересен такой магнетизм — вроде бы ненадолго распрямляется, а потом, как цветочек, обратно сгибается.

О поисках нового

В общем, люди не любят музыкантов, которые постоянно выпускают что-то разное. Это я поняла недавно и только потому, что однажды Леша Бондаренко сказал: «Марина Круть снова ищет себя».

Да, я ищу себя, и сколько буду жить, столько буду меняться. Мне кажется, что только какие-то бизнес-модельные продюсерские проекты могут идти и лупить в одну точку.

Я делаю так, чтобы мне было интересно, потому что если мне будет неинтересно, то для кого это? Мне весело, когда я постоянно меняю, пробую новую краску. Я не могу одно и то же выпускать. Мне безразлично, как это называется, я просто делаю так, чтобы мне было весело.

Пытаться что-то постоянно менять — финансово невыгодно.

Я такой человек, что когда нахожусь в контакте с кем-то, то очень многое отдаю, особенно на концертах, и истощаюсь.

О своей работе

2023-й стал для меня судьбоносным. Это лучший год моего творчества в плане достижений, концертов. Я немножко за этот период подросла, я очень довольна и не собираюсь на этом останавливаться.

Лучшее, что произошло со мной — не выиграть в нацотборе на «Евровидение».

Этот год изменил фокус, он показал мне все немножко с другой стороны. Я открыла для себя мир шоу-кейсов, и это изменило мой ракурс на рынок.

Не секрет, что я планирую продвигаться на европейский рынок. Я уже около 10 лет работаю преимущественно с продуктом на экспорт.

Я не была артисткой, которая всегда зарабатывала своим творчеством. Перед тем, как я стартовала со своими песнями и люди начали просить меня петь на корпоративах, я пела народные песни, фактически была кавертистом.

В Киев приезжала какая-то делегация иностранцев, и им надо было показать украинскую культуру. Тут появляется Марина — в красивом платье, с бандурой. Это была моя прибыль и неоценимый опыт.

В Украине так много голосов, которые могут звучать внутри страны, они такие красивые, красочные, и украинский рынок такой красивый, такой цветущий, прекрасный. И есть немножко меньше голосов, которые могут вещать за пределами Украины, что на самом деле очень и очень важно сейчас.

Как человек, который занимается культурным волонтерством, просвещением, я вижу свою ценность за рубежом. Это предполагает жизнь за границей, и мне очень обидно, потому что я хочу жить дома. Не хочу мотаться с этими сумками по всему миру — бандура весит 10 килограммов, хард-кейс — 10 килограммов, чемодан — 20 килограммов, и еще ручная кладь 10 килограммов. Это очень тяжелая работа.

О своей миссии

У меня будет тур — я объеду 20 городов Канады. Это будет 20 концертов для украинской диаспоры. Наша благотворительная цель, на которую мы будем собирать на концертах, — FPV-дроны.

Недавно мне в Instagram пришел запрос от какой-то группы: «Мы собираем на помощь детям в Украине и Газе».

После 24 февраля все артисты начали выезжать за границу и давать благотворительные концерты в поддержку Украины. Мне кажется, что надо выезжать сейчас. Надо выезжать и говорить об Украине, кричать об Украине, надо рассказывать о текущей ситуации.

Я бы очень хотела полежать дома, не переться с 40-килограммовыми кейсами, не играть по всем странам мира. Мне бы хотелось наслаждаться жизнью, завести себе мужа, семью, ребенка и просто жить стабильно, но, к сожалению, такова моя миссия.

О мобилизации женщин

Самое простое, что может быть для женщины на фронте — это должность боевого медика. Например, чтобы быть снайпером, надо положить не один год жизни. В этом так же: если хочешь быть хорошим боевым медиком, надо иметь медицинское образование, то есть также приложить много усилий. Одна из доступных для меня вакансий — это должность боевого медика, но есть один нюанс: я очень сильно боюсь крови, я падаю в обморок при виде ее.

У меня были активные попытки, от которых меня многие отговаривали, и я поняла, почему хочу туда пойти. Я села и поговорила с собой о том, какова моя самая большая ценность, и поняла, что мне надо ехать за границу и говорить об Украине, собирать деньги. Я буду в этом полезнее.

