«Мечтаю о том дне, когда все забудут мой бэкграунд» — журналистка Екатерина Сергацкова

Получить украинское гражданство из рук президента, освещать войну до шестого месяца беременности, основать собственное медиа и углубиться в темную сторону человеческой природы. Журналистка и соучредительница издания «Заборона» Катя Сергацкова — в третьем выпуске проекта «Дорогенька моя». Ниже — главные тезисы разговора. Полное интервью смотрите в видеоверсии.

«Дорогенька моя» — проект главного редактора «Громадського» Ангелины Карякиной о равенстве, ролевых моделях, многообразие, политическом и личном. О том, действительно ли сегодня женщины могут, как уверяют в популярной литературе, «иметь все и сразу» — карьеру, личную жизнь, семью? И надо ли всем женщинам обязательно «иметь все»? 

Название проекта «Дорогенька моя», с укр. «Дорогуша моя», отсылает к снисходительному обращению президента Украины Петра Порошенко к журналистке «Детектор медиа» во время пресс-конференции 28 февраля 2018 года. Это вызвало реакцию в виде флешмоба «Я тобі не дорогенька» ( «Я тебе не дорогуша») и широкую дискуссию о месте женщин в медийной и общественно-политической жизни.

Об украинском гражданстве

Я мечтаю, что наступит тот день, когда абсолютно все люди, которые меня знают — от чиновников и депутатов до коллег — просто забудут, кто я такая, забудут, что я приехала из России 10 лет назад, что жила в Крыму, занималась темой войны. Просто забудут мой бэкграунд, который в какой-то момент выскочил в информационном поле, и будут говорить со мной с точки зрения моих достижений.

То, что я переехала 10 лет назад из России — это вообще не достижение, не геройство, это вообще ничто. Я просто переехала и уже устала об этом говорить. Я живу в Украине очень давно, даже в школе училась в Крыму, когда мне было 13-14 лет. Как правило, никому не интересно то, что у меня такая длинная история с Украиной.

Здесь я нашла себя и очень важных для себя людей, которые сформировали мое новое представление о мире и о себе в этом мире.

Здесь я начала по-настоящему размышлять о таких понятиях, как жизнь, свобода, смерть. Такие важные вещи в России мне не с кем было обсудить, потому что так сложились обстоятельства и тот круг людей, с которыми я общалась. Там был совершенно другой климат и настроения.

Здесь я это все обрела. Это такой поиск дома, и я нашла этот дом здесь, в Крыму. Потом я его потеряла, и теперь я его постоянно ищу. Потеря дома — это очень важная история. Но когда я говорю о том, что мне хочется, чтобы все об этом забыли и воспринимали меня как есть, ведь женщину очень часто воспринимают через призму каких-то обстоятельств и связей, но не через призму профессиональных достижений. Женщине гораздо сложнее доказать, что она добилась каких-то результатов, и эти результаты важны просто потому, что они классные, успешные, что в них есть сила. Женщину привыкли воспринимать в какой-то рамке.

Меня до сих пор обвиняют в том, что я какая-то сепаратистка, предательница, агентка Кремля, враг Украины. Я не могу критически высказываться об Украине, потому что я не местная. Я постоянно чувствую себя чужой, мол, приехала, родила тут ребенка, семью завела. Как это вообще? Пусть валит обратно в свою Россию.

Журналистка Екатерина Сергацкова во время интервью Громадскому, Киев, 14 марта 2019 года. Фото: Громадское

О материнстве

Раньше думала, что воспринимаю первый год жизни моего ребенка как самый сложный в моей собственной. Но сейчас, когда я провела уже более года со своим ребенком, со своей организацией, своим медиа, я понимаю, что гораздо сложнее, когда ты теряешь веру в себя. А тогда с верой было все в порядке. У меня была задача. Я знала, что у меня родится ребенок. Мне нужно организовать свою работу так, чтобы я успевала все: писать, выступать на эфирах, кормить ребенка, ухаживать за ним, высыпаться, насколько это возможно. Мне не казалось, что это какая непосильная ноша.

Ты просто не можешь этого не делать. Есть счастливые родители, у которых есть бабушка с дедушкой, иногда их несколько, сестры, братья, целая семья, которая может в любой момент посидеть с ребенком. У меня такой привилегии не было. Моя мама приехала на мои роды, провела со мной три недели и уехала (назад в оккупированный Крым — ред.).

