«Дочка каждый день спрашивает: “Где папа?”». Полгода неизвестности — как ищут родственников, пропавших на войне

Участников групп в социальных сетях о пропавших без вести на войне 2022 — десятки тысяч. Большинство ищет своих родных-военных, которые пропали во время боевых действий.

Но встречаются и сообщения о гражданских, которые не имели никакого отношения к Вооруженным силам. «Пошел и не вернулся», «Ехал домой на автомобиле и пропал», «Потеряли связь еще в марте», «Вывезли неизвестно куда», «Нашли только пустую машину без следов крови» — пишут отчаявшиеся родственники и периодически обновляют свои сообщения.

Пошел за молоком и не вернулся

11 марта у Анны был выходной. Женщина с мамой убирали квартиру на столичной Троещине, куда они с мужем и двухлетней дочерью перебрались в начале полномасштабной войны.

Приблизительно в 11 часов Петр сказал, что идет забрать оставшиеся вещи из их ранее арендованной квартиры и купить дочери молока.

«Я дала мужу деньги на молоко, которое тогда было так тяжело найти, и он ушел. Тогда мы с ним в последний раз виделись и говорили».

Петр долго не возвращался домой и не отвечал на звонки. Мама Анны позвонила своему брату Александру. Он жил в селе Забуянье Макаровского района, откуда родом Петр и где жила его семья.

«Дядя сказал, что Петр заезжал к нему. Но мы не могли в это поверить. Как так получилось, что он вышел в магазин, а оказался в Забуянье? Как он смог попасть в район, где шли боевые действия? Почему не предупредил? Как он туда добрался, у нас ведь нет своей машины?»

13 марта Петр объявился — позвонил своему младшему брату, спрашивал, все ли у него с мамой: накануне из Забуянья они уехали за границу.

«Конечно, брат тоже был удивлен, почему Петр поехал в деревню. Мужчина сказал, что залез на крышу, чтобы поймать сеть. А в Забуянье приехал, чтобы защитить дом. Брат еще спрашивал Петра, сказал ли он мне что-нибудь. Он ответил: “Нет, зачем, не надо, чтобы Аня нервничала?”».

Среди догадок и сплетен

С началом полномасштабной войны Петр сразу пошел в военкомат на Троещине, чтобы присоединиться к территориальной обороне. Но там сказали ждать. Объяснили, что людей пока не набирают – нет снаряжения.

«А чтобы мобилизоваться, мужу нужно было ехать по месту регистрации в военкомат Макарова. Я слышала, как он туда звонил, но связи уже не было из-за боевых действий в районе», — рассказывает Анна.

В то же время о конкретных намерениях и планах Петр ничего жене не говорил.

Лишь в конце марта, когда украинские военные освободили Макаровскую территориальную громаду от российских оккупантов, мама Анны смогла позвонить в Забуянье. За это время исчез еще и родной дядя Анны — Александр, которому они звонили по телефону, когда с Петром пропала связь.

Местные давали разную информацию о судьбах Петра и Александра. Одни говорили, что они куда-то поехали на белом автомобиле с еще одним мужчиной, товарищем Петра — Максимом. Другие — что были найдены повешенными, утопленными, убитыми.

Также от людей Анна слышала, что Петр добрался до села, чтобы отдать какому-то дедушке лекарство.

Женщине пришлось все выслушивать и проверять каждую версию.

«Оказалось, что дядя до 17 марта скрывался от обстрелов в погребе с соседкой. В тот вечер они вместе поужинали, он пошел к себе домой, как будто все успокоилось. А потом неожиданно прибежал назад, принес ключи от своего дома и сказал, что уехал с моим мужем, Горбенко Петром, воевать. С ними в белой машине видели еще двоих мужчин. Я не могу гарантировать, что это достоверная информация, понимаете? Каждый говорит разное, а я так и не могу составить единую картинку. Реальных доказательств нет. Никто не находил их документы, одежду, тела. Все — только догадки», — с отчаянием говорит Анна.

Выслушивая разные версии, женщина все равно до последнего надеялась, что Петр вернется домой. Не мог же он просто так взять и уйти?

«Откуда я могла знать, что он действительно не появится?"»

Об исчезновении мужчины Анна сообщила на все возможные каналы, государственные чат-боты и горячие линии, распространяла сообщения в социальных сетях в сообществах по поиску без вести пропавших.

Ближе к Пасхе женщина написала заявление в полицию Киева.

«Меня спрашивали, почему я так поздно обратилась. Но откуда я могла знать, что он не появится? Что так долго? Это не так долго...»

В полиции Анне дали бумажку об открытии уголовного производства, и она сдала ДНК для идентификации. Пока это все, что у нее есть за последние полгода — никаких четких ответов, только догадки и остатки надежды.

