Обрывать и связывать нити. 90 лет без дома, но со свободой

Майя. Ее спасло село

1936 год, село Самсоново. Шестилетняя Майя сидела на скамейке у сельсовета. Ее заметил глава колхоза. Выяснилось, что ребенок сам, потому что потерял свою приемную семью: его сослали на Соловки. За три года до этого родных папу и маму Майи расстреляли как кулаков.

Родные родители Майи жили в Тельманово — одной из первых немецких колоний Донецкой области. Немцев из этих краев выселили после Второй мировой. Это была массовая депортация нацменьшинств — примерно полтора миллиона советских немцев выгнали в Западную Европу.

Осиротевшую Майю поселили у местной женщины. В конце концов, она осталась в этом селе. Ее направляли жить то к одной, то к другой семье, которым за опеку начисляли трудодни. Ребенка спасало буквально все село, не было кого-то конкретного, кто бы ее постоянно любил и воспитывал. Настоящего имени девочки тоже не знали. Майей она стала, потому что ее день рождения записали на 1 мая — День солидарности трудящихся.

Потом была Вторая мировая война, депортация в Германию, работа служанкой в немецкой семье и возвращение домой, но в голодном 1946 году она снова теряет все — Майю ссылают в Сибирь за сбор колосьев. Она перетирала эти колоски в кашу и так кормила своего младенца. Но ребенок все равно вскоре умер.

В Сибири Майя встретила Константина Канева, он тоже отбывал ссылку. Утром познакомились, а вечером уже съехались в одном бараке. В Самсоново они вернулись вдвоем уже с двумя детьми — аж в середине 50-х годов.

В колхозе не захотели давать работу бывшим заключенным, поэтому благосостояние создавали, только полагаясь на собственные силы. В конце концов, построили большое хозяйство, их воспринимали в селе чуть ли не как кулаков.

Майю считали чудачкой, она не была похожа на других селян. Имела большую библиотеку, много читала. Помогала односельчанам, но потом слышала от них пренебрежительные отзывы. В конце концов, в конце жизни вообще разочаровалась в людях, доверяя только семье.

Григорий. Изгнанник в Нью-Йорк

Григорий Филимоненко был немцем по происхождению, до Второй мировой войны проживал в Бессарабии. В 1938 году попал в Вермахт, где прослужил до 1945 года, пока его не взяли в плен британские войска. Вернуться в родное село «предателю Родины» не разрешили, но дали выбор — переселяться на Донбасс или в Казахстан. Да и не было куда возвращаться. По сути, в 1940 году советская власть оккупировала Бессарабию и депортировала из региона более 90 тысяч местных немцев.

Мужчина поселился в Нью-Йорке в Донецкой области. Он был очень хорошим столяром, чем и зарабатывал на жизнь. А еще имел небольшую тайну. Григорий был католиком и до начала «перестройки» свои религиозные праздники отмечал скрываясь.

Григорий ненавидел Советский Союз, хотя никогда об этом вслух не говорил. Когда его сын захотел вступить в Компартию, мужчина предупредил: «Если ты это сделаешь, у меня сына не будет».

Анна. Развязать узелки

Анна Чижова была любимой внучкой Майи и слушательницей ее историй. Родители Анны развелись, когда ей было 10 лет. Бабушка сразу забрала внучку в деревню и начала учить ее шить одеяла. Для этой работы требовалась длинная нить без единого узелка. Раскручивание узелков требовало немалого терпения и настойчивости. Позже, когда уже Анне пришлось покинуть родной дом, она поняла, что, давая это важное задание, бабушка переключала ее с травмы из-за развода родителей на создание чего-то нового.

В селе начитанную кудрявую девочку из города откровенно высмеивали, быстро придумав ей обидное прозвище. Называли словом «отец», которое она использовала вместо привычного в этих краях «батя».

Когда Анна в порыве восторга цитировала что-то коммунистическое, дедушка покашливал и выходил из комнаты. Однажды девушка пригласила их на праздник, проходивший в школьной столовой, однако Майя отказалась идти, сказав, что там висит портрет мужчины, расстрелявшего ее отца. Во времена ее детства там висел портрет Сталина, и бабушка никогда даже не переступала порог этой столовой.

Юрий. Поиски идентичности

Юрий Филимоненко был любимым внуком Григория Филимоненко. А еще первым новорожденным в первом роддоме поселка Новгородское. Во времена юности деда этот поселок назывался Нью-Йорком (1 июля 2021 года парламент принял решение о возвращении поселку исторического названия).