Я остаюсь наедине с ребенком, с моими друзьями, коллегами. Это моя такого рода семья, когда я могу сказать: Лина, подержи Якова, я через 5 минут вернусь. Это было весело, мой ребенок был не один, я не была одна. Прекрасно, когда есть такая компания, столько коллег и людей вокруг. У многих женщин и этого нет.

Я помню, как я через две недели после кесарева пошла с Яковом на лекцию Петра Павленского. Это было недалеко от моего дома, но я себя переоценила, потом еле вернулась назад.

Есть вещи, которые для меня всегда были важны и представляли ценность. Это знание, общение с людьми. Мне не хотелось упускать эту возможность, сидя с ребенком.

Пока ты не вытолкнешь себя в этот большой мир из своей маленькой комнаты, в которой сидишь с коляской, будет только хуже. Это называется послеродовая депрессия у женщин, когда они очень долго сидят дома с ребенком, не видят мира и занимаются только тем, что нянчят детей, кормят, укладывают спать. Тогда начинаются реальные проблемы. Я избавилась этих проблем, потому что постоянно занималась своим делом, которое люблю. Мне удавалось это совмещать.

Было два мира внутри меня. В одном бушевали эмоции и мысли: Господи, я одна воспитываю ребенка, какой ужас. И другая часть меня чувствовала себя абсолютно естественно с моим материнством и с моей работой, и вообще с этим укладом жизни, который у меня внезапно возник.

Я была готова к трудностям, они появились, и я с легкостью их преодолеваю.

Эти две реальности существовали параллельно, не влияя друг на друга. Я была физически вынослива, готова ко всему. Не нуждалась в дополнительной поддержке — психологической или физической. У меня все было по минутам рассчитано. Меня было сложно выбить из колеи, иначе посыпалось бы все вокруг.

Реальность, где бушевали эмоции, существовала в таком ящичке, который я старалась не открывать.

Яков просто начал расти, превращаться в настоящего человека. До полугода это был маленький овощ, который растет сам по себе. Он очень ко мне привязан, ему хотелось быть больше со мной. К счастью, у нас сейчас есть семья и бабушка с дедушкой, к которым он тоже очень привязался. Иногда говорит: мама, хочу пойти к ним. Я довольна, у меня будет больше времени на себя.

Журналистка Екатерина Сергацкова во время интервью Громадскому, Киев, 14 марта 2019 года. Фото: Громадское

Об опыте освещения войны

В день «референдума» на Донбассе, 11 мая, мне пришлось примерить несколько разных ролей, поскольку было очень опасно. Ты понимаешь, что если тебя уже заметили на каком-то из участков, то нужно поменять себя полностью, чтобы тебя не поймали на другом.

Всегда была вероятность, что тебя могут просто арестовать, отвести в подвал, а там они дальше узнают, что ты работаешь на украинскую прессу.

Чтобы снизить риски, приходилось меняться — надевать каблуки, платья. Мы тогда попали в абсолютно консервативную патриархальную среду этой «Новороссии», в которой это работало. Ты не можешь не прибегать к этому, когда знаешь, что это сработает 100%. У меня была просто опция — надеть платье, выглядеть девочкой.

У меня не было так много событий в жизни, которые бы меня дискриминировали как женщину. Не было такого опыта, как у многих женщин. Я считаю себя счастливицей в этом смысле.

Мне кажется, ощущение травмы возникает, когда ты переживаешь очень сильные эмоции, а потом события заканчиваются, темп жизни меняется, ты возвращаешься к мирной жизни, на мирной территории. В моем случае именно так и получилось. Я вернулась в Киев, закончила ездить на войну на шестом месяце беременности. Именно поэтому я и уехала.

В этот момент ты начинаешь понимать, что тебе чего-то не хватает, тебе будто отрезали руку, а ты ее все равно чувствуешь. Есть необходимость дальше куда-то бежать, кого-то спасать, о ком-то писать, что-то делать, но ты сидишь в Киеве, в квартире, у тебя пузо, ты понимаешь, что тебе через месяц рожать, а дальше совсем непонятно, как изменится жизнь.

