«Я так хочу увидеть на экране телефона «Олег», мне бы дождаться и обнять сына»

Небольшое село недалеко от Симферополя встречает меня бездорожьем и отсутствием людей. Карта не работает, потому что не работает интернет, и я начинаю искать хоть какие-то признаки жизни, чтобы спросить дорогу. Спустя полчаса меня направляют на нужную улицу, путем логических подсчетов я нахожу дом и несколько минут мнусь перед входом.

Сейчас в этом доме живет мама Олега — Людмила Георгиевна Сенцова. Я звоню в звонок и понимаю, что ее нет дома. На последние копейки пытаюсь дозвониться ей на мобильный телефон. Мобильная сеть в Крыму работает в постоянном режиме роуминга — местные сети здесь еще не запустились на качественном уровне, и наиболее стабильно работает только краснодарский МТС.

«А у меня тоже сын сидит» — говорю им. 20 лет, за терроризм. Они как фамилию узнали — ахнули

«Милая, да я ж в больнице, — бодро говорит мне голос из трубки, когда мне удается дозвониться —я и не думала, что ты приедешь так быстро».Единственная в Бахчисарае больница находится довольно скоро.

«Я иду вся такая красивая, в белой блузке и черной юбке в горох», — объясняет мне в трубку Людмила Георгиевна, и я сразу ее узнаю — улыбчивая и энергичная женщина, черты лица которой я уже видела в другом человеке, пересекает больничный двор и подходит ко мне. После ареста Олега здоровье Людмилы Георгиевны ухудшилось — частое головокружение, скачки давления. Правый глаз уже совсем не видит, а левый видит плохо.

«Сейчас, чтобы начать лечение, надо отстоять очередь за талоном к терапевту, который даст направление на стационар. Вот сегодня (интервью записано в средине сентября — ред.), например, талоны выдают на 28 октября. Никогда не было такого — раньше я приезжала и лечилась, теперь без бумажки — ты никому не нужен, — возмущается женщина, —пока ждала очередь, услышала разговор двух медсестер. Они татарки, обсуждали чьи-то аресты.«А у меня тоже сын сидит» — говорю им. 20 лет, за терроризм. Они как фамилию узнали — ахнули. «Мы вас так поддерживаем», говорят».

Такое в Крыму встретишь нечасто — многие действительно верят в «террористов», «если посадили — значит было за что», или просто отмалчиваются. Людмила Георгиевна старается ни с кем не обсуждать сына — чтобы не расстраиваться.

Людмила Гергіївна, мама Олега Сенцова

В поселке, где живут Сенцовы, — давняя проблема с водой. Водопровода и канализации тут нет, да и не было никогда. Водупериодически«дают» в колонке — спускают из водохранилища, расположенного выше, в Бахчисарайском районе. Пока она проходит через все населенные пункты, до них доходит немного — в среднем, в день едва ли набирается пару ведер — чтобы мыть посуду, стирать, готовить и топить баню. Если воды не хватает или кто-то пропустил ее редкое появление — соседи ходят друг к другу, занимать. Некоторые бурят скважины, но со временем вода там тоже иссякает — у соседей напротив их целых три, а воды нет ни в одной.

Он всегда был сам, все делал сам. Хоть и не любил выделяться, старался быть «как все», но всегда был особняком

Семья у Сенцовых большая, из-за дочери, которой нужны были более мягкие климатические условия, более 40 лет назад Людмила Георгиевна с мужем переехали в Крым с Урала, оставив там сестер, братьев, племянников и других родственников разной степени близости. Олег родился уже в Крыму.

«Он всегда был сам, все делал сам. Хоть и не любил выделяться, старался быть «как все», но всегда был особняком, —как будто строчки из его книги пересказывает мама. –Надежность и честность. Точно. Это про него. Никогда не предаст и никого не подставит. Это у него с самого детства была такая черта. Все, больше что я могу сказать.Заботливый очень. Очень заботливый».

Фото из личного архива Сенцовых

Утро в Крыму начинается рано. К моменту моего подъема на столе уже стоят чебуреки, подогрет чайник, а сама Людмила Георгиевна пропалывает грядки, несмотря на то, что ей нельзя наклоняться — из-за давления она теряет сознание и ориентацию в пространстве:

«Иногда в городе так случается, приступ, и не могу понять где я. Звоню дочке, она спрашивает: «Что видишь?», начинаю объяснять, а она «Ну мам, вот, смотри, дорогу переходишь и на месте». И я понимаю — правда, чего это я, —улыбаясь рассказывает женщина, —а как я без своего огорода, без грядок, без цветов и деревьев? Я же почти всю жизнь здесь прожила, привыкла к этому всему».