Внук тоже вырос, не имея уважения к коммунистической идеологии. Не ностальгировал по СССР, не воспринимал пророссийские нарративы. Учился во Львове в начале 90-х, слушал рок-музыку, вступил в новосозданный Союз независимой украинской молодежи, мать шила ему красно-черные флаги.

В октябре 1990 года Юра вместе с еще несколькими людьми поставил палатки в центре Донецка и объявил голодовку в знак поддержки требований, выдвигаемых студентами в Киеве во время Революции на граните.

В то же время, уже в 17 лет Юрий побывал в Польше, где увидел, что люди могут жить совсем иначе. Весь этот разнообразный опыт дал возможность сформировать свою идентичность и определенную независимость в мировоззрении.

В какой-то момент Юрий пошел по стопам деда и принял западный католицизм. Ему понравились упорядоченность и цельность в этой христианской конфессии.

Донецк. Липкий ужас и пропавшие без вести

Мы сидим в трехкомнатной квартире на Молдаванке в Одессе — первом за много лет полноценном, хоть и арендованном жилье Юрия, Анны и их детей — 21-летнего Антона и 17-летнего Егора. Десять лет назад им пришлось стать вынужденными переселенцами, повторив судьбу своих близких из-за политики россии.

Когда в Киеве начался Евромайдан, Юрий и Анна поддержали протестующих, хоть практически все их родственники были против. В Донецке ходили на акции протеста. Говорят, как правило, за Евромайдан были те, кто побывал в Европе и интересовался чем-то еще, кроме того, что показывают по телевизору, и цен в магазинах. Но был еще один предохранитель от пропаганды — историческая память, которая не давала забыть, что ничего хорошего от россии ждать не стоит.

Город захватывали агрессивные пророссийские силы, преследуя людей с желто-голубой символикой и имея значительную поддержку местных. Последней каплей, после которой начались настоящие репрессии, стал пожар в Доме профсоюзов в Одессе, в результате которого погиб 31 пророссийский активист, но в то же время попытку сепаратистов захватить город остановили.

«Было чувство ужасного, липкого страха. Ну вот сейчас они зайдут — и что ты будешь делать? Ты же против них никто», — вспоминает Анна то время. Юрий добавляет, что в определенный момент в Донецке стало очень много объявлений о поиске пропавших без вести.

Из Донецка семья Филимоненко выехала 12 июля 2014 года. Уже к вечеру район, где они жили, начали обстреливать россияне. Новым городом для жизни они выбрали Одессу.

В Донецке остались два брата Юрия. Старший Олег сразу принял сторону сепаратистов, а затем сбежал в Москву. Младший Руслан недолго воевал за так называемую ДНР и сейчас живет на оккупированной россией территории.

«Мы были дружны, друг за друга всегда заступались. Со старшим братом у нас было много общих друзей, и мы были очень похожи, настолько, что нас часто путали. Каждый из нас сделал свой выбор в 2014 году», — грустно говорит Юрий.

Одно время они перебивались в пригороде Одессы, пока в июне 2016 года вместе с другими людьми не захватили аварийный дом в центре города, на улице Успенской, превратив его в сквот для переселенцев. Там я и познакомился с Юрием и Анной и несколько лет снимал историю об этом доме.

Когда все начиналось, жители сквота боролись за права переселенцев, в том числе за право на доступное жилье. Со временем от этого единства не осталось и следа. В доме на Успенской до сих пор живут самоселы, однако там уже больше года нет электричества, а главное исчезло ощущение общего дела.

Найти своих. Ад и Ангел

Юрий пошел воевать с первых дней полномасштабного вторжения. Сначала в Николаевской области, потом в родной Донецкой области, под Ямполем, в составе 79 бригады. В конце апреля 2022 года российские войска прорвали фронт в том районе. Исчезла связь с командованием, и Юрию вместе с побратимами пришлось самостоятельно выбираться из окружения, не понимая, где свои, а где чужие.

Выходил пять суток. Когда можно было, спал в подвалах, блиндажах, однажды даже в болоте пришлось заночевать, замерзая от холода. Постоянно молился. Чтобы переплыть через Северский Донец и попасть к своим, пришлось атаковать российский блокпост. Когда переплывали реку, попали уже под огонь украинских военных. Но все выжили: из 12 человек, которые выходили тогда из окружения в группе Юрия, был только один раненый.