Я в принципе не тот человек, который придет в редакцию и скажет: мне плохо, я хочу на ручки, не хочу работать или что-то такое. Для меня работа — это моя жизнь. Очень важно постоянно делать что-то, что приносит пользу, что удовлетворяет меня, видеть результаты, какую-то успешность. В моем случае эта какая-то посттравма выражалась в поиске себя, в переоткрытии себя. Мне нужно было переработать тот опыт, который у меня был, и собрать из него что-то другое, что-то новое. Появились новые темы, которыми я занялась. Если ты помнишь, как раз с тобой у меня появилась тема ИГИЛ.

Журналистка Екатерина Сергацкова (слева) и главный редактор Громадського Ангелина Карякина во время интервью, Киев, 14 марта 2019 года. Фото: Громадское

Об ИГИЛ и терроризме

Мне кажется, что женщина гораздо сильнее чувствует мотивы людей, которые совершают нетипичные для общества вещи. «Исламское государство» было построена на насилии, на радикальных действиях. И, я считаю, огромную роль в этом играли женщины, поскольку они постоянно находились в тени этих солдат и шахидов, но при этом они сохраняли рамку этого «Исламского государства», они его держали на себе.

Здесь есть еще один аспект. Женщинам больше доверяют. Поскольку я провела довольно много интервью с людьми, которые были в ИГИЛ, которые сейчас скрываются, я сомневаюсь, что они смогли бы когда-нибудь рассказать мужчине свою историю.

О чувстве опасности

На войне я чувствовала себя в опасности большую часть своего времени, но там были более-менее понятные правила, и ты по ними играл.

Сегодня я живу в Киеве и до сих пор не знаю, кто убил моего коллегу и нашего с тобой друга Пашу Шеремета. Эти люди, вероятно, ходят на свободе. И это действительно очень серьезно сказывается на самочувствии. Я себя не чувствую в безопасности. Мне кажется, что у мужчин такой проблемы нет. 

Думаю, у женщин из-за какого-то материнского инстинкта чувство опасности развито гораздо сильнее. То есть когда есть ребенок, то ощущение, что что-то может внезапно произойти, усиливается в разы. Очень сложно так жить.

Мне иногда просто хочется взять все свои вещи, ребенка, мужа и просто отсюда уехать. Такое бывает, когда начинают писать угрозы, опять говорить, что я враг Украины, агент Кремля, вот эта вся шарманка — очень хочется уехать. Но есть другая сторона меня — я принципиально не хочу уезжать, я хочу видеть, что страна развивается, что она меняется, что мы наконец узнаем заказчиков и убийц дорогих нам людей. Для этого я здесь тоже нужна.

Журналистка Екатерина Сергацкова во время интервью Громадскому, Киев, 14 марта 2019 года. Фото: Громадское

О «Забороне»

Когда я начинала свой проект, я просто поняла, что готова к нему. Моих сил достаточно не только для того, чтобы самой работать, но и на то, чтобы собрать людей, придумать, найти денег.

Я очень хотела этого. Мне очень интересна темная сторона человеческой натуры, интересно наблюдать, может ли когда-нибудь человек перестать быть таким чудовищем, таким зверем. Другое дело, что жить в этом мире действительно очень неприятно, грустно, бывает даже страшно.

Это такой немножко мир Дэвида Линча или что-то такое, да. Но он притягивает этой своей странной природой, в которой человек борется и с собой, и с окружающими. Это то, о чем у нас в принципе редко говорят, не только в стране, но и в мире.

Журналистка Екатерина Сергацкова во время интервью Громадскому, Киев, 14 марта 2019 года. Фото: Громадское

О феминизме

Для меня феминизм — про то, что мы все равны.

Когда я была подростком, мне очень хотелось быть в некоторых ситуациях мальчиком. Я понимала, что мальчика воспринимают всерьез, а девочку не воспринимают.

Мне очень хотелось быть писателем, и каждый раз, как только я начинала что-то писать, придумывала себе псевдоним. И это обязательно был мужской псевдоним, потому что я понимала, что если принесу свою книгу издателю, ему не будет интересно посмотреть то, что я написала, потому что я девочка.

Как-то один мой друг спросил меня: «Как это ты не феминистка? Это неправда. Посмотри на себя, на то, что ты делаешь».

Вот тогда я что-то поняла. Почему я вообще когда-то сказала, что я не феминистка? Это было ошибкой. Я — феминистка.

Этот материал также доступен на украинском языке. 

Подписывайтесь на наш телеграм-канал.