Ее муж умер много лет назад, все вопросы всегда решал Олег. Теперь же приходится искать помощи у других:«иногда зять помогает, иногда соседей прошу, ну а что делать? Вот, в прошлом году крышу просмолили, а то текло все — уже лучше стало. Хотя дел здесь много».

К выходным в гости приезжают внуки — дети Олега. Пока мы едем к бабушке, Влад с энтузиазмом пересказывает мне все свои успехи в школе, удачно написанные контрольные и как он дерется с мальчиком, который его недолюбливает —«Завидует пятеркам». У Влада аутизм и он учится в спецшколе, где особенных детей активно социализируют. У него получается замечательно — помимо отличной учебы, он ходит в театральный кружок, и в последней постановке он играл волка. Театр ему очень нравится — все выходные у бабушки он рисует и вырезает героев мультфильмов и выдуманных персонажей, а потом показывает нам сценки с их участием. Позже мне показывают целый шкаф, усыпанный нарисованными персонажами. «В понедельник я тоже у тебя, Люда! Нам сказали занятий не будет!», — с порога заявляет Влад обрадованной бабушке.

Алина же напротив, находится в том чудесном возрасте, когда от взрослых хочется убежать. Она очень похожа на своего отца — и внешне, и характером. Бабушка рассказывает, как он начинает проявляться — маленький бунтарь внутри пробивается наружу. Вкупе с переходным возрастом и семейным стрессом, взросление девочки переживают все и всем приходится искать компромиссы. Алина очень скучает по папе, хотя нельзя сказать что в этом доме хоть кто-то не скучает по Олегу:

— Конечно, было тяжело. Влад не мог понять где его любимый Олег, почему так случилось. Он думал, может, он его обидел, что он сейчас не живет, может он что-то сказал не так. Он очень переживал. Алина — та быстрее поняла в чем дело. Но она сразу сказала: «Папа прав». Сколько бы ей не было лет тогда, она сказала: «Папа прав». И все, и больше ей ничего не докажешь.9 мая он возил детей — они к вечному огню подъезжали, как Влад мне рассказывал. Потом они ездили на ферму — кататься на лошадях, на осликах каких-то в Бахчисарае. Приехали сюда, в деревню, сходили в баню и они с Алиной уехали в Симферополь, а мы с Владом остались здесь. Потом он должен был приехать за Владом в рабочие дни. Все.

— А потом Вы ездили на свидание к нему в Ростов? — спрашиваю я.

— Да. Еще я его видела, мы приехали с детьми во вторник в Симферополь на квартиру, и его туда привели на пять минут, там я еще его увидела, уже в наручниках. Алина сильно плакала — «Бабушка, что такое с папой, что с папой, я не могу понять, бабушка...», она так рыдала... А потом я ездила в Ростов, да. Спасибо Наташе — встретила меня. И там я его тоже увидела.

Мы приехали с детьми во вторник в Симферополь на квартиру, и его туда привели на пять минут,уже в наручниках. Алина сильно плакала — «Бабушка, что такое с папой, что с папой, я не могу понять, бабушка...», она так рыдала...

Олег Сенцов в суде. Фото Антона Наумлюка/RFU

Когда дети уезжают, жизнь Людмилы Георгиевны замедляется. Порой тишину прорывает дребезжащий телефон — звонят подруги, интересуются здоровьем.

«Не хватает его так. Всегда, любой звонок на телефон, — мне хочется увидеть: «Олег Киевстар». Мне лишь бы дождаться, когда Олег выйдет. Обнять сына. Дожить бы, — устало говорит женщина. —Поехать к нему в Якутию — для меня это слишком сложно, я боюсь не выдержу такой дороги. Да и Олег против — далеко, дорого, а после трех дней свидания расставаться... Что мне остается? Ждать, перечитывать редкие письма и верить, что Украина не забудет про Олега. Он очень надеется, что родная страна его не бросит».

Акция в поддержку Олега Сенцова в день его рождения на Майдане Незалежности

Такая смешливая и улыбчивая, при мыслях о сыне, 20 годах заключения, тюрьме, она погружается в вязкую горечь:

— Даже не могу представить что бы я ему сказала при встрече. Это сынок…

— Вы писали куда то какие-то обращения или письма?