«Если бы была какая-то определенность... А так... Когда находят тела погибших — я каждый раз спрашиваю, нет ли среди них Петра. У него же много опознавательных знаков: татуировки, шрамы, все документы были с ним. Но нет, говорят, нет. Даже через знакомых просила проверить тела в морге. Я ищу мужа повсюду: и среди пленных, пропавших в Бучанском районе».

Недавно женщина начала работать с адвокатом, который направляет ее, как правильно действовать. Вместе они подали ходатайство в прокуратуру.

В Бучанском районном управлении полиции hromadske сообщили, что, по их информации, Петр Горбенко исчез вместе с еще одним мужчиной, Максимом, о котором и упоминает Анна. Вместе они якобы поехали в соседнее село Ферма, в 8,5 километрах от Забуянья, на белой машине Renault. После этого их никто не видел.

Правоохранителям не удалось найти автомобиль, в котором находились мужчины, и не было установлено совпадений ДНК ни с одним из найденных тел. В полиции не исключают, что мужчины могут быть в плену у россиян.

«Во время оккупации задерживали всех подряд: простых прохожих, людей в подвалах. Логики в этом не было»

Сразу после деоккупации в Макаровском районе обнаружили 132 незахороненных тела.

Они лежали у домов, на улице. В основном это были люди, пытавшиеся уехать и спастись. Многие из них имели следы пыток.

Позже правоохранители постоянно сообщали о найденных погибших гражданских. Так, 2 мая в Калиновке Макаровской объединенной территориальной громады обнаружили захоронение двух мужчин со следами пыток.

9 мая вблизи Макарова нашли троих гражданских, убитых выстрелами в голову. 17 мая — еще троих, среди которых волонтер, который был гражданином Чехии. 29 мая в лесной зоне возле Макарова стражи порядка разыскали тело мужчины, которого по предварительной версии россияне забили до смерти. Всего в Киевской области на 1 сентября обнаружили 1356 убитых во время российской оккупации.

Без вести пропавшими считаются 207 человек.

российские военные на временно захваченных территориях Киевской, Черниговской, Сумской областей похищали не только проукраинских активистов, волонтеров, местных чиновников, но и обычных людей.

«В Херсонской и Запорожской областях гражданских задерживают в основном, чтобы сломить сопротивление, склонить к сотрудничеству. А на севере российские войска во время оккупации задерживали всех подряд: простых прохожих, людей в подвалах. Логики в этом не было», — говорит Ольга Решетилова, координатор Медийной инициативы за права человека.

Впрочем, скорее всего, такие действия оккупантов были системными, спланированными и спущенными «сверху» от военно-политического руководства. Различные подразделения военных в разных районах севера Украины действовали одинаково, хотя и не контактировали непосредственно между собой, приходит к выводу Решетилова.

Когда в конце марта российские войска уходили из северных регионов, некоторых людей они уводили с собой. Вывозили на территорию Беларуси в подготовленные временные места содержания, а дальше — в колонии и СИЗО в россии.

Чтобы пополнить обменный фонд

После деоккупации некоторых из пропавших гражданских правозащитники находили на фото в российских телеграм-каналах. Люди были одеты в форму украинских Вооруженных сил или у фотографии была подпись, что их задержали с оружием в руках.

«Мы опросили свидетелей, которые подтверждали, что эти люди не имели никакого отношения к ВСУ. Но россияне писали под фото, что это участники боевых действий, то есть комбатанты. Можем сделать вывод, что эти люди были нужны россиянам для обменного фонда. Сейчас они говорят, что у них около 8 тысяч военнопленных. По нашей информации, эта цифра может соответствовать действительности, если в нее включать задержанных военных и гражданских. Проблема в том, что россияне не различают их, и это усложняет для Украины процесс освобождения», — говорит Ольга Решетилова.

Всего с начала полномасштабной войны из российского плена удалось вернуть около 600 человек, из них только 100 гражданские.

Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубинец отмечает, что по каждому запросу об исчезновении он обращается к российской стороне, однако ответа не получает:

«Я уже трижды обращался по фактам незаконного содержания гражданских лиц к Москальковой. Мы также обращаем внимание международных организаций, что рф нарушает все нормы Женевских конвенций. Оккупационные власти вообще не имеют права удерживать гражданских. А россияне приписывают им или шпионаж в пользу Украины, или поддержку ВСУ и таким образом автоматически записывают в комбатанты. Сознательной реакции со стороны международного сообщества на эти факты мы так же не получаем».

«Мы не знаем ничего о судьбе людей, не прошедших фильтрацию»

По оценкам Медийной инициативы по правам человека, россияне могут удерживать несколько тысяч украинских гражданских в плену. По состоянию на май в организации было установлено более 20 таких мест. Сейчас таких может быть и 40. Более того, по словам Уполномоченного по вопросам пропавших без вести при особых обстоятельствах Олега Котенко, кроме колоний и СИЗО, задержанные украинцы могут находиться в плену и в фильтрационных лагерях. Отследить и подтвердить их местонахождение становится еще сложнее. Их могут перевозить, переводить в СИЗО, проводить следственные действия, возвращать обратно.