Потом была проверка, конфликт с командованием и обвинение в самовольной сдаче позиций, за которую светила тюрьма. Юрий говорит, что на него пытались повесить всю ответственность за провал обороны и потерю территории.

От заключения мужчину спас юрист с позывным Ангел. После тех событий Юрий переучился на артиллериста и сейчас воюет в составе 148 артиллерийской бригады.

Юрий снова воевал в Ямполе уже как артиллерист в конце сентября 2022 года, когда украинские войска во время контрнаступления освободили эту территорию.

Нитки между людьми

Ангела нашла Анна через знакомых по волонтерской деятельности, в которую она погрузилась еще до начала полномасштабной войны. Потеря дома побудила ее впервые в жизни начать собственное дело — она открыла небольшое ателье на полученные для переселенцев гранты.

Анна снова работает с нитками, будто зашивает ими травмы. Сейчас в ее мастерскую часто приходят военные и их жены. Каждое воскресенье в подвальном помещении, которое она арендует, собираются женщины с похожими жизненными историями и шьют подушки и белье для раненых.

Десять лет в кармане чемодана

Спрашиваю Юрия и Анну, что они потеряли, а что за эти десять лет получили без своего постоянного дома. Они неожиданно и почти в один голос отвечают, что по большому счету ничего кроме жилья и не потеряли, а вот их дети еще долго будут носить с собой травматический опыт. Ибо вместе с домом у них забрали и детство.

«В первый год у нас даже на продукты не было средств, мы едва выживали. Дети похудели, но для того, чтобы бабушка не плакала, видя какие у них впалые щеки, они во время фотографирования надували их», — улыбается Анна.

Их дети, Антон и Егор, приехали без ничего в город, где дети имели все. Они до сих пор неохотно тратят деньги на дополнительную одежду, опасаясь, что потом их может не хватить.

Травма Егора канализировалась в огромную коллекцию мягких игрушек из гуманитарной помощи, которые он собирал, заселяя свой внутренний мир хотя бы так, если другие игрушки родители не могут приобрести.

«Десять лет я провела в каком-то потайном кармане своего чемодана. Только сейчас я это осознала. Все это время мы не имели своего постоянного жилья и жили как на чемоданах», — грустно признается Анна.

Но Юрий и Анна для себя опыт потери дома смогли превратить в новые связи и возможности.

Преодолеть травму

В 2002 году в Лондоне была опубликована книга греческого психолога Реноса Пападопулоса «В чужом доме. Травма вынужденного перемещения. Путь к пониманию и выздоровлению». Сегодня это одно из важнейших исследований социальных и психологических процессов, которые происходят с вынужденными переселенцами во всем мире.

Один из главных месседжей книги — развеивание стереотипа о том, что потеря дома — это всегда негативный процесс, который наносит непоправимую травму. Исследователь доказывает, что смена территории проживания и окружающего социума может открыть для человека новые, неизвестные для него возможности.

Подобный опыт означает частичную потерю ощущения идентичности, но и может стимулировать активные действия по восстановлению и переосмыслению своего Я, поиск новых путей для самореализации. Если только человек не задерживается в состоянии выученной беспомощности и подолгу не остается в роли жертвы, ожидая лишь помощи извне.

За десять лет жизни в Одессе Юрий и Анна обрели новых друзей, стали социально активными. Юрий в Донецке работал строителем, в Одессе освоил новую профессию промышленного альпиниста, параллельно сотрудничая с местной самообороной.

Анна до 2014 года работала бухгалтером и диспетчером ПК, а в Одессе открыла собственный малый бизнес и теперь, как и в детстве, преодолевает трудности работой с нитками.

Но главное, что они получили, несмотря на войну, — социальные нити. Потому что они оказались среди своих.

Юрий вернулся в Одессу на короткий отпуск. Сегодня католическая Пасха, но он так и не выходит в церковь, потому что опасается обстрелов и просто устал, хочет отдохнуть перед возвращением в Донецкую область. А пока они обсуждают текущие дела и рассказывают, что подались на государственную программу по обеспечению жильем для участников боевых действий. Понятно, что такое жилье придется долго ждать, но уже как есть.

Главное, что сейчас они живут хоть и полной радости и боли, но своей, свободной жизнью. И верят в будущее.

Этот текст создан при финансовой поддержке организации Foundation for Polish-German Cooperation в рамках серии материалов под общим названием «Травмы войны».