— Никогда не писала. Потому что Олег говорит не надо писать это. Побереги себя, опять же он... «Никаких журналистов чтобы у тебя не было, побереги себя». Главное дождаться его. Шумихи он не любит вообще. Вот выйдет, если начнется какая-то там шумиха, он просто может сорваться и куда-нибудь опять уйти в одиночество. Вот у него такая черта характера есть, что он сам, один. Не знаю.

— Вы знали, чем он занимался?

— Никогда не думала даже, что он чем-то занят. Вернее, я догадывалась, что что-то есть, только единственное говорила «Олежа, будь осторожнее, у тебя дети есть, которые никому не нужны будут». Дети, действительно, они по папе просто с ума сходят, поэтому это было страшно. А так — я не знала.

— А к его режисерской деятельности как относились?

— Я не понимала этого, я думала — вот, это надо работать мне с утра и до определенного времени, а то чем он занимается — это я вообще не понимала. Ну, знаете как, его выбор, но я этого вообще не понимала.

— А Вы видели его фильм?

— Нет. Так получилось. Сестра видела — ходила на презентацию этого фильма. А сейчас я не могу его смотреть. Вообще не могу.

Не хватает его так. Всегда, любой звонок на телефон, — мне хочется увидеть«Олег Киевстар». Мне лишь бы дождаться, когда Олег выйдет. Обнять сына. Дожить бы

За несколько дней до отъезда, под домом у Сенцовых мне разбивают машину. Ночью, в глухой деревне, под светом одной только луны. Людмила Георгиевна разбудила меня в 1:50: «Яна, там Шарик что-то лает и сигнализация на машине сработала. Наверное со ставка кто-то шел и пнул твою машину».

Выйдя, я увидела разбитое зеркало, а потом — лобовое стекло и насквозь проколотые шины. Трясясь от холода и страха я забежала домой —не зная что делать, чего ждать и как поступить. Кажущаяся безопасность этого места была нарушена. Двое детей, я и мама Сенцова в деревенском доме, защищенные калиткой,и неизвестные люди с ножом —где-то за ней.

Фото из фейсбука Яны Гончаровой

Людмила Георгиевна пришла через 10 минут —она даже не могла подумать, что такое возможно. Конечно, оставшуюся ночь мы не спали, по очереди пили валерьянку и кофе, ждали полицию и рассвет. Полиция то ли всерьез, то ли издеваясь, пыталась узнать у меня и у Сенцовой «кто вам желает зла»и «есть ли враги». Взяв объяснения и отпечатки пальцев они уехали, сказав, что до вторника никто этим заниматься не будет —«все на выборах». Утром Влад, к счастью не проснувшийся от всей ночной шумихи, смотрел на мою машину и говорил:«Вот машина. Она теперь тут будет стоять, она никуда не может поехать».Он не знал что ее разбили и не видел этого. Бабушка говорит, такое с ним случается.

Фото из фейсбука Яны Гончаровой

Утром мне позвонилИльми Умеров(заместитель главы Меджлисакримскотатарского народа, политзаключенный— ред.)и выслалдесант крымских татар, которые оперативно ставят меня на колеса. Они были очень удивлены, узнав, что мама Олега Сенцова живет здесь же. Пока мы едем в мастерскую менять стекло, я думаю о том, что те, кто стоит за ночным происшествием могли не ограничиться просто машиной. Паранойя захватывает меня полностью и в мастерской я исследую машину на предмет посторонних девайсов или оторванных трубочек и проводов. Не нахожу.

Пока я собираюсь уезжать, Людмила Георгиевна жарит в дорогу пирожки и заставляет поесть. Я смотрю на белый дом, покосившийся абрикос и женщину, в чертах лица которой так угадывается другой человек. И я представляю как на это все смотрел Олег, как он 9 мая 2014 года выходил через эту калитку, прощаясь с собакой, обнимая маму. Знал ли он, что все так обернется? Сделал бы что-то по-другому? Уверена, что нет. У человека с обостренным чувством справедливости такие вопросы даже не возникают. Мы с Людмилой Георгиевной крепко обнимаемся на прощание, она крестит меня и машину и уходит за калитку. Ждать сына.. Олегу остается сидеть еще 18 лет.

Яна Гончарова, координатор проектов«РосУзник»и «Слова свободы»