Если бы сейчас мобилизовали женщин, и ко мне подошли бы с ТЦК — все окей. Я не знаю, сколько будет длиться эта война. Может, так случится, что я еще мобилизуюсь. Просто я не умею ничего делать. Но у нас нет профессиональной армии, никто не умеет ничего делать. Надо учиться, есть курсы.

О смене поколений артистов

Есть два кластера музыки: до полномасштабной и после полномасштабной. Я где-то там посередине зашла, я ни туда ни туда не вхожу.

Если посмотреть на мой опыт, то я вхожу примерно в категорию Виктора Павлика. В этом году исполняется 20 лет, как я играю на бандуре. Мне уже надо делать золотые юбилейные концерты.

Для меня неважно, как начал артист, насколько он яркий сейчас — это все не имеет значения. Главное — то, до какой стадии он добежал, то есть пробежал ли эти 48 километров марафона, и за сколько времени он это сделал.

Мне кажется, что пройдет три-четыре года, и все же сформируется определенный пласт артистов для замены поколения старших. Мне интересно, кто дойдет до конца. Я плюс-минус вижу на самом деле, но все-таки очень интересно наблюдать. Есть одна поправочка: не знаю, где там я, то есть дойду ли сама.

Об отношениях с бандурой

У меня тревожный тип личности. Это значит, что концерты, выступления и записи стимулируют меня заниматься на бандуре.

У меня никогда в жизни не было долгих отношений с людьми — три года, не больше. А с инструментом — 20.

Как у каждой пары есть кризисы, так же и у меня с бандурой были этапы, когда я хотела ее бросить.

Периодически у меня происходят экзистенциальные кризисы, когда я начинаю себя спрашивать, тем ли вообще занимаюсь. У меня не возникает вопрос, бандура или что-то другое — бандура, я это точно знаю, это база. Но все равно раз в год или даже в полгода у меня появляется вопрос, а все ли правильно я делаю с этим инструментом, уместен ли это репертуар, раскрыла ли я его как следует.

О взрослении

Чувствую, что становлюсь взрослее, зрелее. Если раньше я могла ехать ночным поездом через 45 городов, потом выступить там, а потом там, самолетом полететь туда, то сейчас моя спина уже говорит: «О, дорогая, а сколько нам будет стоить лечение?».

Я себя чувствую очень старым человеком внутри. Уже начинается зрелость, и для меня это история о любви и уважении к себе, которого у меня раньше не было.

Мне написали из одного салона и предложили исправить ожоги на ногах совершенно бесплатно. В детстве у меня не было такой возможности — родители не могли финансово это потянуть, и тогда пересадку мне не сделали.

Сейчас люди предлагают мне это исправить, а я не знаю, смогу ли, потому что, например, не живу в Киеве и не буду иметь возможности ходить на эти процедуры. Если бы для меня это было важно, я бы переехала в Киев. А я такая: «Сейчас у меня много концертов, не знаю, смогу ли, мне и так классно».

О классической украинской музыке

Еще в школе, в музыкальном училище мы пели песни всевозможных классических композиторов. Все это было с нами, нас растили на таком бэкграунде. В целом этот период меня очень-очень сильно вдохновляет, как и любого.

Возможно, раньше была ориентация на мелодию, но у меня другой вопрос: как они могли так управлять украинским словом, как они могли писать такую поэзию, как могли так говорить о любви? Наше поколение так не умеет. Это уже как древняя Греция для нас в плане высоты искусства и полета мысли.

Мне кажется, что тогда о любви так говорили, потому что не было доступа к порно, не было такого развращения общества, такого разврата. Люди писали письма друг другу, а сейчас пишут просто «ок», «спс».

Последние два года имею заметку и записываю себе слова, которые редко кто употребляет — невероятно красивые забытые украинские слова. И вот один из моих фаворитов — «литепло». Я так назвала альбом.

Социально-бытовые песни должны быть. С них ржут, потому что это кич, но они очень важны, потому что старшие люди больше ценят родственную связь, свои корни, свое поколение.