Еще один претендент на «Оскар». Норвежская «Надежда» — о том, что касается каждого: жизни болезни и смерти

Гадать, кто станет лауреатом «Оскара» в 2021 году, нет смысла. Но есть основания говорить, что лучшим иноязычным фильмом может стать лента норвежского режиссера Марии Сёдаль «Надежда».

Этот фильм несложен для понимания, ведь он касается того, что случалось и случается со всеми, и чего точно не миновать — жизни, болезни и смерти. Да, жизнь, как метко когда-то определил Кшиштоф Занусси, сама по себя является «смертельной болезнью, передающейся половым путем». Но она столь же неоднородна в своей протекании, сколь и ее завершение может быть разнообразным, вызывая весь спектр эмоций у находящихся рядом людей, меняя их, тем самым добавляя к жизни родственников новое ощущение важности и целесообразности существования.

Мария Сёдаль в самом начале своего фильма словно спрашивает зрителя, что в жизни важнее всего, показывая, как самое главное будет трансформироваться под влиянием тяжелых изменений. Когда главной героини Анье (Андреа Брайн Ховиг) ставят диагноз «опухоль мозга», она начинает воспринимать все совсем иначе. Красноречивая сцена: сначала она просит мужа пообещать найти себе другую женщину после ее смерти, потом выходит из спальни, невольно задерживает взгляд на рождественской елке, закрывает дверь в детскую — и ей все видится четким и медленным. И дело, видимо, не в том, что она теперь хуже видит, а в том, что скоро она всего этого больше не сможет видеть, потому умрет.

Самым важным для нее становится самое банальное — дети, муж и жизнь во всех ее аспектах. Например, еда приобретает физиологически гедонистическое значения — она начинает есть больше и со вкусом, чего раньше не делала. А вот работа, такая серьезная вещь, которая забирала львиную долю жизни, уходит куда-то в небытие, даже несмотря на победы Аньи, театрального режиссера, чья премьера только что с успехом прошла в Европе.

Фильм неотрывно следит за героиней — нет ни сцены без нее. Она или с мужем, или с детьми, подругой, отцом, врачом или в короткие моменты в одиночестве. Это сделано для истинного доказательства ее изменений. Вот она озабоченная, деловая; вот ей говорят об опухоли, и опухоли — неизлечимой; а потом — ее более тесные отношения со всем окружением. Но если ее любовь к детям, усиливающаяся от скорбного осознания, что она их больше не увидит, понятна, то отношения с мужем, возможно, являются неочевидными и центральными в драматургии фильма.

Сначала нам дают понять, что банальность отношений догнала и их — стандартизация и клише существования превратили мужа и жену в семейные функции. Но диагноз все меняет. Именно муж больше шокирован, чем она. Он больше интересуется тем, что делать, что посоветовал бы врач и как бы он поступил на их месте. И здесь, конечно, надо отдать должное прописанной роли и ее исполнителю. Его играет Стеллан Скарсгард, неугасимая звезда вдумчивого кино, чьи брови домиком именно такие, какие должны быть после услышанного смертельного диагноза жены. Он так хорошо передает любовь, чуткость и одновременно растерянность и боль, что, кажется, и слов не надо.

Желание помочь душевному состоянию жены побуждает мужа просить у врача совета о следующих шагах. Но ответ — на все забить, купить вина и хорошей еды и провести последние месяцы в удовольствии — не сильно помогает. Даже наоборот: жена еще больше шокирована и уже злится на мужа за этот неуклюжий совет. И герой Скарсгарда выбирает другой выход — заткнуться и просто быть рядом с женой, перестать бояться ее и только поддерживать.

Вот эта «подушка», которой он становится, — это даже больше, чем актерство, это напоминание о жизни, проникновение в нее. В этом смысле роль Скарсгарда — чуть ли не главная, ведь как короля играет свита, так и в этом фильме муж дает жене надежду на жизнь. И их соединение в любовное целое — после многих лет безразличия, взаимного и неоднократного желания расстаться — как манна небесная, как огонек посреди зимней ночи. В конце она говорит: «Я бы хотела, если бы это было возможно, забрать тебя с собой в могилу», тем самым выходя за рамки привычного восприятия эгоизма и передавая новую силу единения.

«Жизнь — не идеальна», — слышим мы в «Надежде», и фильм эту неидеальность показывает не контрастом белого с черным, счастья с несчастьем, а скорее резким выдергиванием из обыденности, обнажающим подлинность. Таким, словно героине и всему ее окружению вдруг открывают глаза. Собственно, Мария Сёдаль именно это и пыталась продемонстрировать — вот что можно увидеть, если вытереть пыль в помещении, где не убирали много лет.

И какой бы ни была цель режиссера, стоит сказать, что фильм лишен прямолинейности и искусственности, как лишен и наивности. Все происходящее более или менее понятно, но без тыканья лицом в сентиментальность. Ибо смерть — это не пустые слезы, это полное и мотивированное переживание. Именно поэтому финал фильма открытый, без конкретизации, и оставляет место для чуда.

«Я хочу забрать назад свою просьбу, чтобы ты нашел себе женщину», — говорит жена. И муж с улыбкой соглашается.