«По многим свидетельствам людей, которые не проходят фильтрацию, задерживают до выяснения обстоятельств. Впрочем, мы постоянно видим, как появляется информация со спутниковых снимков, от международных организаций о новых местах захоронения.

Так происходило, например, в Еленовской колонии. Там некоторое время содержали людей, которые не прошли фильтрацию. У них было военное или правоохранительное прошлое. Но об их дальнейшей судьбе мы не знаем», — рассказывает Алена Лунева, адвокационный менеджер Центра прав человека ZMINA.

«россияне перестали называть их по фамилии и присвоили номера »

Чтобы получить хоть какую-то информацию о гражданских, содержащихся в колониях и СИЗО на оккупированных территориях или в россии, правозащитники опрашивают тех, кого оккупанты освобождают из плена. Так они определяют примерное местонахождение людей, поскольку к ним не допускают даже российских адвокатов и волонтеров.

«Опросив Владимира Хрипуна, волонтера Красного Креста, освобожденного из плена, мы выяснили, что журналиста Дмитрия Хилюка удерживают в СИЗО в Брянске. Владимир слышал его фамилию, когда были переклички, он его даже не видел. Но когда мы начали публиковать эту информацию, россияне перестали называть их по фамилии и присвоили им номера», — говорит Ольга Решетилова.

Подтверждать местонахождение пленных должен Международный комитет Красного Креста, однако его представители также не имеют доступа к колониям и СИЗО, где незаконно держат украинцев.

«В Украину они [ООН, Красный Крест] приезжают, выполняют мониторинг. А когда я задаю вопрос, почему они так же не реагируют на территории россии и оккупированных землях, у них единственный ответ: “Нас российская сторона не допускает к проверке фактов”», — говорит Дмитрий Лубинец.

Лишь недавно через посредство Красного Креста родственники начали получать письма от пленных, датируемые апрелем-маем. В некоторых из них люди писали по два слова — жив-здоров. Выяснить, актуальна ли эта информация, действительно ли человек до сих пор находится там, сейчас фактически невозможно.

«В какой-то момент россияне перестали признавать, что удерживают гражданских пленных, и поэтому очень трудно подтвердить место их пребывания. Если повезет и Красный Крест верифицирует место, это еще не значит, что не случится так, что этого человека больше не найдут и потом скажут, мол, нет-нет, он снова пропал без вести. Мы имеем дело со страной-террористом, не соблюдающей никаких требований международного гуманитарного права. И на человечное обращение с гражданскими пленными и военнопленными надеяться бесполезно», — рассказывает Алена Лунева.

«Где папа?»

В апреле в Украине приняли изменения в закон «О правовом статусе лиц, пропавших без вести», предусматривающий специальный механизм розыска, создание Единого реестра лиц, пропавших при особых обстоятельствах, социальные гарантии родственникам пропавших без вести.

За розыск, согласно закону, отвечает Уполномоченный по лицам, пропавшим без вести при особых обстоятельствах. В мае этот пост занял Олег Котенко.

За это время на горячие линии уполномоченного поступило более 30 тысяч звонков, 10 процентов — от гражданских.

«Я не понимаю почему, но гражданские действительно к нам обращаются мало. Больше всего обращений у нас от родственников пропавших военных. Но с ними все более-менее ясно. Мы понимаем, где они могли пропасть и где их искать на оккупированной территории или в россии. Гражданских нам тяжело отслеживать», — говорит Котенко.

Анна уже не помнит, обращалась ли она к Уполномоченному с информацией о своих пропавших родственниках. Все дни для нее слились в один, тот самый, когда из дома ушел муж.

«Люди много разного говорят. Даже чтобы я прекратила поиски. Иногда мне кажется, что я уже смирилась. А дочь каждый день спрашивает: “Где папа?”»

Горячая линия колл-центра Уполномоченного по лицам, пропавшим без вести при особых обстоятельствах: 0 800 339 247. Звонить можно с понедельника по пятницу с 9:00 до 18:00. В субботу и воскресенье колл-центр работает в удаленном режиме.

Информацию также принимают сообщениями на номер 095 896 04 21 в Viber и Telegram. Электронная почта: war2022people@gmail.com.

*В этом материале должна была быть еще одна история о поисках без вести пропавшего Дмитрия. 24 февраля он выехал из Польши в Украину. Несколько дней пытался добраться до дома — до ныне оккупированного села в Херсонской области. 17 августа его племянница Светлана известила нас, что Дмитрия нашли похороненным неподалеку от Чернобаевки. На могиле была табличка «неизвестный». Редакция hromadske выражает искренние соболезнования семье Дмитрия.